|
|
ОглавлениеГлава I. Светотени закона: пространство мифа («Пещера»). 1. «Платонова пещера»: свет и тень 3. Рождение Закона из мифа: судьба и «искусство» 5. Театр Закона: греческая трагедия 6. Восток на Западе: Рим и мистерии 7. Восток на Западе: Империя и религиозный синкретизм 8. Господство или «телесность» Закона 9. «Телесность» и формализм права 10. «О противоречиях у стоиков»: «неживое право» и фикция 11. «О противоречиях у стоиков»: «естественное» право и справедливость 12. «Свет» и «тьма» у гностиков: второе рождение нигилизма 13. Антиномии Закона (юридическая мистика апостола Павла) 14. Грех и закон: тайные связи Глава II. «Зеркала и отражения»: мистические аспекты закона («Зеркало»). 1. «Свет» и отражения 2. Символ и аллегория: зеркальный мир Закона 3. Материя и форма: мистика Закона 4. Природа и Закон в зеркале мистики 5. Природа и зло: зеркальное искажение 6. Грех и преступление: два кривых зеркала 7. «Предварительное наказание»: Чистилище между Адом и Раем 8. У первоистоков вечного Закона: благодать и миропорядок 9. Закон и свобода воли: единство и множественность 10. Право «естественное» и право государственное: «зеркало в зеркале» 11. Два отображения «лестницы чинов»: ангелы и монахи 12. Блуждающий Град и его отражения 13. Отражение во времени: две империи 14. Взаимопроникновение «светил»: два града 15. «Свет с Востока»: раскол Небесного града 2. Наследие римской идеи и Макиавелли 3. «Зеркало» как самоощущение закона 4. Угроза «Ничто» и приход барокко 5. За гранью закона: демоны и монстры 6. «Корабль уплывает...»: безумие и исключение как политическая реальность 7. Государственный интерес и чрезвычайное положение: диктатура как искусство управления 8. Суверенитет и аномия, насилие, право и исключение 9. Магический язык права: легализм и статуарность 11. Антиномии «естественного» закона и синдром «естественной» религии 12. Иррациональное в рациональном: приход «современного» права 13. Два разделенных мира: закон внешний и закон внутренний Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу11. Антиномии «естественного» закона и синдром «естественной» религииАлександрийские теологи первыми увидели необходимость движения к порядку не во внешней по отношению к этому движению воле трансцендентного Бога, но в причастности самих объектов природе имманентного Бога. Сформулированное еще в «Тимее» понятие мировой души подготовило почву для гностиков с их фантастическим механизмом эманации, а также для ариан. Западное учение о благодати, идущее от Августина, определенно склонялось к понятию абсолютно трансцендентного бытия Бога. (Кальвинизм как вариант этого учения пришел, однако, к манихейской доктрине материального мира как воплощенного зла, мира, спасаемого «отчасти благодаря произвольному выбору Бога», и для кальвинистов устройство мира оставалось производным от свободного волеизъявления Бога.) В католицизме «расколдовывание» мира и устранение из него магии не было проведено с такой же последовательностью, как в пуританизме: католик мог обрести благодать через посредство и усвоение церковных текстов, священник оставался здесь своеобразным «магом», совершающем чудо пресуществления. Но кальвинистский бог требовал не отдельных благих дел (покаяния после согрешения), но систематического благочестия. Эта непоколебимая вера в мировой порядок, идущая еще от Платона, гностиков и Августина к Кальвину, переходила в первую фазу новой эпохи, начинающейся в XVI в. в виде несомненной идейной предпосылки о непременном существовании определенного порядка в мире. К примеру, понятие морального порядка, проявлявшегося в греческих трагедиях, было изобретено не поэтами и теологами, а проникало в них из самих глубин традиционного сознания. Способ, которым стоицизм позже воздействовал на средневековый образ мышления, уже был связан с достаточно расплывчатым смыслом самого понятия закона, происходившим из римского права: это право устанавливало абстрактные принципы, которым и стремилось соответствовать; западная церковь также служила живым воплощением такого имперского закона. Воздействие права основывалось на понятии законченной и четко разработанной системы, определяющей критерии и пределы законности всей детальной структуры социального организма, — все строилось не в форме совокупности превосходных и остроумных максим, но как определенная процедура, приводящая вещи в необходимое соответствие и удерживающая их в нем. Средневековье приучило европейское мышление к порядку, а кодификация римского права установила идеал законности, который доминировал в европейской мысли еще и в последующие века. В XV в. вместе с философским номинализмом, который стал «могильщиком старой рациональной теологии», определилось более юридизированное отношение к догмату как к формуле правопорядка, и возросло значение и использование церковно-правового аппарата. Уже в начале XVI в. формируется заметно секуляризованный религиозноуниверсальный теизм, подхваченный Лютером и Цвингли: связанное с преимущественно пантеистическим пониманием мироустройства, это учение тем не менее все еще опиралось на обновленный платонизм, стоицизм и христианскую мистику. Но и магические действия темных сил здесь также вполне допускались, а глубокой вере в молитву здесь в качестве темной стороны этого миропонимания соответствовала вера в дьявола и ведьм, в разного рода потусторонние силы. Гетевский гомункул — мудрый, но лишенный телесной оболочки дух, который ищет способа воплотиться. Он — «тот самый сигнальный свет, который подводит Фауста к следующей стадии его духовного пути, но он... — существо, решающее свою судьбу с помощью поступка, который является одновременно и актом самоуничтожения и объединения с природой». То же происходит с метафизическим законом Нового времени. Он сливается с природой («естественное право») и исчезает как божественный императив, растворяясь в ней. Он «впитывается» в свою собственную среду, которую собирался преобразовывать. Обретая материальность, он теряет дух. Магическое откровение — это прежде всего мистический процесс, в котором вечное и неосознанное «слово божества» вселяется в человека, чтобы через него обрести открытый, чувственный «образ звуков и букв». Сам Бог оказывается «вколдованным» в слова и буквы, его можно разгадать и принудить к откровению истины: все истолкование закона наполняется тайным смыслом. Но то, чего реально хотят, уже не есть закон, а исполняющий его индивидуальный поступок — не есть исполнение закона. Единичное волевое усилие — вот то единственное, что по-настоящему действует, а исполнение закона — и есть всегда нечто единичное. Если исполнение — важнейшая часть правового акта, дающая реальный результат, то оно же и связывает норму с «природой». Закон, который реализуется, остается только некоей абстрактной формой, проектом, по большому счету фикцией, которая одновременно и существует, и не существует, подобно всякому фантастическому. Зато юридическая фикция дает возможность конкретному случаю включиться, войти в абстрактную категорию закона. Смысл закона в векторе воли, идущем от единичного поступка к общему, сам закон не есть реально действующая воля, поскольку «желание абстрактного (закон) не есть реальная воля, но только ее вспоможение» (Б. Кроче). В соответствии с принципом, по которому закон может содержать пробелы, а право нет, ситуация крайней необходимости интерпретируется как пробел в публичном праве, который должен быть заполнен исполнительной (учредительной) властью. Чрезвычайное положение выступает здесь как «создание в системе фиктивной лакуны, необходимой для того, чтобы защитить существование нормы и ее применимость в обычной ситуации. Лакуна располагается не внутри закона, но затрагивает... саму возможность его реализации». Создается пространство, где закон как таковой остается в силе, но применение его приостанавливается. Учредительная власть, оставаясь «юридически бесформенной», тем не менее представляет собой «минимум конституции» (К. Шмитт). Внимание! Авторские права на книгу "Теневая сторона закона. Иррациональное в праве" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
