|
|
ОглавлениеГлава I. Светотени закона: пространство мифа («Пещера»). 1. «Платонова пещера»: свет и тень 3. Рождение Закона из мифа: судьба и «искусство» 5. Театр Закона: греческая трагедия 6. Восток на Западе: Рим и мистерии 7. Восток на Западе: Империя и религиозный синкретизм 8. Господство или «телесность» Закона 9. «Телесность» и формализм права 10. «О противоречиях у стоиков»: «неживое право» и фикция 11. «О противоречиях у стоиков»: «естественное» право и справедливость 12. «Свет» и «тьма» у гностиков: второе рождение нигилизма 13. Антиномии Закона (юридическая мистика апостола Павла) 14. Грех и закон: тайные связи Глава II. «Зеркала и отражения»: мистические аспекты закона («Зеркало»). 1. «Свет» и отражения 2. Символ и аллегория: зеркальный мир Закона 3. Материя и форма: мистика Закона 4. Природа и Закон в зеркале мистики 5. Природа и зло: зеркальное искажение 6. Грех и преступление: два кривых зеркала 7. «Предварительное наказание»: Чистилище между Адом и Раем 8. У первоистоков вечного Закона: благодать и миропорядок 9. Закон и свобода воли: единство и множественность 10. Право «естественное» и право государственное: «зеркало в зеркале» 11. Два отображения «лестницы чинов»: ангелы и монахи 12. Блуждающий Град и его отражения 13. Отражение во времени: две империи 14. Взаимопроникновение «светил»: два града 15. «Свет с Востока»: раскол Небесного града 2. Наследие римской идеи и Макиавелли 3. «Зеркало» как самоощущение закона 4. Угроза «Ничто» и приход барокко 5. За гранью закона: демоны и монстры 6. «Корабль уплывает...»: безумие и исключение как политическая реальность 7. Государственный интерес и чрезвычайное положение: диктатура как искусство управления 8. Суверенитет и аномия, насилие, право и исключение 9. Магический язык права: легализм и статуарность 11. Антиномии «естественного» закона и синдром «естественной» религии 12. Иррациональное в рациональном: приход «современного» права 13. Два разделенных мира: закон внешний и закон внутренний Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу12. Блуждающий Град и его отраженияНоминирование статуса в иерархии или акт посвящения определенным образом представлялись как освящение. Символической основой служили Библия и типологическая символика, связывающая Ветхий Завет с Новым. Как заметил Честертон, писавший и о Франциске Ассизском, и о Фоме Аквинском, «если мир становится слишком мирским, Церковь бросает ему вызов. Если слишком мирской становится Церковь, миру этот вызов не по плечу». Светская земная иерархия отдавала явный приоритет иерархии священной. Чисто духовная или мистическая сторона веры благодаря гению Августина заняла в первые века христианства слишком большое место. Этому способствовали и запредельные рассуждения Дионисия, и склонность поздней империи к мистическому Востоку. Но здравый смысл западного христианства был связан преимущественно с идеей воплощения. Фома Аквинский заявил: я верю, что есть промежуточный мир фактов, которые через чувства становятся материалом мысли, и что в этом мире властвует разум, представитель Бога в человеке. Фома защищал многообразие, которое для него было столь же реальным, как и единство. Ставшую ко времени Фомы слишком неземной и не слишком доступной веру, он попытался обратить к земле и здравому смыслу, для чего и ввел в христианскую теологию философию Аристотеля, тем самым укрепляя ее фундамент. От Августина идет распространение на Запад идеи об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и от Сына. Арианская опасность «материалистического» принижения Сына была немыслима в Граде Божием, хотя и способствовала превознесению истинно человеческого — а именно человеческого в форме государства. Но то и другое сосредотачивало мысль на раскрывающемся в мире божестве, на богочеловеке, тем самым как бы затмевая непостижимого Отца. В монархии Карла Великого опасность арианства проявилась со всей очевидностью: отделение сына Давида от сына Божиего создавало разрыв между человечеством и Богом, и тогда Град Божий превращался в Град человеческий, тем самым укрепляя арианско-германскую идею государства, предвосхищая примитивный рационализм богословов-просветителей и Лютера. Filioque, в качестве интерполяции в Кредо, впервые была произведена в Испании как мера, направленная против арианства, и Карл Великий уже опирался на эту формулу, обосновывая ее ссылками на Августина, Рим же воспринял ее только в XI в. Но восточный патриарх Форлий уже в середине IX в. называл Filioque «венцом зла», вставкой, которая разрушает «монархию Отца» и делает относительной реальность личного, т. е. ипостасного бытия в Троице. В этом споре речь шла о том, можно ли ипостасное существование лиц Троицы свести к их внутренним отношениям (с чем мог бы согласиться и послеавгустинский Запад), либо же «исконное христианское опытное переживание должно было состоять в признании того, что личное бытие лиц несводимо к их общей сущности. К этому противоречию в позициях церквей присоединялся спор о приоритете апостольской роли папы и о статусе Чистилища. На Востоке примат папства воспринимался только в качестве сюжета соборного законодательства, а не функции, дарованной Богом. Многочисленные апостольские центры и духовно-авторитетные фигуры, существовавшие на Востоке, не претендовали на властный приоритет и не выявляли каких-либо юрисдикционных претензий. Канон Халкидонского собора гласил: «Град, который почтен присутствием императора и Сената и который наслаждается преимуществами, равными привилегиям ветхого императорского Рима, должен также и в церковных делах быть возвеличен так, как это и есть, и поставлен на степень вслед Риму ветхому». Со времен Константина церковное административное деление практически совпадало со светской структурой Империи. Августиново предположение о существовании «двух градов» закрепляло в сфере политики и права этот долговременный дуализм: разделение началось с доисторических времен и должно будет продолжено до времени Страшного суда. Таким образом была создана новая, первая христианская философия истории. Сразу после падения Адама человечество разделилось на «два города», соответственно разделилась и его лояльность: одна его часть служила Богу и ангелам, другая стала служить падшим ангелам, демонам и Дьяволу. Поэтому Град Божий — это прежде всего мистическое понятие, и конечная цель его вовсе не политическая, но вполне мистическая — максимальное приближение к божеству. Хотя мировая история — это история земного мира, но в значительной мере она зависит и от небесного плана. Следуя Платону и Цицерону, Августин понимал под справедливостью единодушие как предпосылку солидарности и гармонии в обществе. Но люди, живущие в Боге, и люди неблагочестивые живут разумом в этом мире, как два разных народа: «До того, как эта двойственность стала заметна среди людей, она уже была очевидна среди ангелов... Общество Люцифера и общество Бога универсальны. Они существуют бок о бок, и до Судного дня невозможно будет понять, какому из этих двух порядков принадлежит кто-то или что-то. Одно их название — города или грады — уже говорит об их мистическом содержании... Иерусалим — это город мира, а Вавилон — город столпотворения и хаоса». Внимание! Авторские права на книгу "Теневая сторона закона. Иррациональное в праве" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
