|
ОглавлениеГлава I. Светотени закона: пространство мифа («Пещера»). 1. «Платонова пещера»: свет и тень 3. Рождение Закона из мифа: судьба и «искусство» 5. Театр Закона: греческая трагедия 6. Восток на Западе: Рим и мистерии 7. Восток на Западе: Империя и религиозный синкретизм 8. Господство или «телесность» Закона 9. «Телесность» и формализм права 10. «О противоречиях у стоиков»: «неживое право» и фикция 11. «О противоречиях у стоиков»: «естественное» право и справедливость 12. «Свет» и «тьма» у гностиков: второе рождение нигилизма 13. Антиномии Закона (юридическая мистика апостола Павла) 14. Грех и закон: тайные связи Глава II. «Зеркала и отражения»: мистические аспекты закона («Зеркало»). 1. «Свет» и отражения 2. Символ и аллегория: зеркальный мир Закона 3. Материя и форма: мистика Закона 4. Природа и Закон в зеркале мистики 5. Природа и зло: зеркальное искажение 6. Грех и преступление: два кривых зеркала 7. «Предварительное наказание»: Чистилище между Адом и Раем 8. У первоистоков вечного Закона: благодать и миропорядок 9. Закон и свобода воли: единство и множественность 10. Право «естественное» и право государственное: «зеркало в зеркале» 11. Два отображения «лестницы чинов»: ангелы и монахи 12. Блуждающий Град и его отражения 13. Отражение во времени: две империи 14. Взаимопроникновение «светил»: два града 15. «Свет с Востока»: раскол Небесного града 2. Наследие римской идеи и Макиавелли 3. «Зеркало» как самоощущение закона 4. Угроза «Ничто» и приход барокко 5. За гранью закона: демоны и монстры 6. «Корабль уплывает...»: безумие и исключение как политическая реальность 7. Государственный интерес и чрезвычайное положение: диктатура как искусство управления 8. Суверенитет и аномия, насилие, право и исключение 9. Магический язык права: легализм и статуарность 11. Антиномии «естественного» закона и синдром «естественной» религии 12. Иррациональное в рациональном: приход «современного» права 13. Два разделенных мира: закон внешний и закон внутренний Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу7. Государственный интерес и чрезвычайное положение: диктатура как искусство управленияНаши предки, утверждал Анри Бергсон, были гораздо меньше колдунами, чем нецивилизованные люди сегодняшнего дня. Сдерживаемая наукой склонность к магии сохраняется и ждет своего часа. Стоит вниманию к науке на момент отвлечься, как тотчас же в наше цивилизованное общество врывается магия, «подобно тому, как желание, подавляемое накануне, пользуется даже глубоким сном, чтобы удовлетвориться в сновидении». Нет особых оснований выводить религию из магии; они просто современницы. Еще до возникновения анимистской, естественной философии, одушевляющей весь окружающий человека мир, людям было свойственно представление о некоей безличной силе, разлитой в целом, а их вера в духов, индивидуализированных и специфичных, пришла несколько позднее. Вещи и события стали наделяться намерениями и волей. По отношению к человеку эти силы проявляют определенное внимание, доброе или злое; соответственно и он выстраивает свое собственное отношение, обращенное к ним. Рождается убеждение сугубо жизненного порядка, порождающее веру в индивидуализированных духов и в идею безличной сущности. «Намерение, присутствие которого воля ощущает, она использует всеми средствами, либо беря его физически действенную сторону, даже преувеличивая свое представление о его материальности и стремясь тогда овладеть им силой, либо подходя к нему с моральной стороны, толкая его, наоборот, в направлении личности, чтобы привлечь его на свою сторону молитвой». Управлять можно либо посредством устойчивых, но динамичных институтов, либо методом «ручного управления», используя искусство управляющего и применительно к постоянно изменяющейся ситуации. (У Шмитта суверен отождествляется с Богом и занимает в государстве место, аналогичное тому, какое полагается в мире Богу, у Беньямина суверен включен в тварный мир, он — владыка смертных созданий, однако сам остается таким созданием). Подобным образом и правовые представления сосредотачиваются либо на фигуре действующего в правовом пространстве субъекта в виде набора соответствующих прав и обязанностей, формируя сферу субъективного права, либо в умозрительном пространстве объективного права, где закон существует подобно «мане», материализованной форме первоначальной веры. Субъективная воля в состоянии трансформировать только отношения межсубъектного порядка, тогда как объективное право приобретает черты некоей трансцендентности, силы, действующей повсюду и всегда. «Правовая мана» разливается в мире, повсюду оставляя свои знаки — табу, запреты и предписания. Философский пантеизм представляется наиболее близкой формой сознания как объективноправовой интерпретации, так и архаическому антропоморфизму. Психоаналитики замечают: наиболее отдаленно от прямого влияния бессознательного располагается право, предоставляющее наименьшие возможности и место удовлетворению страстей, поскольку в его собственной основе лежит строгая логическая целесообразность. В своей чистой форме право отказывается от влияния на чувства членов общины, поэтому его формула гласит: не «ты должен» этике, а произносит трезвое «если ты сделаешь то-то и то-то, то сообщество причинит тебе определенное зло». Тем самым право приближается, скорее, к табу, чем к этике, с той лишь разницей, что табу грозит неопределенным злом с неопределенной стороны: и здесь видится ближайший переход от табу к закону. «Утрата середины» (Х. Зедельмайер) или духовного центра меняет представление о законе как о форме: он раздваивается на «внешний» и «внутренний». Этот второй все глубже погружается в недра прошлого и в подсознание. Внешний же приобретает окончательно инструментальный характер. Странным образом правовая политика превращается из искусства создавать законы в искусство их приостанавливать и отменять. Мир Нового времени становился миром «чрезвычайного положения». Создавать государство — «произведение искусства» можно было волевым путем, посредством принятия решения, используя искусство управления, «царское искусство» Платона. Правомочие прекратить действие закона оказывается отличительным признаком суверенитета. Суверен стоит вне нормально действующего правопорядка и все же присутствует в нем и принадлежит ему. Правопорядок, подобно любому порядку, покоится на решении, а не на норме: «решение об исключении есть именно решение в высшем смысле» (К. Шмитт). Ренессансный пантеизм как представление ложился в основу современной теории так называемой «распыленной власти», являющей собой систему точечных центров или сеть, и отрицающей наличие единственного и высшего центра системы (Бурдье, Хант и др.). Как представляется, плюрализм сил и позиций зеркально отражал геополитическую ситуацию эпохи. Соответственно внимание к непрерывно рождающемуся множеству законов, источник которых уже не был определен традицией, а только произволом властителей и законодателей, отвлекалось от главного трансцендентного центра: за пантеизмом неотвратимо следовал атеизм. Внимание! Авторские права на книгу "Теневая сторона закона. Иррациональное в праве" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |