|
|
ОглавлениеГлава I. Светотени закона: пространство мифа («Пещера»). 1. «Платонова пещера»: свет и тень 3. Рождение Закона из мифа: судьба и «искусство» 5. Театр Закона: греческая трагедия 6. Восток на Западе: Рим и мистерии 7. Восток на Западе: Империя и религиозный синкретизм 8. Господство или «телесность» Закона 9. «Телесность» и формализм права 10. «О противоречиях у стоиков»: «неживое право» и фикция 11. «О противоречиях у стоиков»: «естественное» право и справедливость 12. «Свет» и «тьма» у гностиков: второе рождение нигилизма 13. Антиномии Закона (юридическая мистика апостола Павла) 14. Грех и закон: тайные связи Глава II. «Зеркала и отражения»: мистические аспекты закона («Зеркало»). 1. «Свет» и отражения 2. Символ и аллегория: зеркальный мир Закона 3. Материя и форма: мистика Закона 4. Природа и Закон в зеркале мистики 5. Природа и зло: зеркальное искажение 6. Грех и преступление: два кривых зеркала 7. «Предварительное наказание»: Чистилище между Адом и Раем 8. У первоистоков вечного Закона: благодать и миропорядок 9. Закон и свобода воли: единство и множественность 10. Право «естественное» и право государственное: «зеркало в зеркале» 11. Два отображения «лестницы чинов»: ангелы и монахи 12. Блуждающий Град и его отражения 13. Отражение во времени: две империи 14. Взаимопроникновение «светил»: два града 15. «Свет с Востока»: раскол Небесного града 2. Наследие римской идеи и Макиавелли 3. «Зеркало» как самоощущение закона 4. Угроза «Ничто» и приход барокко 5. За гранью закона: демоны и монстры 6. «Корабль уплывает...»: безумие и исключение как политическая реальность 7. Государственный интерес и чрезвычайное положение: диктатура как искусство управления 8. Суверенитет и аномия, насилие, право и исключение 9. Магический язык права: легализм и статуарность 11. Антиномии «естественного» закона и синдром «естественной» религии 12. Иррациональное в рациональном: приход «современного» права 13. Два разделенных мира: закон внешний и закон внутренний Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу6. Грех и преступление: два кривых зеркалаИоанн Златоуст говорил: я знаю, что некоторые осуждают Законодателя за то, что в грехопадении виновен Закон. Но Бог дал Закон не из ненависти к человеку и не из желания постыдить нашу природу. Он дал Закон в помощь. Августин же заверял: «Почему же не попустить, чтобы человек подвергся искушению, раз ему это предстояло сделать по своей воле и стать предметом правосудного промышления через наказание». Бог мудро использовал даже злую волю души, в то время как они превратно пользовались добротой природы (О книге Бытия 11.4). Бог снисходительно уменьшил Адаму кару, так, что не столько он сам, сколько дела его проклинаются теперь на земле. Однако Адам не раскаивался и не пожелал признавать своей вины. Дорофей Газский в «Поучениях» поясняет: «Обратите внимание на то, где постановление Закона нас предупреждает, откуда и какое зло вынудило нас осуждать друг друга и следовать в этом друг другу, проявлять собственную волю; вот каковы плоды ненавистной Богу гордости». Порядок и последовательность божественного наказания Змея, Евы и Адама уже указывает на различие в тяжести их грехов. Приговор Змею — это осуждение Сатаны. (Змей в мифологической традиции — метафора чужеродного.) Ефрем Сирин мотивировал избранный порядок следующим образом: по самой справедливости определение Суда надлежало прежде изречь Змею, ибо «где начало преступления, там должно было начинаться и наказание». Кроме того, пока гнев правосудия был обращен только на Змея, Адам и Ева еще имели возможность повиниться, и они этого не сделали. Но приговора не смог избежать никто — ни прародители, ни их потомство: «всякий, кто рожден в эту жизнь, с трудом находит истину по вине своего тленного тела» (Августин). Порядок и тяжесть наказания указывают на степень опасности преступления, а вменение касается, кроме того, еще и третьих лиц — дети отвечают за преступление отцов. Власть, существовавшая в Раю в форме запрета, сменяется карающей и судебной властью. Предвидя, что люди могли склониться в своем своеволии в ту или другую сторону, Бог предусмотрительно решил посредством «Закона и места» оберечь данную им благодать. Для Адама был установлен Закон. Если бы люди нарушили Закон и верность, то поняли бы, что в смерти по «закону естества» их ожидает тление и что предстоит им не жить в Раю, но вне его умирать и пребывать в смерти и тлении: «Закон был дан для упражнения свободы» (Григорий Назианзин). Змей же был до грехопадения радушным и наиболее близким к человеку существом, но некто превратил его во врага (Севириан Габальский). Зло появляется на свет как по воле самого человека, в силу его ошибок и преступлений, так и по воле персонифицированных злых сил. Человек может действовать по их наущению, сам того не сознавая. Каин поступил почти так же, как Змей, послуживший орудием дьявольского замысла: как тот посредством обмана ввел в мир смерть, так и этот коварством совершил убийство. Поэтому оба были прокляты. (Иоанн Златоуст), а местом обитания Каина стала земля Нод, что означает «блуждание» или «беспорядок». Но тот же Каин построил и Град земной, вполне упорядоченное пространство, населяемое «через физическое рождение» (Августин). Грех привнес в мир известный беспорядок — после первородного греха человек сделался «уродливой метаморфозой самого себя» (Дж. Аффинати) — и творящаяся в мире сумятица зеркально отразила происходящее в аду, этом классическом сосредоточении хаоса, хотя к этому моменту и сам естественный мир уже заметно утратил здравый смысл (это «естественное» состояние Гоббс будет описывать как «вечное и непрерывное стремление ко все большей власти»). Все это давало христианству повод поставить понятие греха в самый центр своего богословия, чего, следует заметить, не было в религиозных учениях античности. Платон уверял, что никто не хочет совершать зла, если не желает быть и выглядеть жалким и несчастным: вина здесь совпадала с заблуждением, и Аристотель придерживался довольно размытой концепции долга: грех для него — только ошибка, оплошность, но не попрание божественного порядка. Перенос акцентов на божественный порядок сделали уже стоики, и прежде всего Цицерон, которые, использовав понятие греха, тем не менее не установили для него каких-либо градаций. И только христианство по-настоящему сделало грех выражением категорического противопоставления человеческой воли воле личного Бога, — именно в таком смысле и выступал грех Адама. В текстах ап. Павла дается упорядоченная система и перечень грехов, и эту линию затем последовательно продолжили Ерма в своем «Пастыре», Тертуллиан, Климент Александрийский и Августин: «Грех есть всякое действие, слово или желание, противоречащее вечному закону». Он одновременно и несправедливость, и посягательство на творение Создателя, грех — оскорбление Бога, при этом он противоречит и разуму, и его установлениям. Фома Аквинский дал обстоятельное обоснование наказаний, полагающихся за грехи: все, что восстает против порядка вещей, должно ожидать неминуемого подавления, исходящего от самого порядка и совершаемого тем, кто является его главой. (Ведь грех нарушает сразу три порядка — рассудочный, человеческий и мироздания — отсюда и тройное наказание.) Кара — не исправление совершенного греха (для этого существует покаяние), но его уравновешивание: наказание восстанавливает порядок, поэтому Божественная справедливость и полагает возмездие столь необходимым; Фома здесь вполне вторит Августину, и эта формула будет позже ясно воспроизведена и в «Молоте ведьм». Внимание! Авторские права на книгу "Теневая сторона закона. Иррациональное в праве" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
