|
|
ОглавлениеГлава I. «Тело власти», или corpus. 1. Господство социального 3. Секты и «воображаемые общества»: частный случай солидарности 4. «Право солидарности» (Ф. Теннис) 5. Солидарность: пространство, центр и периферия 2. Политическая целостность и «орденская» форма объединения 3. Суверенитет и политическая власть 4. Юридическое лицо и юридическая солидарность (Л. Дюги) 5. «Основная (базовая) норма» (Г. Кельзен) 6. «Естественное право» и порядок Глава III. Социальные (политические) институты и власть. 1. Две модели организации 2. Институты, процедуры и рационализация 3. Система сдержек и противовесов («правильно устроенная конституция») 4. Персонификация власти: «государственный абсолютизм» 5. Структуры и функции (организация как «вещь») 6. Разделение властей и функций: роль институтов 2. Анонимное (воображаемое) господство 3. «Деривации» и подчинение закону (В. Парето) 4. «Воля народа» как политическая мотивация единства 6. Эмоции солидарности: страх и тревога 2. Право для государства: нормативистская локализация 3. Право без границ: солидаристская локализация 5. «Номос» «больших пространств» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу4. Закон для пространстваКак заметил тот же Рудольф Челлен, государство в большей степени демонстрирует явную солидарность с землей, нежели с народом. Территориальное господство является настоящим «телом» государства и относится к личностной его стороне, другими словами, это и есть по сути само государство. Именно «почва» придает темпераменту государства его определенный окрас, что незамедлительно отражается и в характере его государственного права. На своем историческом пути государство как социальное образование встречает мощных конкурентов, устремления которых угрожают самому его существованию. И это никак не тождественные ему институты, между которыми всегда и повсюду идет непрерывная борьба. Это объединения иного типа и рода, посягающие не на место государства под солнцем и не на его территориальную субстанцию (которая, однако, тоже подвергается серьезной угрозе), они угрожают упразднить сам факт существования такого феномена, каким является государство. Этими противниками являются извне — глобалистские образования мирового масштаба, а изнутри — разного рода социальные образования, не желающие вписываться в узкие территориальные рамки государственности — «монады», не признающие языка ее права и посягающие даже не на территорию, а на само пространство существования государства. Мировым державам, «империям», превратившимся еще в глубинах истории в нечто большее, чем «милитаристские импровизации» (П. Слотердайк), иногда удавалось укрощать и других, еще более страшных, окружающих их мировых чудовищ — зло, смерть, чуждое, безграничное — и передавать эти свои успехи в деле приручения последующим поколениям. И даже если ни одна из этих сил до конца так и не потеряла в мире своей разрушительной жути, все равно в великих мировоззрениях все они были диалектически переквалифицированы во «внутренние стрессоры» и поступали на службу «великому целому». Только это великое целое и могло гарантировать жизнь отдельным социальным группам, поэтому идея их объединения внушала надежду (не всегда безосновательную) на приобретение большей силы и на гарантии более длительного существования. Стремление это оставалось бессознательным, поскольку главное внимание групп и полисов всегда было обращено прежде всего на внешние формы объединения и проистекавшие отсюда формы власти и управления. Глобалистическая центрированность скрывалась за политическим анализом форм господства и управленческой централизации. (Р. Челлен дал обобщенную картину таких тенденций, выявив, что «поднимающаяся линия от абсолютизма через конституционализм к демократии время от времени прерывается и сменяется растущей вверх линией через принципат к новому абсолютизму (цезаризму): «Европа однажды дойдет до предела демократического развития, и тогда ей придется вернуться к другой линии развития. При этом существует реальная опасность, что человечество, дойдя до края бездны анархии, не остановится на этом рубеже, не попытавшись его перешагнуть»). На фоне борьбы отдельных государств и «империй» вырастала проблема господства уже не над людьми и территориями, а над пространством. В этой борьбе материальные границы, как часто выяснялось, оставались далеко позади других, невидимых границ, охватывающих при этом все более и более обширные пространства. Характерно, что неточность вообще остается свойством границ даже для государств более или менее культурных (Р. Челлен). Дело в том, что не все государства органически связаны с той площадью земли, какую они покрывают, и в особенности с ее периферическими частями. Определенным, с политико-географической точки зрения, является только политическое сосредоточие, самое существенное во всем социально-территориальном образовании, и именно из него власть, сдерживающая и организующая государство, направляет свою силу в большей или меньшей степени и в периферические полосы. («У римского государства народы научились, как надо управлять большими странами, чтобы держать под своей властью большие пространства»). Именно «империи» стали олицетворением такой геополитической реальности, как «большие пространства». (Значительно позже Челлен констатировал: в настоящее время существуют также промежуточные образования между «империей», трансформированной в государство, «народностью» и мировым сообществом). В связи с этим менялся характер границы, теперь уже непосредственно связанной с «пространством», а не просто с территорией, и представляющей собой линию, у которой «стирается или же сменяется локальный характер реальностей, объединенных в идентифицируемом пространстве» (Хёдель). Нарушение границы и территориальной целостности теперь уже не связывалось с прямым повреждением государства как личности (Еллинек); солидаристская точка зрения теперь соотносила проблему с другими факторами, не ограничиваясь акцентированием внимания только на территории или населении. Появляется понятие «территории-границы», где территория в целом уже сама выступает как материальная граница эффективных действий носителей власти, но уже не обязательным элементом государственной формации (Л. Дюги). В соответствии с этим и ненаселенные, «пассивные» пространства могут быть включены в государственную территорию только в качестве возможной сферы действия государственного правопорядка (Н. Устрялов). Реальная эффективная власть, порожденная и оперирующая в пространстве, сама формирует собственное пространство: становится очевидным, что государственно-легализованные границы становятся тесными для ее самопроявления, и именно геополитика первой зафиксировала эту ситуацию. Внимание! Авторские права на книгу "Солидарность как воображаемое политико-правовое состояние" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
