|
|
ОглавлениеГлава I. «Тело власти», или corpus. 1. Господство социального 3. Секты и «воображаемые общества»: частный случай солидарности 4. «Право солидарности» (Ф. Теннис) 5. Солидарность: пространство, центр и периферия 2. Политическая целостность и «орденская» форма объединения 3. Суверенитет и политическая власть 4. Юридическое лицо и юридическая солидарность (Л. Дюги) 5. «Основная (базовая) норма» (Г. Кельзен) 6. «Естественное право» и порядок Глава III. Социальные (политические) институты и власть. 1. Две модели организации 2. Институты, процедуры и рационализация 3. Система сдержек и противовесов («правильно устроенная конституция») 4. Персонификация власти: «государственный абсолютизм» 5. Структуры и функции (организация как «вещь») 6. Разделение властей и функций: роль институтов 2. Анонимное (воображаемое) господство 3. «Деривации» и подчинение закону (В. Парето) 4. «Воля народа» как политическая мотивация единства 6. Эмоции солидарности: страх и тревога 2. Право для государства: нормативистская локализация 3. Право без границ: солидаристская локализация 5. «Номос» «больших пространств» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу6. Эмоции солидарности: страх и тревогаМакс Шемр называл «демократией настроения» такое состояние общества, которое выражает не действительно понятые политические интересы составляющих его групп, а лишь демонстрирует внезапные взрывы настроения масс, ставших объектом политических манипуляций. Развивая эту мысль, Карл Мангейм определяет содержание таких переживаний, как «субстанционально иррациональное», не обладающее структурами, имманентно присущими актам рационального мышления, такими, как влечения, импульсы, желания и чувства, выявленные как на уровне бессознательного, так и на уровне сознательно прослеживаемого функционирования. Спонтанные эмоции и неосознанные влечения в этой ситуации начинают существенным образом определять социально-политическую атмосферу общества: запреты и препятствия, которые ставит на их пути рациональная политика, только возбуждают негативные реакции и усиливают стихийный натиск. Современное общество тем самым утрачивает способность анализирования этой стихии, которой еще обладало общество традиционное. Тайна табуирования и образования коллективных символов в примитивном обществе заключалась прежде всего в том, что социальная интеграция препятствовала свободному действию влечений, и общество направляло их на нежелательные для группы объекты и действия. Освободившиеся вследствие распада традиционного общества влечения стремились овладеть уже новыми объектами, обладая тем разрушительным характером, который часто и не совсем точно определяют как признак массовой психологии: «Стремление современных диктатур, установившихся в массовом обществе, состоит в том, чтобы связать посредством организации освободившиеся в период революции влечения и направить их на предписанные объекты желания. Прежнее, медленно создаваемое посредством селекции «органическое» фиксирование влечений заменяет сознательно проводимая организация массовизированных инстинктов». Неоформленная и не включенная в социальную структуру иррациональность тогда начинает самостоятельно проникать в политику: массовизированный аппарат демократии вводит ее в такие области, где всегда было необходимо только рациональное управление, и такая «негативная демократизация» получает результат, явно противоположный тому, который был ее первоначальной целью. Воображаемые результаты, как это часто случается на практике, оказываются недостижимыми, и рациональность, которая питала социальную надежду, оказывается в состоянии лишь интерпретировать, истолковывать реально полученные результаты в пригодном для нее духе. Неудача вызывает в обществе раздражение и уныние, эмоции, которые еще более способствуют активизации иррациональных и стихийных сил. Чтобы выжить, общество должно противопоставить этой наступающей стихии доступную ему организованность, используя для этого теперь уже внешнюю силу принуждения, и, разумеется, главным объектом защиты в этой ситуации остается сама целостность, единство социального организма (заодно предполагается также восстановить и утраченную в кризисе внутреннюю целостность каждого составляющего общество индивидуального существа). Воображаемую солидарность пытаются воссоздать вполне реальными средствами: идеалы «общности» предполагают достичь с помощью технико-организационного инструментария «общества». Ведущую к дезинтеграции агрессию, которая в примитивных обществах контролировалась через систему и институты жертвоприношения, в современном обществе берут под контроль при помощи организованного насилия и психофизического манипулирования массовыми эмоциями. Нарушение социального равновесия непременно рождает реакционные силы, направленные на его восстановление и порождаемые чувством утраты уверенности: нередко такие чувства оформляются в мыслительные категории, которые довольно неопределенно определяют словами «справедливое» и «несправедливое». В. Парето заметил: обычно то, что называют «угрызениями совести», есть не более чем представление о нарушении целостности как самого индивида, так и общества, в котором он пребывает. Тот, кто привык соблюдать определенные нормы, нарушив их, испытывает в силу самого этого факта неприятные ощущения, словно что-то убыло, устранилось в его существовании. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, субъект пытается восстановить утраченную целостность (на эту цель направлены все известные практики устранения последствий от нарушения табу), и именно из этого чувства, которое одному нарушению целостности (преступлению) противопоставляет другое аналогичное нарушение (наказание), исходит огромное количество установлений, фиксирующих форму ответного компенсирующего нарушения. Внимание! Авторские права на книгу "Солидарность как воображаемое политико-правовое состояние" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
