|
|
ОглавлениеГлава I. «Тело власти», или corpus. 1. Господство социального 3. Секты и «воображаемые общества»: частный случай солидарности 4. «Право солидарности» (Ф. Теннис) 5. Солидарность: пространство, центр и периферия 2. Политическая целостность и «орденская» форма объединения 3. Суверенитет и политическая власть 4. Юридическое лицо и юридическая солидарность (Л. Дюги) 5. «Основная (базовая) норма» (Г. Кельзен) 6. «Естественное право» и порядок Глава III. Социальные (политические) институты и власть. 1. Две модели организации 2. Институты, процедуры и рационализация 3. Система сдержек и противовесов («правильно устроенная конституция») 4. Персонификация власти: «государственный абсолютизм» 5. Структуры и функции (организация как «вещь») 6. Разделение властей и функций: роль институтов 2. Анонимное (воображаемое) господство 3. «Деривации» и подчинение закону (В. Парето) 4. «Воля народа» как политическая мотивация единства 6. Эмоции солидарности: страх и тревога 2. Право для государства: нормативистская локализация 3. Право без границ: солидаристская локализация 5. «Номос» «больших пространств» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу6. Разделение властей и функций: роль институтовКак замечал Морис Ориу, на первой стадии становления социальной организации «власти» разделяются с целью перво-наперво обеспечить общее равновесие системы и лишь затем, уже некоторое время спустя, уже сами они распределяются по отдельным дифференцированным функциям. Таким образом, задача установления баланса и равновесия всегда предшествует постановке задачи по разделению. Да и само разделение происходит не потому, что функции «властей» уже имеют некоторую тенденцию к такой дифференциации, а исключительно для того, чтобы уравновесились соответствующие им и конкурирующие между собой силы. Лишь позже уже разделенные равновесиями «власти» обращаются к дифференцированным социальным функциям. Когда-то римляне, учитывая это обстоятельство, заменили одного своего царя сразу двумя консулами и это было сделано исключительно в целях достижения политического равновесия и умерения претензий власти. Такое «дробление» власти настолько их удовлетворило, что и многие последующие избираемые и назначаемые ими должностные лица (преторы, цензоры, эдилы) стали существовать и действовать в «двойном числе»: коллегиальность руководящих и властных органов со свойственной ей альтернативностью и способностью обеспечить дискуссию была призвана прежде всего установить политическое равновесие. Конституционное право в связи с этим должно было учитывать тот факт, что разделение реальной власти осуществляется как по пути разделения «властей», так и по пути разделения функций. Однако отдельные «власти» оказывались не более чем только частями общей властной компетенции, неделимого в принципе суверенитета и выполняли по сути только роль «представителей» этой единой и неделимой власти. Разделенные же функции представлялись отдельными аспектами реализации все той же единой власти, напоминая некоторым образом «автономную» деятельность отдельных органов и членов целостного организма. Леон Дюги, самым категорическим образом возражавший против персонификации государства как особой личности, в своем увлечении идеей целостной и нераздельной «солидарности» полностью отрицал также и теорию разделения властей: действительно, существуют конституционные органы, конституционные функции, но вовсе не существует каких-то отдельных конституционных «властей», подчеркивал он. Фактическое существование правительственной власти отнюдь не связано с наличием права этих «властей» отдавать приказания, так как изъявление воли правящих имеет правовое значение лишь в том случае, если ее содержание совпадает с социальной нормой, т. е. объективным правом. Само же правительство является только внеправовым фактом, поэтому не существует и никакого законного основания самой политической власти: суверенитет, публичная власть — все это силы, которые главенствуют только потому, что они являются самыми мощными силами в государстве, но все это не имеет никакого отношения к праву, поэтому и позитивный закон не имеет императивного значения, если он по своей сути не совпадает с идеальной правовой нормой. Власть по самой своей природе неразделима, ее внутренней целью всегда остается стремление к единству того порядка, который ее олицетворяет, будь это обезличенная «солидарность» и закон или персонифицированный статус (правитель, «народ» и т. п.). Реальная политическая сила предшествует правовому оформлению, политика опережает закон (который стремится ограничить, задержать ее течение, придать ей устойчивые формы, но тем самым угрожает ее вовсе уничтожить); институты становятся материализацией предписаний закона, а заодно и его детализацией, разделением правового целого. Внимание! Авторские права на книгу "Солидарность как воображаемое политико-правовое состояние" (Исаев И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
