|
|
ОглавлениеФеномен «гражданского рабства» Два проекта мирового развития: вождь или вече «Неслыханная к баталии охота» (геополитические фантазииимперских завоевателей) «Татарский абсолютизм» и личность Российское Возрождение: третья волна Небесная Европа: взгляд из России Небесная Европа и русская литература Разговор с «просвещенным сталинистом» Брахман, Атман и великое блаженство Блок, Эйнштейн и новейшая физика Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуНебесная Европа: взгляд из РоссииСлово «Европа» и возникший под его влиянием комплекс О. Шпенглер Санкт-Петербург прекрасен. Возможно, это самый красивый город в мире. Какие развороты, какие панорамы! Какие дворцы, реки и каналы! Дух захватывает, когда из окон Эрмитажа смотришь на арку генерального штаба. Подобной божественной гармонии лично я больше не видел нигде. Купола, шпили, набережные, звучное северное небо, гулкое эхо проспектов… Все это не помешало тому же Шпенглеру назвать российскую столицу на Неве самым абстрактным городом на свете. Впрочем, логику его понять не трудно. Город возник практически внезапно на пустынных берегах Финского залива, на чухонских болотах. Возник как замысел сумасбродного полуазиатского царя, как зыбкая его мечта о потрясшей его Западной Европе, которую он недавно впервые в жизни посетил. Строили эту мечту итальянские архитекторы, кое-где заметно голландское влияние. И само название — «град святого Петра» — было озвучено на голландском. Град Петров не имел и не мог иметь собственной почвенной истории. Молодой царь бежал из азиатской Москвы, которая свою трудную и длинную историю уже имела, но которую он не любил и которой боялся, бежал из Кремля, который для него был рассадником смерти. Он не мог забыть, как десятилетним мальчиком, держась за руку матери, стоял в отсветах пламени на высоком крыльце, а озверевшие стрельцы поднимали на пики его, юного царя, сторонников. Он пережил страх насильственной смерти и простить этого Москве не мог. Практически все города мира выросли естественно, за столетия или даже тысячелетия — из наличных культурных семян, материалов, традиций. Абстрактный город, по мысли Шпенглера, не имел прошлого, значит, у него нет и будущего. Что-то царапающее в этой мысли есть. Петербург Гоголя, Достоевского, Андрея Белого — ведь это что-то зыбкое, полувыдуманное, надреальное, словно цепочка ночных кошмаров. «Тяжело звонкое скаканье по потрясенной мостовой» Медного всадника не добавляет полноценного чувства жизни. Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне. Соплеменник Шпенглера Гитлер спустя пару десятилетий думал почти так же, как и творец «Заката Европы», но одновременно с людоедским практическим прицелом. «Основание Санкт-Петербурга было фатальным фактом в истории Европы», — заявил однажды нацистский фюрер. Он собирался стереть его с лица земли. В 1942 году он мог сделать это легко, но почему-то не осмелился, что-то помешало. И я догадываюсь, что проявилась сила повыше человеческой, повыше демонической. Шпенглер не додумал свою мысль до конца. Город абстрактный, выдуманный, это правда. Построенный на костях тысяч безымянных рабов? Увы, и это правда. Зато как гордо звучат имена великих зодчих! Какие архитектурные аккорды! Словно музыка чертежей и разбег колоннад и портиков сплелись в общий гармоничный поток. Но именно в силу этого трагического противоречия город являет собою смешение первородного греха и волшебного замысла. И вот благодаря последнему, он несет в себе черты храма небесного. Пусть черты эти не всегда заметны, пусть порою они туманные и блеклые, но они никогда не исчезали. И стереть их земными средствами уже невозможно. «Храм, мой храм, молитвы наречется», — написано на одном из фронтонов Исаакия. И эти евангельские слова звучат там отнюдь не фальшиво. «Петербург, у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса», — воскликнул в одну из трагических минут — и жизни города, и своей жизни — Осип Мандельштам. А потом добавил: «В Петербурге мы сойдемся снова. Словно солнце мы похоронили в нем». Какая мощная, какая трагическая метафора! Когда эти стихи дошли до далекой тогда Франции, Мандельштама уже давно не было в живых. Но поэт Георгий Иванов не мог не откликнуться на эти строки пусть и горькой, но надежды: Четверть века прошло за границей, Внимание! Авторские права на книгу "Полет над бездной. Глубина человеческого «Я», русское мессианство и американская демократия. Монография" (Кацура А.В.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
