|
|
ОглавлениеЧасть I. Феноменология культуры. Глава 1. Злободневность культурологии Глава 2. Культурология и философия культуры Глава 4. Происхождение культуры Глава 6. Культура — великая неудача Часть II. Народы и культуры. Глава 7. Ядро европейской культуры Глава 8. Запад, Восток, Африка и другие миры Глава 9. Множество культурных миров Глава 10. Партикуляризм и универсализм Часть III. Социальные проблемы культуры. Глава 11. Культура как регулятор социальных отношений Глава 12. Культурная идентичность Глава 13. Культура и цивилизация Глава 14. Культура в ракурсе символов и знаков Часть IV. Исторические судьбы культуры. Глава 15. Оппозиции культуры Глава 16. Цивилизация и варварство Часть V. Культурно-исторический процесс. Глава 19. Варианты культурного процесса Глава 20. Культурные ориентации Глава 21. Религия как феномен культуры Глава 22. Кризис религии или религиозное возрождение? Глава 23. Наука в системе культуры Глава 24. Нравственное измерение культуры Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 2. КУЛЬТУРОЛОГИЯ И ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ2.1. Соотношение науки и философииКак соотносятся между собой различные научные дисциплины, посвященные теории и практике мировой культуры? Сложившаяся система преподавания этих дисциплин смешала все жанры. Обычно в вузах читается базовый предмет «Культурология», который охватывает и сумму философских представлений о культуре. Однако кроме культурологии существуют еще культурная антропология, социальная антропология, этнология и другие области знаний. Как разграничить их между собой? Можно ли оптимально соотнести различные сведения о культуре, накопленные конкретными науками? И вообще, при чем тут философия? По первому впечатлению соотношение философии культуры и культурологии не составляет особой загадки. Отграничение философского ракурса от конкретного знания — процедура довольно знакомая. Разные объекты познания: природа, человек, культура, общество, история, техника, знание — воскрешают одно и то же противостояние между философией и наукой. Возможен взгляд на природу со стороны натурфилософии и естествознания. Человек оказывается предметом внимания как в философской, так и в теоретической антропологии. Конкретное знание о культуре несет культурология, метафизическое — философия культуры. Об истории рассуждает философ истории, а историк описывает события. Философия техники противостоит техниковедению. Философия политики сходится и расходится с политической социологией, политологией. Философия науки пытается отграничить себя от знаниеведения. Философия религии ищет свою нишу, осмысливая опыт теологии. Философия музыки обозначает демаркации с музыковедением, музыкознанием. Казалось бы, вот и найден простой и весьма очевидный критерий. Культурология имеет дело с конкретным, эмпирическим знанием. Философия культуры стремится к постижению культуры как универсального и всеобъемлющего феномена. Если американский ученый Эрик Эриксон изучает обычаи двух индейских племен (сиу и юрок) и при этом пробивается к весьма содержательным выводам о специфике культуры, он все-таки остается эмпириком, культурологом, психологом, но не философом культуры. Если французский исследователь Жозеф Гобино описывает жизнь различных рас с такой приблизительностью, что его книга «Опыт о неравенстве человеческих рас» способна вызвать сегодня только улыбку, он все-таки считается философом, поскольку демонстрирует некоторую «авантюру ума», рассуждая о генетическом вырождении человечества. Эту парадоксальность можно зафиксировать в любой сфере философского знания. Например, словами «философская антропология» обозначают самые разнообразные и подчас несопоставимые между собой оттенки метафизической мысли. Трудно судить о критериях, которые позволили бы провести необходимые разграничения. Например, ранние сочинения французских материалистов, в которых обсуждается человеческая природа, считаются философско-антропологическими. Однако мало кому придет в голову отнести к разряду метафизической литературы «Афоризмы житейской мудрости» Шопенгауэра, хотя в них разработана типология человеческих потребностей. Почему, скажем, Сократ объявлен родоначальником философии человека, а у Аристотеля, как считает, допустим, М. Бубер, человек утрачивает проблематичность? Все это стимулирует постановку ряда вопросов. Как раскрыть эволюцию философско-антропологических воззрений? Можно ли построить типологию антропологических учений? Как провести систематику философской антропологии? Н. Мальбранш, один из серьезных последователей Р. Декарта во Франции, в предисловии к своему главному труду «О разыскании истины», опубликованному в 1674 г., писал: «Из всех человеческих наук наука о человеке наиболее достойна его внимания. Однако это не самая почитаемся и не самая разработанная из всех наук, коими мы располагаем. Она полностью пренебрегает всеобщим в человеке. Среди тех, кто прилежно занимается наукой, очень мало посвятивших себя ей и еще меньше — в ней преуспевших». Заметим, что в XVII в. философская антропология не утвердилась в собственном статусе. Впрочем, как подмечает М. Бубер, и сам Мальбранш, специально коснувшийся в своей книге антропологических вопросов, например о том, в какой мере деятельность нервов, заведующих легкими, желудком и печенью, влияет на заблуждения разума, никакого учения о сущности человека не создал. Стало быть, не каждая антропологическая тема обретает статус философско-антропологической. Это кажется странным, однако парадокс действительно состоит в том, что можно предложить, допустим, целый каскад философских идей о сердце человека, присущих ему страстях, закономерностях познания, но они окажутся за пределами философской антропологии. Чтобы философская мысль была признана антропологической, нужны какие-то предусловия. Но каковы они? Может быть, предполагается, что идея встраивается в некий целостный антропологический каркас? Или философ предварительно должен заявить о себе как об антропологически ориентированном мыслителе? Может быть, само постижение должно быть эпохальным, раскрывать сущность человека, а не выражать частности человеческого естества? Наконец, не исключено, что прав М. Бубер, который делил эпохи на антропологические и неантропологические. Это как бы автоматически решает вопрос о том, кого относить к философским антропологам. Когда Кант рассуждает о новой области философской рефлексии, суверенном статусе человека, он заслуживает в глазах последователей ранга философского антрополога. Что касается его конкретных наитий о человеке, то его собственные соображения, при всем величии мысли Канта, кажутся частными и как бы оказываются маргиналиями. Кант оставил множество заметок к познанию человека: об эгоизме, искренности и лжи, о фантазии, ясновидении и мечтательности, душевных болезнях и шутках. Однако приходится констатировать, что из всех этих постижений не сложилась человеческая целостность. Выходит, Канта можно считать философским антропологом лишь потому, что он отмечал значение этой темы, а вовсе не по той причине, что он ответил на коренные вопросы человеческого бытия или по крайней мере внес весомый вклад в реальное постижение человека. Некий парадокс действительно усматривается в том, что философскими антропологами называют в основном тех, кто толкует о важности человеческой темы независимо от собственного вклада в разработку самой проблемы. Почему, скажем, никому не придет в голову назвать философским антропологом Фрейда? А вот его ученика и продолжателя традиции Э. Фромма относят к этой категории, поскольку (выскажем такое предположение) у него есть специальные и постоянные пассажи о значении темы человека. Или другой пример. Н.А. Бердяев, безусловно, числится видным представителем персоналистической традиции. Его работа «О рабстве и свободе человека» имеет подзаголовок — «Опыт персоналистической философии». Однако ни в одной энциклопедической статье не отмечается причастность к философской антропологии основателей философии жизни (А. Шопенгауэра, Ф. Ницше). Даже в книге М. Бубера «Проблема человека», основательном исследовании философско-антропологической мысли, говорится об Аристотеле, Гегеле и Марксе, но мельком — о Шопенгауэре. А ведь немецкий философ предельно обострил философско-антропологическую тему и дал ей новое истолкование. То же самое мы наблюдаем в сфере философско-культурологического знания. А.Л. Доброхотов определяет философию культуры как философское исследование принципов и общих закономерностей культуры. Однако можно поставить вопрос: относятся ли к философскому постижению культуры такие сюжеты, как происхождение культуры и предназначение культуры? Можно ли в этой связи отнести к философии культуры нетривиальную концепцию культурогенеза, которая принадлежит З. Фрейду? Почему, к примеру, К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, В.С. Соловьев считаются философами культуры, а Н.А. Бердяев в этом ряду обычно не упоминается? Отчего глубокие рассуждения М. Бубера о назначении культуры или М.М. Бахтина не считают близкими «философии культуры»? Внимание! Авторские права на книгу "Культурология. 5-е издание. Учебник" (Гуревич П.С.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
