Кардинальная задача повышения эффективности не ограничивается сферой материального производства, она распространяется также на политическую, социальную и духовную области общественной жизни. Речь по существу идет о радикальном обновлении всей системы общественных отношений, активизации всех политических, социальных и иных институтов общества, формирования действенного механизма его саморегуляции и саморазвития.

Проблема повышения эффективности имеет существенное значение для юриспруденции и практики реализации правовых норм, в том числе конституционных. Чем эффективнее осуществление постановлений Основного Закона, тем полнее в общественной практике воплощается его творческий потенциал. Однако в науке государственного права уделяется недостаточно внимания праксеологическим свойствам конституционного регулирования общественных отношений, проблеме действия конституции в связи с ее эффективностью, а также полезностью и экономичностью.

В юриспруденции не без оснований утверждается, что эффективность права является наиболее сложной проблемой юридической науки. Она включает весь комплекс вопросов, начиная от правотворчества, функций права и кончая реализацией права.

В самом деле, в общем цикле существования права — от зарождения идеи и определения предмета правового регулирования до принятия акта и его реализации — правоприменение должно занимать ведущее место. В нем выражаются результаты реализации концепций и норм и одновременно обратная связь от общества к «правосоздателям». Проверяются модель, норма и готовятся новые правовые решения. Но в этом цикле много противоречий.

Этим, пожалуй, и объясняется то различие и многообразие подходов к решению данной научной проблемы, которые наблюдаются в юридической науке. Ясно, однако, одно: эффективность тесно связана с реализацией правовых, в том числе конституционных норм, в ходе которой позитивные тенденции, выраженные в нормах конституции, входят в поведение субъектов права, в живую ткань общественных отношений. Только в результате осуществления Конституция, право выступает в качестве активного инструмента воздействия на формирование и развитие общественных отношений, а идеальная модель организации отношений личности и государства, содержащаяся в Конституции, трансформируется в социально-юридическую практику.

Проблема эффективности действия правовых норм в последние полтора десятилетия привлекает незаслуженно мало внимания в юриспруденции, хотя предыдущий период развития отечественной науки был отмечен посвященными ей трудами многих ученых-юристов — специалистов как в области обшей теории права, так и в отраслевых юридических науках — С. С. Алексеева, М. И. Байтина, В. М. Баранова, А. Б. Венгерова, В. В. Глазырина, В. П. Грибанова, Ю. Х. Калмыкова, Д. А. Керимова, В. А. Козлова, В. Н. Кудрявцева, В. В. Лазарева, М. П. Лебедева, В. И. Никитинского, И. С. Самощенко, Д. М. Чечота, Л. С. Явича и др. В конституционной же теории сделаны лишь первые шаги в изучении этого аспекта действия норм Основного Закона. В связи с этим теоретически и практически актуальна наметившаяся тенденция более активного обращения государствоведов к вопросам конституционного регулирования и реализации конституционных норм в сочетании с изучением их эффективности.

И это тем более оправдано, что конституционное законодательство и практика его применения в различных государствах широко пользуется категорией эффективности. В частности, термин «эффективность» не употребляется в Конституции России, что, однако, не означает, что она такого понятия не знает. Широко пользуется этим понятием при аргументации соответствующих правовых позиций Конституционный Суд Российской Федерации, выводя его из различных положений Конституции («эффективная защита законом без всякой дискриминации по какому бы то ни было признаку или обстоятельству», «эффективное восстановление в правах посредством правосудия», «эффективная судебная защита» и т. п.). В п. 3 ст. 24.1 Конституции Греции говорится об «эффективной урбанизации», ст. 9.1 Конституции Испании накладывает на государственные органы и службы обязанность обеспечить условия, «при которых свобода и равенство граждан и групп, в которые они входят, должны быть действительными и эффективными», а согласно ст. 24.1 все граждане имеют право на «эффективную судебную защиту в осуществлении их прав и законных интересов».

Проблема эффективности действия норм о правах человека имеет существенное значение и для практики международных отношений и обеспечения предусмотренных международными договорами прав и свобод во внутригосударственных отношениях. Так, в ст. 22 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах говорится о способствовании «эффективному постепенному проведению в жизнь настоящего Пакта», а в ст. 2 Международного пакта о гражданских и политических правах — об обязанностях государств-участников «обеспечить любому лицу, права и свободы которого, признаваемые в настоящем Пакте, нарушены, эффективное средство правовой защиты...» Аналогичное положение содержится в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.

Наука конституционного права должна определить содержание данной категории, изучить факторы, влияющие на эффективность конституционных норм, пути и способы ее повышения.

Пожалуй, наибольшее распространение в юридической литературе получили взгляды, согласно которым эффективность действия правовых норм следует увязывать с теми целями, которые эти нормы преследуют, а также полученными в ходе правового регулирования результатами. Собственно, само слово «эффект» происходит от латинского «effecctus» — исполнение, действие и означает результат, следствие каких-либо причин, действий. Этот результат может быть положительным и отрицательным, что, однако, не дает оснований для вывода о возможности «отрицательной» или «нулевой» эффективности, ибо в противном случае происходит смешение различных понятий «эффективность» и «эффект».

Конечно, эти термины очень близки по идеографическому значению, но в юриспруденции в них вкладывается различный смысл. Если эффект может быть положительным, отрицательным или нулевым, то эффективность действия правовых, в том числе конституционных, норм всегда означает позитивный результат, преобладание положительных, желаемых и желательных с точки зрения общества и его членов последствий над нежелательными последствиями осуществления нормативных предписаний.

Иное мнение высказывает И. А. Иконицкая. Правда, она тут же оговаривается, что «отрицательная эффективность правовой нормы, обусловленная отрицательной социальной целью, является аномалией...» Однако и это утверждение нуждается в существенном уточнении. Разумеется, те или иные субъекты права — конституционного, административного, земельного и т. д. могут преследовать в правореализационном процессе как положительные, так и отрицательные цели, но само право, Конституция закрепляют, как правило, только положительные цели, и их позитивное воздействие на общественные отношения зависит от правильного выбора форм, средств и способов реализации.

Словом, эффективность права — это его результативность, степень достижения посредством правового регулирования тех социальных целей, которые сформулированы правовой нормой.

Трансформируя подобное понимание эффективности применительно к нормам конституции, В. В. Эглитис утверждает, что «эффективность конституционных норм — это степень изменения или возможность изменения фактических общественных отношений в процессе реализации конституции». Однако это определение представляется уязвимым, хотя сам поиск формулы эффективности конституционных норм актуален как с точки зрения теории конституционализма, так и практики реализации конституционных норм.

Автор цитируемой дефиниции не учитывает того, что нормы конституции отнюдь не предполагают с необходимостью изменения фактических общественных отношений или даже возможность такого изменения. Напротив, облекая их в правовую форму, конституция прежде всего преследует стабилизацию этих отношений и их развитие в рамках соответствующей конституционной модели.

Кроме того, следует учитывать и то, что некоторые конституционные нормы, будучи действующими, не реализуются. И если в одних случаях подобная ситуация является результатом несоответствия между конституцией и общественной практикой или следствием отсутствия должного механизма реализации конституционных норм или проявления недобросовестности должностных лиц и т. п., то в отдельных случаях именно нереализация конституционной нормы является показателем высокой эффективности постановлений основного закона.

Иначе говоря, и в этой гносеологической и практической ситуации более плодотворным представляется определение эффективности конституционных норм соотношением между заключенными в них целями и полученными результатами с учетом понесенных при этом затрат и оптимальности самого процесса реализации конституционных целей. Эффективность действия конституционных норм следует отыскивать в результатах этого действия, а не в способности воздействовать на общественные отношения.

Таким образом, эффективность конституционных норм — это не способность оказывать воздействие на общественные отношения, а результаты такого воздействия. Такое понимание может служить исходной базой в процессе изучения эффективности норм основного закона. Это тем более оправданно, что эффективность конституционного регулирования, эффективность действия конституционных норм не может и не должна рассматриваться изолированно от эффективности правового регулирования нормами различных отраслей права. Эффективность конституционного регулирования есть часть эффективности правового регулирования общественных отношений вообще.

Конечно, в данном случае не приходится говорить о тождестве, наоборот, особенности различных отраслей и даже особенности отдельных институтов и норм в рамках одной и той же отрасли предопределяют особенности их эффективности, средств ее обеспечения и оценки. Но принимая во внимание положение конституции в системе законодательства, а конституционного права в системе права, справедливо утверждать, что эффективность конституционного регулирования есть часть и начальный момент эффективности действия всех правовых норм, основа и гарантия правового регулирования нормами различных отраслей права.

Сказанное, однако, не означает, что «само существование конституционных норм с четким формулированием прав и обязанностей государственных органов, должностных лиц и граждан является эффективным регулятором соответствующих общественных отношений, если даже на основе этих норм не возникают конкретные правоотношения», как это утверждали более двух десятилетий назад В. П. Портнов и М. М. Славин. Следует предостеречь как от достаточно распространенного в прошлом в государственно-правовой литературе смешения сущего и должного, желаемого и действительного, так и от абсолютизации разрыва между ними. Исторический опыт нашей страны убедительно свидетельствует, что изложенная посылка может быть верна лишь в условиях законности и уважения к правам человека, реальности конституции и соответствия ей общественной практики, совпадения юридической и фактической конституции. Речь, стало быть, идет о восстановлении дееспособности государства и возвращении публичной власти социально полезной функции.

В связи с заявленной темой следует оговориться, что проблема эффективности действия конституционных норм о правах, свободах и обязанностях начала ставиться сравнительно недавно, ибо тезис о субъективном характере основных прав и обязанностей утвердился в нашей юриспруденции далеко не сразу. Их эффективность при этом связывается с осуществлением заключенных в соответствующих конституционных нормах целей. Собственно, сама реализация конституционных прав, свобод и обязанностей есть процесс осуществления предусмотренных в них целей, процесс достижения желаемых (субъектом, носителем этих прав и обязанностей) и желательных (с точки зрения нормодателя) результатов. Таким образом, сама логика исследования обусловливает обращение к проблеме конституционных целей.

Цель, поясняют словами, — это то, к чему стремятся, что надо осуществить. Проблема цели представляет интерес для многих прикладных и общетеоретических наук, в том числе кибернетики, физиологии активности, теории систем. Она разрабатывается в философской литературе, а сама цель рассматривается философами как один из элементов поведения и сознательной деятельности человека, который характеризует предвосхищение в мышлении результата деятельности и пути его реализации с помощью определенных средств.

К проблеме цели в связи с эффективностью права обращается юридическая наука в лице прежде всего специалистов по общей теории права, а также некоторых отраслевых наук. Она имеет существенное значение и для науки конституционного права, ибо понятие цели пришло в категориальный аппарат данной отрасли нашей юриспруденции. Даже сам термин «цель» в различных сочетаниях дважды употребляется при изложении конституционных предписаний, в том числе в ст. 13 (ч. 5) и 55 (ч. 3) Конституции Российской Федерации.

Уместно отметить, что категория цели широко представлена в конституционных актах и других государств. В частности, именно с указания на цели, во имя которых она была «учреждена и введена», начинается Конституция США. О конституционных целях упоминается в ст. 61 Конституции Франции 1958 г. В параграфе 12 гл. 2 Конституции Швеции 1974 г. предусматривается возможность ограничения «законом или иным предписанием в соответствии с уполномочием закона» ряда основных прав и свобод граждан. Одновременно устанавливается, что эти ограничения «могут применяться лишь в тех целях, которые приемлемы для демократического общества».

Таким образом, понятие цели давно известно как практике, так и теории конституционного регулирования различных стран. И именно на науке конституционного права лежит обязанность, опираясь на достижения прежде всего общей теории права, определить содержание данной конституционной категории, дать типологию конституционных целей, установить соотношение в них собственно юридического и социального, а также выработать средства реализации этих целей, ибо без средств цели нереальны, неосуществимы.

Итак, что же представляет собой цель в правовой сфере? По мнению А. В. Малько и К. В. Шундикова, правовая цель «есть идеально предполагаемая и гарантированная государством модель какого-либо социального явления, состояния или процесса, к достижению которой при помощи юридических средств стремятся субъекты правотворческой и правореализационной деятельности». Представляется, что подобное понимание можно экстраполировать на конституционное регулирование, включая права и обязанности человека и гражданина, на что обращалось внимание в литературе.

Купить

Внимание! Авторские права на книгу "Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации. 2-е издание" (Эбзеев Б.С.) охраняются законодательством!

Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации. 2-е издание

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

ГЛАВА 8.
ЭФФЕКТИВНОСТЬ КОНСТИТУЦИОННОГО
РЕГУЛИРОВАНИЯ ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА
И ГРАЖДАНИНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ
И ПУТИ ПОВЫШЕНИЯ

§ 1. Теоретические основы исследования
эффективности конституционного регулирования
прав и свобод человека и гражданина

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях