История культуры повседневности. Учебное пособие

Под ред. Большакова В.П., Иконниковой С.Н.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Наука Издательство: Проспект Дата размещения: 13.09.2015 ISBN: 9785392195145 Язык: Объем текста: 648 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава 1. Повседневность как объект и предмет изучения

Глава 2. Ценности и ценностные ориентации повседневности

Глава 3. Изучение культуры повседневности в историческом краеведении и микроистории

Глава 4. Особенности повседневности первобытных культур

Глава 5. Специфика повседневной жизни скотоводов

Глава 6. Культура повседневности древних земледельческих цивилизаций

Глава 7. Особенности культуры повседневности традиционной Японии

Глава 8. Своеобразие повседневности населения доколумбовой Америки и индейцев Северной Америки

Глава 9. Культура повседневности античного мира

Глава 10. Культура повседневности Византии

Глава 11. Культура повседневности европейских Средневековья, Возрождения и Реформации

Глава 12. Развитие культуры повседневности в Европе Нового времени (XVII–XVIII вв.)

Глава 13. Повседневность населения Центральной и Южной Америки в Новое время

Глава 14. Специфика повседневности жителей мусульманского Востока, Средней Азии и Кавказа

Глава 15. Своеобразие культуры повседневности в дореволюционной России

Глава 16. Развитие культуры повседневности в XIX в.: Европа и остальной мир

Глава 17. Своеобразие развития культуры повседневности в XX в.

Глава 18. Некоторые особенности культуры повседневности в США

Глава 19. Культура повседневности в советской и постсоветской России

Заключение

Словарь. Некоторые понятия и термины

Примерные вопросы для контроля знаний

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 16.
Развитие культуры повседневности в XIX в.: Европа и остальной мир

Цивилизационные сдвиги, определившие своеобразие повседневной жизни европейцев XIX столетия. А. Блок в поэме «Возмездие» назвал XIX в. «железным». И это не пустая метафора. Железо — символ прочности, устойчивости, блеска и одновременно тяжести, жесткости и возникающей то тут, то там разъедающей ржавчины. Перед XIX в. произошел мощный промышленный переворот на основе железной паровой машины. Именно она в XIX в. стала главным универсальным двигателем в производстве, на транспорте. Именно она стала первой машиной, позволившей создать системы машин и механизмов, которые вошли во все области хозяйства, изменяя характер труда и быта людей, их отношения между собой.

Промышленная революция с утверждением фабрично-заводского производства распространялась в XIX в. по всей Европе, и из Европы начала транслироваться в Америку, азиатские и африканские колонии европейцев. Железный транспорт с паровыми двигателями: паровозы, пароходы обеспечивал динамичность прогресса, надежность, прочность связей между его центрами и расширяющейся периферией. «Железность» пронизала и общественную жизнь. Сформировались большие национальные и сверхнациональные государства с жесткими системами управления (с чиновничеством, законами, полицией), сильной центральной властью, большими армиями, требовавшими железной воинской дисциплины; с оружием, изрыгающим смертоносный металл на все большие расстояния, со все большей точностью и скорострельностью.

«Железность» обнаружилась в отношениях между странами и внутри стран, между государствами и людьми. Немецкого канцлера Бисмарка называли железным. Обычный человек в государстве все более ощущал себя винтиком большого сложного механизма. Казалось бы, общества XVIII и XIX вв. как раз и начали радеть об идеальном человеке, о его свободе, правах каждого гражданина государства. В XIX в. проявилась озабоченность охраной собственности, достижением равенства граждан перед законом, независимо от принадлежности к тому или иному сословию. Ведь именно этот век породил развитые идеи либерализма и социализма; в этом веке сложилась система взглядов, при которой наивысшими ценностями человека объявляются «его личная свобода во всех сферах деятельности и права частной собственности». Общий же прогресс и должен достигаться в результате свободной деятельности каждого звена общества. Либерализм включает идеи правового государства, конституционализма, разделения властей, представительства, самоуправления, общественной активности. Социализм, и в его первоначальном «утопическом» варианте, развитом А. Сен-Симоном, Ш. Фурье, Р. Оуэном, и в последующих модификациях, вплоть до научного коммунизма, шел дальше в требовании обеспечения полной социальной cправедливости, условий достойной жизни для всех людей, достижения социального равенства.

XIX в. высоко ценил свободу, активность, инициативность, деловитость. И человеческая мысль получала все больший простор для свободного движения. Но при этом не менее ценились и рамки предшествующего порядка. Расцвет индивидуализма, жажды самоутверждения, самопроявлений личности, даже наживы имел четкий предел — интерес целого: государства, промышленной или научной корпорации, того или иного общественного слоя.

«Железность» века проявилась и в отношениях между людьми, ибо на смену страстям XVI и XVII вв., сентиментам XVIII в. пришел меркантилизм частной жизни. Богатство, деньги уже совершенно откровенно становятся выше чувств, всяких духовных ценностей, включая нравственные. Как говорил Талейран: «Деньги, деньги — все остальное приложится». Во всем стал доминировать трезвый расчет. Жестокая железная хватка стала цениться как условие устойчивости жизни, торжества в ней разума. Конечно, XIX в. порождает и невероятных, неразумных скряг типа Гобсека и Плюшкина, а также — юнцов, проматывающих целые состояния. Но и то и другое было выражением крайностей.

XIX в. выступает «апологией среднего сословия» (М. Оссовская). А средний слой буржуа тяготеет к консервативной разумности, рациональности, бережливости (но не до нелепой скупости), трезвости, устойчивости достатка, сытости. Машины помогают обеспечить все это. Они воздействуют на человека и в отношении ценностей. В 1922 г. М. Волошин писал:

Машина научила человека

Пристойно мыслить, здраво рассуждать.

Она ему наглядно доказала,

Что духа нет, а есть лишь вещество,

Что человек такая же машина,

Что звездный космос только механизм

Для производства времени, что мысль

Простой продукт пищеваренья мозга,

Что бытие определяет дух,

Что гений — вырожденье, что культура

Увеличение числа потребностей,

Что идеал — благополучие и сытость,

Что есть единый мировой желудок

И нет иных богов, кроме него.

К железной устойчивости в XIX в. поначалу устремлено практически все: и техника и наука. Создаются все более сложные механизмы, технические системы и сооружения. В науке на опытных данных производится создание и обоснование систем объяснений жизни: экономической (от А. Смита до К. Маркса), биологической (О. Конт, Ч. Дарвин). Технические и научные системы стремятся к завершенности и эффективной практичности.

К полноте знания, к его определенности, достаточной обоснованности и практичности стремилась в своих размышлениях о мире и философия этого времени. Вершиной немецкой классической философии стала всеобъемлющая философская система Гегеля, предельно полно охватывающая умозрением весь мир во всей его противоречивости (правда, вполне рациональной и рационально осмысленной). Наряду с гегелевской, были еще попытки достичь полноты философского осмысления мира и у Шеллинга, и в философии позитивизма О. Конта, Г. Спенсера, Дж. Ст. Милля, стремившихся к строго научному и практическому познанию бытия; наконец, в марксистском истолковании мира и закономерностей его развития, претендовавшем не столько на научность описания и объяснения, сколько на преобразование жизни с помощью научного, философски-экономического ее изучения. Все эти системы, так или иначе, утверждали ценность свободы человека, но свободы разумной (осознанной необходимости), свободы, сочетающейся с «порядком ради прогресса» (О. Конт). Марксистская революция тоже предполагала достижение свободы (даже «по ту сторону необходимости») через разрушение старых порядков, но не порядка и устойчивости вообще.

Цивилизация в Европе XIX в., развиваясь, начала глобально изменять не только мировоззрение, но и быт масс людей. Писатель Стефан Цвейг, характеризуя XIX столетие в целом как «мир надежности», отмечал, что к концу этого века проявилось существенное повышение комфортности жизни, особенно в городах. Внедрение, хотя и не повсеместное, водопровода и канализации, успехи медицины, санитарии и гигиены были впечатляющими. Жизнь в Европе стала относительно благополучной для довольно широких слоев населения. Бедность не менее широких слоев была не преодолена, но казалась преодолимой в ближайшем будущем, ибо жизнь на глазах совершенствовалась качественно по ряду параетров.

Транспорт и связь расширили пространство культурных коммуникаций. Вещи: и мебель, и одежда, и посуда, и начавшая свое развитие бытовая техника — все это в массовом производстве было пока не очень изящным, но добротным и доступным по ценам для многих. Достаточно вспомнить бытовую швейную машину фирмы «Зингер», сохранившиеся экземпляры которой могут работать до сих пор. Расширилось поле грамотности и даже образованности (или хотя бы информированности) людей через школьное и специальное обучение, университетское образование, а также через газеты и журналы. Тиражи газет, журналов, книг стали рассчитываться на все более широкую публику. Нововведения и в технике и в быту входили в употребление, хотя и не без трудностей, но вызывая уже скорее энтузиазм, чем противодействие и пока не тревожа. Бытовая жизнь средних слоев была вполне устойчивой и относительно безопасной. Порядок в европейских странах был в общем вроде бы наведен. Границы между странами преодолевались довольно легко. Признанные духовные ценности (например, музыка в Вене, опера в Италии) ценились и почитались.

Немудрено, что у некоторых мыслителей XIX в. голова кружилась от достижений и перспектив прогресса. Научная фантастика недаром родилась в этом столетии. Прогресс, по выражению Цвейга, стал, чуть ли не религией в европейском обществе. Как когда-то эллины (а потом римляне), европейцы, при всех национальных отличиях друг от друга, стали считать себя представителями более высокой ступени развития цивилизации и культуры, чем «туземцы», дикари и «отсталые» народы Азии и Африки (японцы, китайцы, индусы, арабы и т. д.). Происходило осознание принадлежности к западноевропейской цивилизации, позже — просто западной, ведь в нее включались и США.

Одной из исторических миссий европейцев стала задача нести не просто христианство, а именно цивилизацию и культуру западного христианского мира за его пределы. Таким образом, отчасти оправдывалась политика колониализма. Конечно, здесь было и явное лицемерие, когда прагматические корыстные намерения пытались прикрыть флером заботы о цивилизованном и культурном уровне народов, культурные корни которых были нередко гораздо глубже, чем у европейцев, а прогресс цивилизации шел принципиально по-другому. Но кроме лицемерия срабатывала и иллюзия высоты собственного развития, проявлявшаяся то смешно, то трагически, то благородно, если не приводила к социальному и культурному насилию. Цвейг писал: «Девятнадцатое столетие в своем либеральном идеализме было искренне убеждено, что находится на прямом и верном пути к “лучшему из миров”». В этот «лучший мир» и должны были привести всех остальных цивилизованные культурные европейцы.

Наука Под ред. Большакова В.П., Иконниковой С.Н. История культуры повседневности. Учебное пособие

Наука Под ред. Большакова В.П., Иконниковой С.Н. История культуры повседневности. Учебное пособие

В данном учебном пособии изложены современные представления о культуре повседневности в ее историческом развитии: от первобытности до ХХ века включительно. Достаточно подробно описаны особенности повседневной жизни человеческих сообществ (обыденных верований, пространств повседневности, жилищ, гигиены, семейной жизни, быта и досуга, питания, одежды и т.д.) в разных частях света, регионах, странах, социальных слоях, в разные исторические периоды.<br /> Учебное пособие полностью соответствует Государственному образовательному стандарту и предназначено для студентов, обучающихся по дисциплинам «История культуры повседневности», «История повседневности», «Культура повседневности Европы», «Культура повседневности России», «Культура повседневности Востока» и целому ряду других по направлению «Культурология» (квалификации «бакалавр», «магистр»), и для преподавателей культурологических дисциплин. Написанное ярко и доходчиво, оно будет интересно также историкам, искусствоведам и всем тем, кого привлекают проблемы исторического развития культуры.

Внимание! Авторские права на книгу "История культуры повседневности. Учебное пособие" (Под ред. Большакова В.П., Иконниковой С.Н.) охраняются законодательством!