|
|
ОглавлениеВведение. Интеллектуальный армрестлинг:«видимая рука» права и «невидимая рука» рыночной экономики 1. Основания и пределы взаимодействия права и экономики 2. Человеческий потенциал или «человеческий капитал»: спор не только о терминах 3. О вкусах спорят: право и экономика в зеркале институтов, математики и прогнозирования 4. «Экономический анализ права» и юриспруденция: различия и общие подходы 5. Методологические заметки об «экономическом анализе права» 6. «Экономический империализм» без границ, дна и берегов 8. «Экономический анализ права»: исторический экскурс от А. Смита и далее 9. Сторонники и оппоненты «экономического анализа права»: краткий обзор 10. Экономисты пишут всемирную историю: много институтов и немного права 11. Прикладной аспект «экономического анализа права» история и современность 12. «Теорема Коуза»: множественность вариаций 13. «Экономика преступлений и наказаний»: Г. Беккер против Ф. М. Достоевского 14. Вместо заключения: в «две руки» или «с двух рук» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу5. Методологические заметки об «экономическом анализе права»Как уже указывалось выше, «экономический анализ права» имеет три основы (источника): 1) философская (прагматизм и постмодернизм), 2) идеологическая («экономический империализм» и экономика «холодной войны»), 3) теоретическая основа (рационализм и индивидуализм, приоритет экономической эффективности и «подражания» рынку). Философская основа 1. Прагматизм не зря называют «типично американской философией», американской версией позитивизма или американским утилитаризмом. Сам по себе он оказал существенное влияние на американское правоведение, в частности, на правовой реализм и социологический позитивизм. В нашу задачу, естественно, не входит даже беглое рассмотрение этой проблемы, но ряд замечаний в интересующем нас контексте сделать необходимо. Прагматизм предполагает переход от научно-теоретического познания к акценту на непосредственную деятельность человека, на поведенческое (бихевиористическое) толкование познания. Он связан с индивидуализмом и либертарианством. При этом индивид представляется рациональным, а результаты его деятельности рассматриваются в свете критериев полезности, эффективности, контролируемости. Отметим, что уже один из первых идеологов прагматизма Ч. С. Пирс (1839–1914) обращал внимание как раз на экономическую эффективность человеческой деятельности. Именно он сформулировал известное «правило (или принцип) Пирса». Оно звучит так: «… следует рассматривать все диктуемые некоторым понятием последствия, которые будут иметь предмет этого понятия. Причем, те, что, согласно этому понятию, способны иметь практический смысл. Понятие об этих следствиях и будет составлять полное понятие о предмете». В изложении его последователя У. Джеймса (1842–1910) этот принцип выглядит так: «Наши убеждения суть фактические правила для действия. Для того, чтобы выяснить смысл какого-либо утверждения, мы должны определить лишь тот способ действия, который оно способно вызвать: в этом способе действия и заключается для нас все значение данного утверждения». Еще один классик прагматизма Д. Дьюи (1859–1952) довел до крайности утилитарную гносеологию прагматизма (в рамках «логического прагматизма»), свел истинность и достоверность знания лишь к практическому успеху, которого можно добиться с их помощью. Другой американский философ Р. Нозик (1938–2002) при всем своеобразии своих взглядов, настаивал на минимальном вмешательстве государства в распределение экономических благ, выводя на первый план справедливость и практическую пользу их рыночного распределения. В этой связи, и это принципиально важно, «экономический анализ права» направлен в основном не на формирование рекомендаций законодателям или правоприменителям (нормативный аспект), а на формирование внутренних убеждений судей и администраторов с учетом объяснения уже случившихся обстоятельств (позитивный аспект). Сами эти убеждений должны быть связаны с достижением экономически целесообразного (эффективного) результата. Отсюда вполне понятная расплывчатость и даже неконкретность большинства рекомендаций «аналитиков», ибо их задача сводится именно к формированию внутренних установок (передача собственности «эффективному собственнику», поступать так, как поступил бы «рынок», как стороны договорились бы при отсутствии «транзакционных издержек», «при прочих равных условиях», при наличие полной информации и др.). Это может работать именно в американской правовой системе, где основными источниками права являются судебные и административные прецеденты при ограниченном массиве писанного права, и где их творцы могут поступать «как рынок» не в силу конкретной нормы или даже рекомендации, а по внутреннему убеждению, следуя «путем, указанным прецедентом». Даже в Великобритании такой подход встречает большие трудности, а в государствах романо-германской правовой семьи при наличии значительного массива нормативных правовых актов и ограниченности судебного и административного усмотрения «анализ» в значительной части утрачивает субъекта воздействия. Судьям он рекомендует не «как» действовать, а «каким» путем можно пойти к наиболее экономически эффективному результату. Из этого можно сделать очевидный вывод. Экономический анализ имеет существенную позитивную составляющую, давая объяснение социально- экономической реальности. Однако его нормативная составляющая, связанная с оценкой происшедшего, рекомендациями в отношении желаемых нормативных правовых актов или правоприменительных решений крайне слаба. Цель «анализа» — определить через внутренние установки на основе позитивного экономического анализа возможные варианты и пути решения возможно возникших проблем. Даже Р. Познер (о нем далее) в поздних своих работах выразился крайне умеренно. По его мнению, среди прочего «экономический анализ» «… пытается усовершенствовать право, указать на те аспекты действующих или предполагаемых законов, которые могут иметь непреднамеренные или нежелательные последствия, предложить практические реформы». Все-таки, «пытается…» и «могут иметь…» предполагают возможную неудачность попытки, и то, что законы могут и не иметь нежелательных последствий. 2. Постмодернизм. Начнем с того, что постмодернизм произвел целый переворот в философии и искусстве, где он вполне уместен и плодотворен. Однако для наук, имеющих дело с исследованием реально существующих общественных отношений и процессов, его пригодность крайне проблематична. Это огромная, прежде всего, философская проблематика, однако кратко, в контексте нашего исследования, можно отметить следующее. Постмодернизм и «экономический анализ права» сформировались и пережили бурный, активный период развития практически одновременно в 60–80-х гг. ХХ в. Это отнюдь не совпадение, более того, в отношении философии, а отчасти и экономики это был одновременный ответ на кризис модернизма. Однако главным, на наш взгляд, недостатком постмодернизма является то, что в его рамках невозможно в рациональных терминах определить, что собой представляет сам постмодернизм. Вероятно, более или менее очевидна только его связь с постструктурализмом и деконструктивизмом, а основы постмодернизма ассоциируются с трудами французов М. Фуко (1926–1984), Ж. Делеза (1925–1995), Ф. Гваттари (1930–1992), Ж. Даррида (1930–2004). Наши симпатии вызывает и француз Ж. Бодрийар (1929–2007) (сам не относивший себя к постмодернистам), однако даже с учетом его оригинального взгляда на мир, не менее оригинальной терминологии (гиперреальность, резома, симулякры и др.) и меткой критике современности, трудно понять позитивную программу его исследований. Из американских философов этого направления наиболее известен Р. Рорти (1931–2007). Примечательно, что последний соединил постмодернизм с прагматизмом («постаналитический прагматизм»), предлагая вместо понятия истины «согласие между исследователями», а вместо теории познания теорию полезности. Помимо этого, одно из ключевых мест в его учении заняла «либеральная ирония». Пожалуй, наиболее адекватное определение постмодернизму нашел итальянский ученый и писатель У. Эко (1932–2016), констатировавший, что постмодернизм — это термин на любой случай. По его мнению, это вообще не хронологически фиксируемое явление, а некое духовное состояние, подход к работе. Это ответ модернизму, переосмысление прошлого (составление нового из осколков старого), причем ироничное и без наивности. Если для модернистов произведением искусства будет даже пустой холст, куча мусора или, да простят меня поклонники К. Малевича, а попутно и В. Кандинского, «черный квадрат» (или «в черном квадрате»), то для постмодернистов это всегда коллаж из работ других авторов, составленный с иронией, узнаваемый, но раскрывающийся с новой стороны. Это метаязыковая игра, высказывания в квадрате, причем игра даже для тех, кто не понимает ее, воспринимает всерьез ее иронический дискурс. Эта игра требует не отрицания уже сказанного, а именно иронического переосмысления. Ключевым при этом названа «игра» и «ироническое переосмысление». С учетом того, что, по мнению самих специалистов в сфере экономики, экономисты — это люди веселые (несмотря на традиционное, со времен Т. Мальтуса и Д. Рикардо, определение экономики как «мрачной науки», закрепившееся с легкой руки британского философа Т. Карлейля). Это стоит учесть в дальнейшем. Кстати, юристы, — люди не более склонные к юмору, хотя от «звериной серьезности» уже в большинстве отказались. Тем более, без иронии некоторые выводы «аналитиков» воспринимать невозможно. Внимание! Авторские права на книгу "Право и экономика. Монография" ( Лушников А. М. ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
