|
|
ОглавлениеВведение. Интеллектуальный армрестлинг:«видимая рука» права и «невидимая рука» рыночной экономики 1. Основания и пределы взаимодействия права и экономики 2. Человеческий потенциал или «человеческий капитал»: спор не только о терминах 3. О вкусах спорят: право и экономика в зеркале институтов, математики и прогнозирования 4. «Экономический анализ права» и юриспруденция: различия и общие подходы 5. Методологические заметки об «экономическом анализе права» 6. «Экономический империализм» без границ, дна и берегов 8. «Экономический анализ права»: исторический экскурс от А. Смита и далее 9. Сторонники и оппоненты «экономического анализа права»: краткий обзор 10. Экономисты пишут всемирную историю: много институтов и немного права 11. Прикладной аспект «экономического анализа права» история и современность 12. «Теорема Коуза»: множественность вариаций 13. «Экономика преступлений и наказаний»: Г. Беккер против Ф. М. Достоевского 14. Вместо заключения: в «две руки» или «с двух рук» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу11. Прикладной аспект «экономического анализа права» история и современностьОсновная идея «экономического анализа права», определяющая и ее практический аспект, достаточно проста. Оказывается, нормы общего права следуют логике эффективности, причем именно экономической эффективности. Достигая экономической эффективности, мы достигаем и справедливости, ибо в условиях ограниченных ресурсов эти понятия практически идентичны. По мнению «аналитиков», такое соединение экономики и права могло бы быть полезно как для правоприменения, так и для правотворчества. Экономический анализ мог бы иметь определенное значение для проведения правовых реформ, совершенствования деятельности судов и правоохранительных органов. При этом польза данного подхода, на наш взгляд, ограничивается преимущественно тем разделом права, который связан с регулированием общественных отношений, связанных с экономикой. Это возвращает нас к традиционному, старому «экономическому анализу права», модернизированному с учетом изменений в сфере права и экономики. Повторимся, что основным критерием оценки правовых норм предлагается считать их экономическую эффективность. При этом понятие эффективности включает две составляющие: 1) цель, которую люди стремятся достичь, и 2) ресурсы, которые обладают ценностью. На первый план выходит выбор из нескольких вариантов с учетом определенной ограниченности ресурсов. Максимальная эффективность имеет место тогда, когда удается получить наилучший результат при заданных усилиях и имеющихся ресурсах, либо достичь заданного результата при минимальных усилиях и минимальном использовании ресурсов. В качестве результата при этом выступает определенный уровень благосостояния, вычисляемый чаще всего при помощи математических формул, а усилия измеряются в единицах затраченных ресурсов. Заметим, что условность многих математических формул очевидна изначально, как и само определение единиц ресурсов (при лечении, обучение, обеспечение безопасности и др.). Еще раз оговоримся, что следование принципу экономической эффективности приписывается в первую очередь правовым системам, относящимся к англосаксонской правовой семье (чаще всего именуемые экономистами общим правом), то есть системам, в которых право преимущественно творится самими судами в виде прецедентов (предшествующих решению по аналогичным делам). Подчеркнем, что наиболее адекватно это именно правовой системе США. В ней складывается своеобразный «рынок прецедентов», на котором судьи осуществляют их естественный отбор, — неэффективные прецеденты рано или поздно вытесняются эффективными. Объясняется это тем, что поток исков будет интенсивнее в тех случаях, когда действуют неэффективные прецеденты, так как их замена эффективными дает дополнительный чистый прирост благосостояния. Следовательно, при экономически эффективном разрешении дел число исков должно уменьшиться. Чаще подвергаясь испытаниям, неэффективные прецеденты имеют меньше шансов на выживание и потому неспособны удерживаться длительное время. Однако даже самые твердые «аналитики» не утверждают, что система общего права никогда не дает сбоев, но они только констатируют общее правило для всех судебных процессов от уголовных до бракоразводных. Важно и то, что эта благостная картина не распространяется на нормы, которые вырабатывают и устанавливают не суды, а органы законодательной и исполнительной власти, а также на правила нормативных правовых договоров, правовых обычаев и других источников права. Существование в этом случае механизма отбора эффективных норм представляется теоретикам «экономического анализа права», начиная от Р. Познера, крайне проблематичным. В этой связи энтузиазм отечественных сторонников «анализа» представляется несколько излишним. Стоит также иметь ввиду то, что принцип максимальной экономической эффективности в социальном плане отнюдь не нейтрален. Он, в частности, тяготеет к сохранению статус-кво на том основании, что существующие нормы «на рынке прецедентов» уже прошли многолетний естественный отбор и потому доказали свою эффективность, а процесс «вытеснения» при многоступенчатой судебной системе достаточно длительный. Рассматриваемый принцип ставит производителей в более выгодное положение по сравнению с потребителями, а состоятельных членов общества — в более выгодное положение по сравнению с малоимущими. Не зря эта теория относится к числу консервативных. Вместе с тем, тезис Р. Познера о «подражании» юридической системы рынку, по мнению его сторонников, может помочь обнаруживать и устранять нормы, мешающие эффективной работе экономики. При этом даже в США только в некоторых случаях суды прямо и вполне осознанно руководствуются экономическими соображениями. Это касается преимущественно экономических споров. Однако обычно американские судьи, что абсолютно нормально, исходят именно из критериев справедливости, свободы, равенства, гуманизма и др., а совсем не эффективности. Но, как утверждают сторонники «экономического анализа», требования эффективности и справедливости совпадают чаще, чем можно было бы ожидать. По замечанию Р. Познера, не стоит удивляться тому, что в мире ограниченных ресурсов поведение, ведущее к их растрачиванию, начинает оцениваться обществом как «несправедливое» и «безнравственное». От себя добавим: справедливость и экономическая эффективность могут совпадать, однако это возможно только по ограниченной категории экономических дел, да и по ним это отнюдь не общее правило и даже не большинство. Следовательно, экономическую эффективность следует оценивать наряду с другими, достаточно многочисленными факторами и не более того. «Аналитики» исходят из того, что агенты ведут себя как рациональные максимизаторы при принятии не только рыночных, но и внерыночных решений таких, например, как нарушать или не нарушать закон, возбуждать или не возбуждать судебный иск и т. д. Правовая система, подобно рынку, рассматривается как механизм, регулирующий распределение ограниченных ресурсов. Скажем, в случае кражи, как в случае продажи, ценный ресурс перемещается от одного агента к другому. Разница в том, что рынок имеет дело с добровольными сделками, а правовая система — также и с вынужденными, совершаемыми без согласия одной из сторон. Многие вынужденные сделки возникают в условиях настолько высоких транзакционных издержек, что добровольные сделки оказываются из-за этого невозможными. Например, водители автомобилей не могут заранее провести переговоры со всеми пешеходами о компенсации за возможные увечья. К числу вынужденных «сделок», по мнению «аналитиков», можно отнести большинство гражданских правонарушений и уголовных преступлений. Отметим, что в «сделки» превращаются любые действия сторон, включая правонарушения, юридическую ответственность, в также возмещение материального вреда, компенсацию морального ущерба и др. С точки зрения юристов это звучит достаточно странно, но для «аналитиков», как мы уже упоминали, нереалистичность предпосылок никак не связана с обоснованностью выводов. При этом, несмотря на вынужденный характер, такие «сделки» совершаются по определенным ценам (в том числе по «цене» возмещения вреда или ответственности за уголовное преступление), которые налагаются правовой системой. В качестве таких неявных цен, по их мнению, выступают судебные запреты, денежные компенсации, уголовные наказания, административные штрафы. Поэтому аппарат экономического анализа оказывается приложим не только к добровольным, но и к недобровольным сделкам. Такое понимание открыло, как кажется «аналитикам», совершенно неизведанное поле новых научных проблем. В «экономике права» подробно анализируется, как реагируют экономические агенты на различные правовые установления. Например, как скорость судебных разбирательств влияет на количество исков, тяжесть и неотвратимость наказаний — на уровень преступности, особенности законодательства о разводах — на относительное богатство мужчин и женщин, изменения в правилах ответственности водителей автомобилей — на интенсивность дорожно-транспортных происшествий и т. д. Такие исследования стоит признать вполне конструктивными, углубляющими знания в сфере экономики посредством изучения смежных с предметом экономики отношений. Интересны они и для юристов в порядке информации к размышлению. Однако наиболее спорный и даже провокационный аспект «экономического анализа права» вызван проблемой определения степени воздействия на сами правовые нормы со стороны экономических факторов. Так, уже упомянутый Р. Познер предположил, что в основе развития и функционирования правовых институтов лежит экономическая логика, что их работа в конечном счете направляется принципом экономической эффективности. Вслед за ним разными авторами это формулируется по-разному: как принцип максимизации богатства (собственно, Р. Познер), как принцип минимизации транзакционных издержек (своеобразная трактовка Р. Коуза) и др. Об этом пойдет речь ниже. Внимание! Авторские права на книгу "Право и экономика. Монография" ( Лушников А. М. ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
