|
|
Оглавление2. Экспертные ошибки судебного исследования документов 3. Ошибки назначения и производства судебной лингвистической экспертизы 4. Ошибки назначения и производства судебных фоноскопических экспертиз 5. Экспертные ошибки при производстве судебной психологической экспертизы 6. Ошибки при производстве судебных психофизиологических экспертиз с применением полиграфа 7. Ошибки в судебно-психиатрической экспертизе 8. Ошибки судебно-медицинских экспертиз 9. Ошибки при исследовании объектов биологического происхождения 10. Ошибки при производстве трасологических экспертиз 11. Ошибки дактилоскопической экспертизы 12. Экспертные ошибки при производстве криминалистических исследований сигнальных устройств 13. Ошибки судебной портретной экспертизы 14. Ошибки судебно-баллистической экспертизы 15. Ошибки при производстве искусствоведческих и судебно-искусствоведческих экспертиз 16. Ошибки в судебной экспертизе следов пахнущих веществ пота и крови человека 18. Экспертные ошибки при производстве судебно-почвоведческой экспертизы 19. Экспертные ошибки при производстве судебно-экологической экспертизы 20. Ошибки инженерно-технических экспертиз 21. Ошибки, допускаемые при производстве судебных компьютерно-технических экспертиз 22. Ошибки судебных экономических экспертиз Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу3. ОШИБКИ НАЗНАЧЕНИЯ И ПРОИЗВОДСТВА СУДЕБНОЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫЕ. И. Галяшина Судебная лингвистическая экспертиза — это процессуально регламентированное исследование устного высказывания, речевого оборота, письменного текста, завершающееся дачей письменного заключения по вопросам, разрешение которых требует применения специальных экспертно-лингвистических знаний. Судебная лингвистическая экспертиза востребована по широкому спектру дел в уголовном, гражданском судопроизводстве, по делам об административных правонарушениях. Это — диффамация, оскорбление, клевета, призывы к экстремистским действиям, заведомо ложные сообщения о террористических актах, вымогательство, шантаж, мошенничество, разглашение охраняемой законом тайны, возбуждение национальной или религиозной ненависти или вражды, незаконная реклама и пропаганда наркотиков и т. п. Произведения письменной и устной речи вовлекаются в документационные и информационные споры, социальные, корпоративные, групповые и межличностные конфликты, используются для совершения правонарушения или сами становятся предметами преступного посягательства. Внешняя языковая форма и внутреннее смысловое содержание продуктов речевой деятельности подвергаются правовому анализу и оценке в целях выявления признаков злоупотребления свободой массовой информации и иных правонарушений, ответственность за которые предусмотрена российским законодательством. Отличительной особенностью юридической квалификации правонарушений, совершаемых посредством словесной деятельности, является опора на знание языка, которым владеют не только участники судопроизводства, но и широкий неопределенный круг лиц, выступающих в качестве адресата распространяемой информации. Это привело к тому, что на практике довольно быстро сложилась ситуация, когда чуть ли не по каждому документационному или информационному спору стороны, а затем и судьи стали обращаться за помощью к лингвистам, ставя перед ними задачу толкования и интерпретации слов русского языка. Вслед за гражданским судопроизводством, по меткому выражению Г. М. Резника, на «лингвистическую иглу подсело уголовное правосудие». Органы дознания, следователи, судьи по делам о клевете или оскорблении, преступлениям экстремистской, коррупционной направленности для установления события или состава правонарушения стали назначать лингвистические экспертизы, привлекать в качестве специалистов лиц, обладающих специальными лингвистическими знаниями. При этом государственные экспертные учреждения оказались во многом не готовы решать те задачи, которые перед ними ставили практические работники, поэтому основная масса экспертиз изначально поручалась негосударственным экспертам, филологам, русистам, преподавателям филологических факультетов вузов, учителям русского языка. Филологи столкнулись с новой для них проблемой адаптации лингвистического знания для нужд судопроизводства. Стало очевидно, что одних только языковедческих познаний было недостаточно. Для квалифицированного судебно-экспертного исследования продуктов речевой деятельности и установления языковых фактов, обладающих доказательственным значениием, требовалось овладеть методологией общей теории судебной экспертизы, изучить криминалистику и другие юридические дисциплины. Важно было оптимизировать частнонаучные лингвистические методы, разработать экспертные методики для решения конкретных задач лингвистической экспертизы. Разработанные в лингвистике методы исследования текста требовали адаптации к новым практическим задачам. Тем не менее многие неопытные в экспертной деятельности филологи активно откликнулись на запрос правоохранителей и стали решать поставленные практическими работниками вопросы с позиций понимания текста среднестатистическим носителем русского языка и значений слов, представленных в толковых словарях, опираясь на собственный личный речевой опыт и абстрактные языковые модели. Методические подходы к решению типовых задач судебной лингвистической экспертизы, используемые государственными и негосударственными экспертами существенно разнились. Усилился субъективизм принятия экспертного решения. Такое положение дел привело к тому, что одни и те же языковые факты стали толковаться неоднозначно, по одним и тем же вопросам и объектам лингвисты разных школ приходили к различным выводам. Быстро сложилась ситуация, когда представители органов следствия, дознания, а иногда и судьи не смогли устоять перед соблазном переложить на юридически неискушенных филологов функцию доказывания. Задание эксперту нередко стало сводиться к выяснению наличия юридических признаков состава преступления, предусмотренного соответствующей нормой Уголовного кодекса, наталкивая эксперта на решение сугубо правовых вопросов, которые является исключительной прерогативой лиц, осуществляющих производство по делу. Понятно, что такие ошибки были продуцированы неправильной постановкой вопросов, которые должны определять предмет экспертизы и область специальных знаний, необходимых для их решения. Не владея специальными знаниями в области судебной лингвистической экспертизы, не понимая принципиального различия между мнением, которое каждый человек вправе иметь по тому или иному вопросу, и заключением экспертизы как источником судебных доказательств, лица, назначенные экспертами, взялись решать вопросы, не относящиеся к их специальности, «по-житейски», «на уровне обыденного знания носителя русского языка». Зачастую не только частные, но и некоторые государственные эксперты стали интерпретировать речевые факты на основе правовых понятий, анализировать «мысли автора текста», «вычитывать» из произнесенных слов коммуникантов скрытые или неявные смыслы, додумывать и домысливать за говорящими то, что не было сказано, но «имелось в виду». В результате в сознании общественности (включая юристов, филологов, да и самих экспертов) укоренилось ошибочное представление о том, что якобы лингвистическая экспертиза по своей природе является субъективной: «сколько экспертов, столько и мнений», решает простые задачи поиска значений слов по словарю, «доказывая очевидное», эксперты «ангажированы» или «зависимы» от инициатора задания. Так, например, В. А. Салимовский и Е. Н. Мехонина отмечают: «Языковед зачастую выступает не как независимый эксперт, а по существу как имеющий специальные (лингвистические) знания адвокат истца или ответчика (см., например, экспертное заключение А. Н. Баранова в отношении высказываний Ф. Киркорова, адресованных журналистке И. Ароян). К сожалению, лингвистическая экспертиза весьма часто оказывается «ангажированной» и тогда, когда ее запрашивают суд, следственные органы или прокуратура. Разумеется, авторы такой экспертизы отрицают свою недобросовестность. Между тем характер допускаемых ими ошибок (уловок) говорит о том, что альтернативой недобросовестности может быть только полная некомпетентность. Но в нее трудно поверить, если заключение пишется опытным экспертом, зачастую кандидатом или доктором наук». Действительно, задачи, которые ставятся перед специалистом-филологом, в большинстве случаев являются несложными и для их решения достаточно даже тех знаний и умений, которые предусмотрены программой (стандартом) дисциплин, изучаемых на первом курсе филологического факультета. Имеем в виду, например, умение отличить слово литературного языка от слова жаргонного или диалектного, с помощью словаря определить словесное значение, охарактеризовать его стилистическую окраску. Поэтому, как правило, в заведомо неадекватных суждениях эксперта есть основания видеть именно уловки, а не ошибки». Говоря об экспертных ошибках, А. Р. Ратинов предостерегал, что «заключения экспертов не всегда еще находятся на должном уровне, отмечаются случаи подмены научно-психологического анализа представлениями обыденного сознания, бедность инструментальнометодической части некоторых экспертных исследований, недостаточная обоснованность выводов и, что особенно нетерпимо, выход экспертов за пределы своей научной компетенции, попытки устанавливать не только психологические, но и юридические факты...». В действительности при корректном и профессиональном использовании разработанных лингвистической наукой объективных методов и процедур исследования языковых фактов с учетом закономерностей функционирования языка в различных видах дискурса от мнимого субъективизма не остается и следа. Результаты полного и всестороннего анализа с использованием сложившихся в науке строгих методов анализа и знание законов языка не дает возможности экспертам приходить к прямо противоположным выводам, не лукавя и не нарушая процедуры исследования. Другая весьма болезненная проблема лингвистической экспертизы, служащая источником объективных экспертных ошибок связана с самой языковой материей, исследуемой экспертами-лингвистами. Так, существует мнение, что коль скоро тексты пишутся или произносятся на русском языке, адресованы носителям этого языка и им понятны, то вряд ли вообще нужны языковеды для перевода «с русского на русский», и так понятный всем пишущим и говорящим на этом языке. В случае же если лицо не владеет языком судопроизводства, то этот пробел полностью компенсирует не эксперт, не специалист, а переводчик — иной участник судопроизводства. С другой стороны, очевидно, что элементы различных субкультур (молодежного сленга, криминального арго, компьютерного жаргона и т. п.), «эзоповых языков», эвфемизмов семантических полей «политика», «наркотики», «коррупция», «оружие» и т. п., «тарабарский» и условные языки, клички, татуировки, тайные жесты и мимика, речения, относящиеся к маргинальным подъязыкам, обсценизмы и иные элементы, находящееся на периферии языка, объективно требуют применения специальных лингвистических знаний в силу имплицитности или многозначности их содержания. На наш взгляд, необходим единый подход для дифференциации специальных и «наивных» лингвистических знаний, дабы не впадать в ту или другую крайность, решая вопрос о том, когда требуется назначение судебной лингвистической экспертизы, а когда достаточно наличие у правоприменителя владения грамотой родного языка, элементарного здравого смысла и профессиональных юридических знаний, чтобы уразуметь содержание и форму высказывания или текста, расцененного в качестве преступного. Для этого прежде всего необходимо очертить круг языковых фактов, которые могут быть подвергнуты экспертному исследованию с применением специальных лингвистических знаний и тех, которые со всей очевидностью этого не требуют, будучи доступными для всеобщего восприятия и понимания. Нельзя не согласиться с мнением Г. М. Резника, что смысловое содержание многих высказываний, по которым назначаются экспертизы, просто и ясно, можно сказать, лежит на поверхности. Поэтому значительная часть лингвистических экспертиз посвящена доказательству очевидного. Юристы не в лучшем виде предстают перед лингвистами, требуя научного исследования глагола «бей», разъяснения смысла слов «значит, некий, похитил» и т. п. В таких случаях необходим срочный языковой ликбез для юристов либо краткие курсы профессиональной этики. В других случаях смысл текста постигается тщательной аналитической работой, извлекается из контекста и подтекста, каскадов намеков и вопросов, разоблачением изощренных стилистических приемов манипулирования сознанием респондентов. Вот здесь требуется глубоко профессиональная работа эксперта. Некоторые проблемные вопросы назначения лингвистической экспертизы разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 28 июля 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». Так, в п. 23 названного постановления Пленума ВС РФ говорится, что производство лингвистической экспертизы может быть назначено в необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов, т. е. не во всех случаях, как это было принято ранее. К производству экспертизы могут привлекаться помимо лингвистов и специалисты соответствующей области знаний (психологи, историки, религиоведы, антропологи, философы, политологи и др.). В таком случае назначается производство комплексной экспертизы. При назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды. Исходя из положений ст. 198 УПК РФ судам при рассмотрении уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности, надлежит обеспечить подсудимому возможность ознакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы независимо от ее вида и с полученным на ее основании экспертным заключением либо с сообщением о невозможности дать заключение; заявить отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении, о привлечении в качестве эксперта указанного им лица либо о производстве судебной экспертизы в конкретном экспертном учреждении, о внесении в определение (постановление) о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту. В силу положений ч. 4 ст. 271 УПК РФ суд при рассмотрении уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве специалиста, явившегося в судебное заседание по инициативе любой стороны. При этом суду следует проверять, обладает ли данное лицо специальными знаниями в вопросах, являющихся предметом судебного разбирательства. Суд вправе в соответствии с ч. 1 ст. 69, п. 3 ч. 2 ст. 70, ч. 2 ст. 71 УПК РФ принять решение об отводе специалиста в случае непредставления документов, свидетельствующих о наличии специальных знаний у лица, о допросе которого в качестве специалиста было заявлено ходатайство, признания этих документов недостаточными либо ввиду некомпетентности, обнаружившейся в ходе его допроса. Указанное разъяснение носит, на взгляд автора, общий характер для всех случаев, когда решается вопрос о необходимости применения специальных лингвистических знаний в сфере судопроизводства. Вопрос о том, действительно ли необходимы в каждом конкретном случае назначения судебной лингвистической экспертизы специальные лингвистические знания или действует презумпция, что «судьи владеют русским языком как языком судопроизводства», далеко не праздный. В нем кроется источник большинства процессуальных и деятельностных экспертных ошибок, связанных с назначением и производством судебной лингвистической экспертизы не только по уголовным, но и по гражданским делам. Несомненно, специальные лингвистические знания нужны, когда семантика сказанного или написанного текста неочевидна, смысловое содержание речевого факта требует уяснения, необходимо выявить прагматику текста, его стилистическую или эмоциональноэкспрессивную окраску. Экспертное исследование актуально, когда контекст не снимает языковой неопределенности, не позволяет однозначно эксплицировать смысл слова или высказывания. Лингвистическая экспертиза важна не только для анализа плана содержания, но и плана выражения языкового элемента, когда не соблюдаются правила орфографии и пунктуации, грамматики, стилистики, синтаксические и лексические нормы русского языка. Лингвистический анализ содержательно-смысловой и формальной стороны речевого произведения является основным способом установления словесных конструкций и языковых единиц, подпадающих под признаки конкретного правонарушения, ответственность за которое предусмотрена российским законодательством. Если юрист не может без лингвиста решить, нарушают ли определенную правовую норму те или иные речевые действия, то назначение и проведение судебной лингвистической экспертизы признается необходимым. В таком случае выявление языковых показателей речевых правонарушений выступает в качестве основной экспертной задачи. Анализируя практику производства судебных лингвистических экспертиз, можно констатировать, что актуальной является задача систематизации ошибок судебной лингвистической экспертизы. Процессуальные ошибки при назначении и производстве судебной лингвистической экспертизы заключаются в нарушении экспертом процессуального порядка и процедуры производства экспертизы. К процессуальным ошибкам относятся: выход эксперта за пределы своей компетенции (решение правовых вопросов, выход за пределы экспертной специальности), выражение экспертной инициативы в формах, не предусмотренных законом (самостоятельный поиск материалов для производства лингвистической экспертизы, вторжение в сферу компетенции других родов экспертиз), несоблюдение процессуальных требований по оформлению заключения эксперта (в том числе представление отчета или акта экспертного исследования, отсутствие в заключении эксперта необходимых реквизитов, обоснование выводов не результатами лингвистического исследования, а материалами дела и т. п.), неразъяснение эксперту его прав и ответственности надлежащим лицом, отсутствие подписки о предупреждении эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, оформление подписки «задним» числом (включение подписки в текст заключения и постановка подписей экспертов после производства экспертных исследований и оформления экспертного заключения). К числу процессуальных ошибок относится и смешение процедуры назначения и производства комиссионной и комплексной экспертиз (например, комплексной психолого-лингвистической экспертизы и комиссионной лингвистической экспертизы). Гносеологические ошибки могут быть допущены при познании сущности, свойств, признаков объектов экспертизы, отношений между ними, а также при оценке результатов познания, итогов экспертного исследования. Деятельностные (операционные) ошибки являются результатом осуществляемых экспертом операций (процедур), в неправильном использовании средств исследования или использовании непригодных приборов, в получении некачественного сравнительного материала и т. п. Проиллюстрируем типичные ошибки на примерах из экспертной практики. Пример 1. По уголовному делу была назначена комплексная психологолингвистическая экспертиза, порученная коммерческой организации. В ходе оказания юридической помощи адвокат обратился к специалисту с запросом, в котором поставил следующие вопросы: 1. Соблюдены ли при назначении и производстве комплексной психолого-лингвистической судебной экспертизы рекомендации, выработанные общей теорией судебной экспертизы, методиками психологической и лингвистической экспертиз? 2. Насколько корректно сформулированы вопросы, вынесенные на разрешение экспертов? Относятся ли данные вопросы к компетенции комплексной психолого-лингвистической судебной экспертизы? Все ли вопросы требуют для ответов на них проведения исследований с использованием специальных психологических или лингвистических знаний? Получены ли в результате производства экспертизы ответы на все сформулированные в постановлении вопросы? Разъясняя поставленные вопросы, специалист указал на следующие недостатки экспертного заключения. 1. Анализ постановления о назначении комплексной психологолингвистической судебной экспертизы, вынесенного старшим следователем по особо важным делам Н., показывает, что производство экспертизы поручено коммерческой организации, не обладающей правовым статусом судебно-экспертного учреждения. Мотивы, по которым следователь не назначил экспертизу в государственное экспертное учреждение, или персонально лицам, обладающим необходимыми знаниями и опытом производства психологической и лингвистической экспертизы, в постановлении не приведены. Следователь поручил производство судебной экспертизы закрытому акционерному обществу, уставная деятельность которого никак не связана с выполнением экспертиз. 2. В постановлении о назначении экспертизы следователь указал, что он дал поручение организовать проведение комплексной экспертизы генеральному директору закрытого акционерного общества, возложив на него права и обязанности руководителя государственного судебно-экспертного учреждения. Ему же следователь поручил разъяснить экспертам их права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ. При назначении экспертизы следователь не выполнил процессуальных действий по проверке данных об экспертах их компетентности, месте работы и занимаемых должностях. Прокомментируем данные позиции. Экспертное учреждение, куда назначается экспертиза, не обязательно должно быть государственным. В настоящее время в России имеются многочисленные негосударственные экспертные учреждения. Под негосударственными судебно-экспертными учреждениями понимаются некоммерческие организации (некоммерческие партнерства, частные учреждения или автономные некоммерческие организации), созданные в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации и Федеральным законом «О некоммерческих организациях», осуществляющие судебноэкспертную деятельность в соответствии с принятыми ими уставами. Помимо государственных судебных экспертов судебные экспертизы согласно ст. 41 ФЗ ГСЭД РФ могут производить и иные лица, обладающие специальными познаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, но не являющиеся государственными судебными экспертами, и вызванные для дачи заключения. К иным экспертам из числа лиц, обладающих специальными знаниями, относятся эксперты негосударственных судебно-экспертных учреждений, а также лица, не работающие в судебно-экспертных учреждениях. Таковыми могут являться, например, сотрудники как государственных, так и негосударственных неэкспертных организаций, сведущие в необходимой области знания. Однако порядок направления материалов уголовного дела для производства судебной экспертизы в экспертном учреждении и вне его — существенно отличается. Так, в силу п. 1 ст. 199 УПК РФ при производстве судебной экспертизы в экспертном учреждении следователь направляет его руководителю постановление о назначении судебной экспертизы и материалы, необходимые для ее производства. Согласно п. 2 ст. 199 УПК РФ руководитель экспертного учреждения после получения постановления поручает производство судебной экспертизы конкретному эксперту или нескольким экспертам из числа работников данного учреждения и уведомляет об этом следователя. При этом руководитель экспертного учреждения разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ, отбирает у эксперта соответствующую подписку. По завершении экспертизы своим сопроводительным письмом руководитель экспертного учреждения возвращает инициатору экспертизы все предоставленные материалы и направляет ему заключение эксперта. Согласно п. 5 постановления Пленума ВС РФ №28 от 21 декабря 2010 г. в тех случаях, когда в государственном судебно-экспертном учреждении, обслуживающем определенную территорию, невозможно производство судебной экспертизы в связи с отсутствием эксперта конкретной специальности или надлежащей материально-технической базы либо специальных условий для выполнения исследований, а также при наличии обстоятельств, указанных в ст. 70 УПК РФ, т. е. когда все компетентные государственные судебно-экспертные учреждения на данной территории не могут выступить в этом качестве, ее производство может быть поручено государственным судебно-экспертным учреждениям, обслуживающим другие территории, негосударственному судебно-экспертному учреждению или лицу, не работающему в судебно-экспертном учреждении, в том числе сотруднику научно-исследовательского учреждения, вуза, иной организации, обладающему специальными знаниями и имеющему в распоряжении необходимое экспертное оборудование. В определении (постановлении) о назначении экспертизы суду следует мотивировать поручение исследований экспертным учреждениям либо конкретному лицу. Внимание! Авторские права на книгу "Судебная экспертиза: типичные ошибки" (Под ред. Россинской Е.Р.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
