|
|
Оглавление§ 2. Концептуальная сущность консерватизма и либерализма § 3. Эволюция консервативных и либеральных воззрений в России § 2. Теория правового государства § 3. Идея этатизма и ее теоретическое обоснование § 4. Функции и границы государственной власти § 2. Идеи естественного права и социологическая школа § 3. Юридический позитивизм и нормативная теория § 4. Учения о правах личности и роль государства и права в их обеспечении Глава IV. Полиция в России в свете консервативной и либеральной теории государства и права § 1. Развитие теоретических представлений § 2. Полицейское государство: теория и практика § 3. Эволюция, правовые основы и функции полиции Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу§ 3. Идея этатизма и ее теоретическое обоснованиеДореволюционная общественно-политическая мысль в целом и политико-правовое направление в частности безотносительно к консервативным и либеральным пристрастиям в основе своей, так или иначе, придерживалась идеи этатизма. В этом факте нет ничего удивительного. Государство в России было нечто большим, чем организация власти, в обычном понимании этого слова. Государственное начало преобладало над личным и общественным на всем протяжении российской истории. Находясь в суровых климатических условиях, занимая уязвимое геополитическое положение, постоянно подвергаясь набегам со стороны агрессивно-настроенных соседей, российское государство объективно наращивало свою мощь и влияние в обществе. Идеи этатизма в одинаковой степени свойственны как консерваторам, так и либералам. Как отмечает И. А. Исаев, свойственный консервативному сознанию этатизм определял главные направления утопического конструирования: государственность могла играть в этом процессе первостепенную или второстепенную (после церкви или общины) роль, но присутствие этого момента в структурах сознания было безусловным и консервативно-утопическая мысль много надежд возлагала именно на государство. Все правильно, только еще раз подчеркнем — этатизм был присущ и либеральному лагерю, правда, не в такой гипертрофированной форме, как это имеет место у консерваторов. Слово «этатизм» применительно к России не стоит толковать в европейском понимании этого слова. В России идет речь о монархии, о преобладании интересов самодержавия, а не просто государства независимо от формы правления. «Монархическое начало, — писал М. Н. Катков, — росло одновременно с русским народом. Оно собирало землю, оно собирало власть, которая в первобытном состоянии бывает разлита повсюду, где только есть разница между слабым и сильным, большим и меньшим. В отобрании власти у всякого над всяким, в истреблении многовластия состоял весь труд и вся борьба русской истории. Борьба эта, которая в разных видах и при разных условиях совершалась в истории всех великих народов, была у нас тяжкая, но успешная благодаря особенному характеру Православной церкви, которая отреклась от земной власти и никогда не вступала в соперничество с государством. Тяжкий процесс совершился, все покорились одному верховному началу — в русском народе не должно было оставаться никакой власти, от монарха не зависящей. В его единовластии русский народ видит завет всей своей жизни, в нем полагает все свои чаяния». Царствующая династия, по мнению консерваторов, выполняет великую историческую миссию. Она управляет историческим движением русского народа, соединяя в себе его прошедшее с будущим. Она обеспечивает твердость русского государства. Вот почему враги русского народа и русского государства есть враги правящей династии. Для народа, составляющего православную церковь, русский царь не просто предмет почтения, на которое имеет право всякая законная власть, но священного чувства в силу его значения в домостроительстве церкви. Интересные рассуждения можно встретить у консерваторов по поводу «столкновения интересов» различных ведомств. Это очень актуальная проблема и для современной России. Можно ли признавать решения органов государства, в частности суда, если они прямо или косвенно ущемляют интересы государства. Сегодня мы полагаем суд последней инстанцией. У консерваторов были несколько иные соображения на этот счет. «Все созданные государством учреждения, — считал Катков, — должны, безусловно, согласовываться с требованиями государства, когда дело идет о его безопасности. Невозможно обыкновенным судам предоставлять решение в делах, касающихся оснований самого государства. Обыкновенные суды призваны охранять интересы граждан внутри ограды государства соответственно установленным от него законам, но они не компетентны ведать дела самого государства, его создания, они не призваны быть его судьями…». Интересы государства в целом — вот что, по мнению консерваторов, должно определять основу деятельности органов государства безразлично к их сфере деятельности. Может быть, в других странах так оно и есть. У нас, еще до начала всяких слушаний по делам, связанным с обеспечением государственной безопасности, формируется общественное мнение, которое порой связывает суды. Это стало практически правилом хорошего тона. Нельзя же в конце концов стремление государства защитить свои интересы, а в общем плане интересы всего общества считать покушением на демократию. Справедливости ради надо признать, что обвинять консерваторов в этатизме по меньшей мере нелепо, если не сказать сильней. «Единодержавие, возросшее у нас вместе с церковью, — писал К. П. Победоносцев, — укрепило, собрало и спасло целостность русской земли и создало государство Российское». Его корреспондент, видный либерал Б. Н. Чичерин, говорил, что тому, кто жил внутри России, хорошо известно, что охранительные элементы имеют в ней громадный перевес над остальными. И. Солоневич не без оснований утверждал, что «тихая» Европа бесшумно и семейственно резала сама себя. Россия вынуждена была обороняться и с востока, и с запада, и с юга, поэтому русский народ за свою одиннадцативековую историю всегда подчинял личные и групповые интересы интересам своего государственного бытия. Плохо это или хорошо, размышляет Солоневич, но факт остается фактом «Государство — это мы, а мы — это государство». Вообще И. Солоневич в наиболее агрессивной форме выразил идею этатизма в российском понимании этого слова. Может быть, потому, что он был свидетелем крушения монархии. Другие же консерваторы видели только гипотетические угрозы, поэтому его оценки всегда эмоциональны. И. Солоневич считает, что русская история выработала совершенно определенный тип «Царя-хозяина», расчетливого и осторожного собирателя земель, их защитника и устроителя. Помимо всяких иных соображений весь ход истории России вел страну к созданию той формы власти, которая на русском языке называется «самодержавием» и для которого адекватного иностранного термина нет. Русский народ, живший и живущий в неизмеримо более тяжелых условиях, чем какой бы то ни было иной культурный народ в истории человечества, создал наиболее мощную в этой истории государственность. Русскую монархию нужно рассматривать как классическую монархию мировой истории и остальные монархии этой истории — как отклонения от классического типа. Не думаю, что этим советом воспользуются наши, а тем более зарубежные историки. Вообще в истории России принято искать по преимуществу компрометирующее, нечто сомнительное, отличное от других «цивилизованных» государств. Нисколько не заботясь о своем, как принято сейчас говорить, имидже, Солоневич без всяких предварительных оговорок и туманных соображений заявляет: «Каждый народ мира стремится создать свою культуру, свою государственность и, наконец, свою империю. Если он этого не делает, то не потому, что не хочет, а потому, что не может. Или потому, что понимает недостаточность своих сил». Солоневич полагает, что это основной лейтмотив государственной истории любого народа. «Я отстаиваю идею русского империализма, — заявляет Солоневич, — т. е. идею построения великого и многонационального «содружества наций». Нужно, наконец, назвать вещи своими именами: всякий народ есть народ империалистический, ибо всякий хочет построить империю и всякий хочет построить ее на свой образец: немцы на основах расовой дисциплины, англичане — на базе коммерческого расчета, американцы — на своих деловых методах, римляне строили на основах права, мы строим на основах православия». Не опасаясь дать почву для всяческих обвинений, Солоневич признается: «Я, конечно, русский империалист. Как и почти все остальные русские люди… русская интеллигенция была настроена против русского империализма, но не против всех остальных». Что касается окончания фразы, то здесь, как говорится, не прибавить, не убавить. Российских либералов всегда страшил русский империализм, к другим они, выражаясь их собственным языком, толеранты. Например, современный американский империализм вызывает у них восторг, хотя его смысл становится очевиден, в том числе и для некоторых наших либералов. Внимание! Авторские права на книгу "Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа" (Корнев Аркадий Владимирович) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
