Философия Гиренок Ф.И. Аутография языка и сознания

Аутография языка и сознания

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Философия
Издательство: Проспект
Дата размещения: 10.03.2017
ISBN: 9785392243402
Язык:
Объем текста: 251 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Предисловие

Введение

Глава 1. Аутография абсурда

Глава 2. Новый натурализм в антропологии

Глава 3. Почему человек ускользает от наблюдения?

Глава 4. Аутография палеолитического искусства

Глава 5. Аутизм как модель понимания человека

Глава 6. Четыре уровня падения сознания в «Магическое»

Глава 7. Галлюцинации как самораскрывающаяся сущность человека

Глава 8. Самость без «Я»

Глава 9. Эмоция как сознание, которое не знает, что оно сознание

Глава 10. Сознание

Глава 11. Язык

Глава 12. Речь

Глава 13. Слова

Глава 14. Язык и социум

Заключение



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу




Глава 5.
Аутизм как модель понимания человека


Аутографическое исследование наскальной живописи позволяет заметить несколько вещей. Во-первых, мы видим обостренную реакцию первобытного человека на изображение. Первобытный человек — это человек воображающий. Нужно заметить, что среди современных психологов еще живы представления о том, что речь предшествует воображению. Например, Выготский полагал, что воображение начинает развиваться у детей с дошкольного возраста, с шести лет. Хотя Толстой считал, что он уже сформировался полностью к пяти годам, указывая на восприятия, которые не ждут, когда возникнет речь. Во-вторых, нельзя не заметить эмоциональную реакцию человека на изменение среды. В-третьих, обращает на себя внимание отсутствие темы коллективного действия, которое может трактоваться как асоциальность первобытного художника. В-четвертых, очевидно, что наскальную живопись нельзя истолковать как некое восполнение речи, потому что она не описательна, в ней нет сюжета и композиции. А это ставит под вопрос существование членораздельной речи, отодвигая ее возникновение во времена, более близкие к историческому человеку. И последнее: все те прямые линии, зигзаги, треугольники, встречаемые в наскальной живописи, относятся к тому, что Кант называл синтетическим априори, а Флоренский — азбукой мира.


Суммирование всех этих обстоятельств позволяет поставить в центр позднего палеолита фигуру аутиста, которая корреспондирует с фигурой шизофреника и ребенка и может, в свою очередь, рассматриваться в качестве фигуры человека вообще. Не я первый пришел к такому выводу.


1. Хамфри


Оказывается, был такой американский психолог, как Н. Хамфри, который говорил похожие вещи еще в 1998 году.


Этот психолог работал с больной девочкой Надей, которая усвоила несколько слов, когда ей было уже 6 лет. Но до этого она много рисовала. Рассматривая ее рисунки, сделанные в возрасте от 3 до 6 лет, Хамфри пришел к выводу, что они напоминают рисунки наскальной живописи из пещер Шове и Ласко во Франции. Девочку никто не учил рисовать, но ее рисунки были очень индивидуально-реалистичны. Хотя известно, что ни один ребенок дошкольного возраста никогда не рисует в натуралистической манере. Хамфри пришла в голову мысль сравнить ее рисунки с наскальной живописью позднего палео­лита. Эти рисунки были похожи на наскальную живопись. И тогда Хамфри сделал вывод, что такие рисунки могли принадлежать тем, кто еще не владел языком, у кого не было абстрактных понятий, кто смотрел на животное и видел животное, а не сущность животного. Восприятие животных у первобытных художников не было опосредовано знаками и идеями, а это значит, что художники палеолита не владели речью, у них не было абстрактного мышления. Они были аутистами, которые не умеют скрывать своих чувств.


2. Почему язык скрывает чувства?


Язык скрывает чувства потому, что чувства своей искренностью и непосредственностью мешают коммуникации людей. Социум нуждается не в искренности, а во лжи, являющейся условием общежития людей. Эмоции говорят правду. Они даны человеку прямо и непосредственно. Они не нуждаются в языке, который бы прояснял нам наши состояния. Если я разгневан, то меня трудно отделить от гнева. Мне не нужно обращаться к словарю, чтобы найти в нем смысл слова «гнев». Язык — это словарь, отделяющий меня от гнева. Особенность языка состоит в том, что он скрывает истину чувств и эмоций. Язык обкладывает эмоции кирпичами знаков, слов. Им в языке душно, и они задыхаются. Поэтому сегодня иногда нужно молчать, чтобы чувства не задохнулись, понимая под чувством обработанную знаками эмоцию. Ибо чувство — это есть не что иное, как социально приемлемое самовозбуждение.


3. Язык как проходной двор для ничто


Язык никогда не говорит о том, что есть. О том, что есть, об истинном отношении к делу говорят жесты, интонации, мимика, позы. Для описания того, что есть, того, что происходит в настоящий момент, язык не нужен. Для этого нужен стереотипный набор автоматизмов. Если бы человек знал только настоящее время, то тогда ему язык был бы не нужен. Язык всегда говорит о том, что было и что будет, но чего нет сейчас. Поскольку бытие — это то, что всегда есть, а язык говорит только о том, чего нет, постольку язык ничтожит бытие. Язык — это, конечно, не дом бытия, а проходной двор, прибежище для ничто.


4. Превращение


Ничто оставляет человека без «что», без сущности. Человек, потеряв сущность, становится пластичным существом. Он может, как пластилин, принимать любые формы. Способность к превращениям не позволяет ему быть вещью среди других вещей. Благодаря человеку в порядке вещей образовалась брешь, изъян, недостача. Вещи призывают человека вернуться к порядку, стать в строй. Человек слышит зов вещей и боится его. Аутистический страх перед неконтролируемым прикосновением к вещам загоняет человека в пещеру, которая должна была спасти его от «руки с огромными когтями, неожиданно хватающей его среди ночи» (Канетти). Страх перед возможностью превращения человека в вещь, к которой прикасаются и которая сама ни к кому не прикасается, навсегда проник в человека, делая его ­аутистом. Страх быть пойманным вещью, страх потерять свободу до сих пор парализует сознание человека. Не боится прикасаться к вещам тот человек, который научился приписывать свои чувства и эмоции, свои страхи самому себе, своему «я». Но у того человека, который живет без «я», нет иного выхода, как приписать страхи и переживания вещам. Он эти вещи табуирует, ибо в них сидит страшная сила.


Изначальная неустойчивость, неадаптивная зыбкость человеческого существования нашла воплощение в готовности его тела реализовать грезы. Пластичность мимики человека раз и навсегда определила его готовность к превращениям, суть которых, конечно, состоит не в игре, а в перевоплощениях.


Игра — это лишь слабый отзвук возможных превращений человека. Человек — это не актер, как думал Кант, ибо актерство не выходит за пределы лицедейства и притворства. Человек, скорее, это многоликий Шива, тот, кто должен найти в себе силы, чтобы быть самим собой. А для этого нужно узнать среди множества лиц свое лицо. Невозможно быть тождественным себе в зыби существования, в игре перевоплощений.


Новая чувственность человека была обращена не к вещам, не к среде, а к самому себе, к самости. К тому, что еще не было приурочено к определенному дискретно выделенному телу. Границы зыбкой самости человека включали в себя тела не только людей, но и животных. Чувствовать себя в пределах этой самости, избирать превращение как способ существования в пределах своей имманенции — это не значит представлять себя в пространстве. Это значит чувствовать себя в теле другого, видеть себя в смене тел, обнаруживать в причастности к самому себе родство некоторого множества тел. Новая чувственность прекрасно описана Канетти в «Превращении», в котором бушмен порождал реальность из чувства реальности, из эмоционально сгустившегося пятна мира.


5. Бессмысленность


Человеку не предпосланы смыслы, на которые он мог бы опереться, которые пролили бы свет на мир. Глубинное одиночество и языковая некомпетентность провоцировали человека на бессмысленные действия, на действия без надежды на успех. Этими действиями он начинал новый ряд событий, которыми он отгораживался от спасительной полезности инстинкта и тем самым открывал для себя возможность существования смысла.


По большому счету, «социальность» — это то, что возникает как повторение бессмысленного, в результате которого появляются смыслы. Она приурочивает самость к дискретно выделенному телу, останавливая поток дословного в акте именования. Человек времен позднего палеолита научился защищать себя от воздействия извне либо сверхактивностью, в основе которой лежала какая-нибудь мания, либо дремой, отсутствием реакции на что бы то ни было. Но главная опасность исходила для человека от него самого, от его навязчивых неконтролируемых видений. Только совместно переживаемые иллюзии могли создать более или менее устойчивое сообщество грезящих шизофреников — аутистов.


6. Аутизм


Термин «аутизм» происходит от греческого слова autos, что означает «сам». Впервые он был использован швейцарским психиатром Эйгеном Блейлером в 1911 году. До этого Блейлер ввел в научный обиход термин «шизофрения». Описывая пациентов, страдающих шизофренией, он отметил у них состояние бегства от реальности и ухода в себя для того, чтобы в полумраке Я вести бездеятельную жизнь в грезах. Вот это состояние он зафиксировал в термине «аутизм». То, что Блейлер называл аутизмом, его друг Юнг назвал интроверсией. Хотя эти термины, конечно же, не совпадают.


Открытие феномена аутизма поставило вопрос о правомерности противопоставления чувственной ступени познания и рациональной. Оно сделало осмысленным введение в обиход таких понятий, как мыслящая эмоция и эмоциональное мышление. Аутистов характеризует конкретность, буквальность в восприятии мира. У них нет тенденции к общению и обобщению. Их может ранить прикосновение, запах, цвет, свет. Они фиксируют себя на неприятных впечатлениях.


Аутисты хотят жить в неизменных условиях, сохраняя стереотипы в контактах с миром. Человек невысказанного смысла — человек стереотипа, а не новизны. При этом он может быть одержим какой-либо идеей. Реализуя эту идею, он не заботится о самосохранении, демонстрируя полное пренебрежение к болевым симптомам и пищевым инстинктам. У аутистов отмечается пристрастие к музыке, к счету, к выделению цвета и форм, а также страсть к стереотипной игре словами и фразами. Они могут уходить почти в полную изоляцию благодаря пассивной бесчувственности.


7. Блейлер


Аутизм рассматривался Блейлером как синдром шизофрении. Затем он заговорил о существовании аутистического мышления.


7.1 Аутистическое мышление


Кто мыслит аутистически? Мальчик, который скачет на палке и воображает себя генералом. Девочка, играющая в куклы. Если из ее игры убрать аутизм, то от куклы останется кусок дерева. Аутистически мыслит артист, когда он выходит на сцену, чтобы сыграть роль Гамлета. Аутистически мыслит верующий, который идет в храм, а также художник, который ловит неуловимое на своем полотне. Аутистически мыслит любой человек, когда он решает уйти в себя из внешнего мира, а также когда он видит сны.


7.2 Шизофреник-реформатор


Шизофреник-реформатор не пытается уйти из внешнего мира, чтобы спрятаться в своем внутреннем мире, но он тоже мыслит аутистически, пытаясь реальный мир привести в соответствие со своими грезами. Шизофреник-реформатор грезит наяву. Если же реформатор не грезит и не пытается изменить общество в соответствии со своими грезами, то он перестает быть реформатором и становится простым менеджером, посредственным политиком.


7.3 Мысль, которой правит эмоция


Есть мысли, которыми правит логика, но за ними всегда скрываются мысли, которыми правит эмоция. У этих мыслей другая логика. В них реализуется логика синтеза, а не анализа.


Мысли зарождаются внутри эмоции, как черви в яблоке. Эмоции разлагаются, отодвигаются, и на их месте появляются контуры или схемы, как говорит Кант, какой-то предметности. А вместе с предметностью появляются и мысли о предметности. Пока нет предметности, не может быть и мысли, ибо ей нечего мыслить. Поэтому первичной мыслью является эмоция, желание. Например, псевдология инженера, который изобретает философскую систему, основана на эмоции, на желании мыслить, но не на мысли. Тонко настроенная женщина, которая чувствует, что ее по ночам посещает жених и что этого жениха зовут Иисус Христос, — превращается в орган чувства, настроенный грезой.


Мысль, которой правит эмоция, тенденциозна. Но «между аути­стическим и обычным мышлением не существует резкой границы…». А это значит, что нельзя зафиксировать момент, когда заканчивается обычное мышление и начинается аутистическое, и наоборот, ибо они имеют общее происхождение.


7.4 Парадоксы аутизма


Аутистическое мышление любит противоречия. Оно ими питается, совмещая несовместимое. Эмоционально можно быть ребенком, беззаботно наслаждаясь жизнью, и одновременно можно быть взрослым, добиваясь карьерного роста. Можно быть милым человеком и желать скорейшей смерти тому, кто может освободить для нас должность. Аутистическое мышление вполне допускает, что один и тот же человек может быть и мужчиной и женщиной, и высоким и низким. Он может быть и сыном, и отцом, и мужем своей матери. Эмоция синтетична по своему существу. Нормальный человек испытывает угрызения совести за то, что он сделал. Аутистическое мышление бывает более жестким. Оно заставляет страдать человека от той несправедливости, которой он не сделал, но мог бы сделать. Ригоризм эмоциональной дипластии невыносим для человека. Для сурового воздействия на самого себя аутистическому мышлению нужны не действия, а только представления о действии. «И эти страдания, — как пишет Блейлер, — в которых человек уверил себя, часто являются тем более тяжелыми, что логика не может прийти им на помощь…»


Грезы наяву делают человеческую жизнь прекраснее, но в то же время и опаснее.


7.5 Спор между Блейлером, Жане и Фрейдом


Как соотносятся аутистическое мышление и реальное? Жане полагает, что аутистическое мышление является более древним, а реалистическое мышление — это поздний плод человеческого развития. Почему? Аргументация Жане такова: при болезненных психических процессах прежде всего нарушается реалистическая функция мышления, а это значит, что она является наиболее сложным и недавним изобретением человека. А аутистическое мышление является более простой и более ранней функцией человека. Аутистическое мышление относится к нижним слоям мышления, а реалистическое — к верхним слоям. Первыми разрушаются верхние слои мышления, а не те, которые за ними лежат. Эта мысль Жане и не понравилась Блейлеру.


Равно как ему не понравилась мысль Фрейда о том, что принцип реальности появляется после принципа удовольствия. Аргументация Блейлера такова: у животных мы наблюдаем реальную функцию, и никакого аутистического мышления у них нет, а человек — это, в первую очередь, животное. Согласно Блейлеру, Фрейд ошибался, приписывая детям галлюцинаторное удовлетворение желаний. У детей, на его взгляд, нет никакого галлюцинаторного удовлетворения. Ребенок предпочитает действительное яблоко, а не воображаемое. Цыпленок в яйце — это не аутист, говорит Блейлер. И скорлупу он пробивает клювом, а не грезами. Вывод Блейлера звучит так: «Начиная с определенной ступени развития, к реалистической функции присоединяется аутистическая, и с этих пор развивается вместе с ней».



Аутография языка и сознания

Книга посвящена философским проблемам сознания. Автор возражает против биологизации философского дискурса о человеке и задается вопросом: что является определяющим для сознания — приспособление к миру или самоограничение человека? Функция отражения или функция воображения? Нуждается ли сознание в языке или язык — это явный враг сознания? В поисках ответа Федор Гиренок обращается к анализу наскальной живописи — впечатляющему результату существования человека воображающего.<br /> Автор — сторонник аутографического исследования феномена человека; суть его — в рассмотрении аутизма как фундаментальной антропологической характеристики.<br /> Отсюда неизбежен вывод об асоциальной природе человека.<br /> Книга предназначена всем, кто интересуется современной философией.

209
Философия Гиренок Ф.И. Аутография языка и сознания

Философия Гиренок Ф.И. Аутография языка и сознания

Философия Гиренок Ф.И. Аутография языка и сознания

Книга посвящена философским проблемам сознания. Автор возражает против биологизации философского дискурса о человеке и задается вопросом: что является определяющим для сознания — приспособление к миру или самоограничение человека? Функция отражения или функция воображения? Нуждается ли сознание в языке или язык — это явный враг сознания? В поисках ответа Федор Гиренок обращается к анализу наскальной живописи — впечатляющему результату существования человека воображающего.<br /> Автор — сторонник аутографического исследования феномена человека; суть его — в рассмотрении аутизма как фундаментальной антропологической характеристики.<br /> Отсюда неизбежен вывод об асоциальной природе человека.<br /> Книга предназначена всем, кто интересуется современной философией.