В известном смысле дискуссии, которые ведутся в современном россиеведении, напоминают извечное противостояние «физиков» и «лириков». Продолжается нескончаемый спор тех, кто стремится к построению обобщающих теоретических моделей, неизбежно редуцирующих сложнейший и многообразнейший исторический процесс, и тех, кто выражает изначальное недоверие поискам генерализирующих исторических закономерностей, поскольку, как это «всем известно», «умом Россию не понять».

Разумеется, любая теория, претендующая на логическое объяснение исторического процесса, не может быть ни чем иным, кроме его редукции, и описывать безумие российской истории гораздо проще, чем пытаться постичь ее логику и конструировать заведомо уязвимые для критики схемы. Невозможно спорить с утверждением, что «тонкая материя» российского бытия находится в более чем своеобразных отношениях с логикой, а потому многообразие ее проявлений всегда готово посрамить любую теорию», потому что так оно и есть в действительности.

Но известно и другое: ограниченная в своем качестве теория все же полезнее неограниченных в количестве фактов. И в качестве методологического посыла отечественным историкам (в том числе и начинающим) более плодотворной представляется поэтическая формула не Ф. И. Тютчева, а И. М. Губермана: «Давно пора, ядрена мать, умом Россию понимать».

Изучение курса «Система взаимодействия власти и общества» предполагает теоретический анализ наиболее значимых в методологическом отношении проблем функционирования особой социальной сферы многоаспектного взаимодействия элементов внутри системы «человек — общество — власть», постановка которых способствует углубленному пониманию ключевых событий истории, прежде всего отечественной, преимущественно ХХ — XXI вв. Чтобы критически переосмыслить уже знакомые магистрантам-историкам переломные моменты новейшей истории России под необычным («социократологическим») углом зрения, с опорой на последовательное акцентирование постоянного системного взаимодействия власти и общества, целесообразно выделить несколько ключевых компонентов такой системы.

В таком контексте для конструирования объяснительных и эвристических схем новейшей истории Отечества во всем многообразии понятийного арсенала нынешнего проективного россиеведения непросто будет выделить традиционную философско-историческую и историософскую тройку терминов-концептов более репрезентативную и коннотативную, чем выборка: «Империя», «партии», «массы». И несет эта тройка как историческую науку, так и историческую мифологию, причудливым образом годясь в равной степени левым и правым, глобалистам и антиглобалистам, русофобам и русофилам, русистам и россиеведам.

Известно, что ключ к разгадке многих, если не всех, тайн русской истории кроется в особенностях русской власти, которая, по выражению академика Ю. С. Пивоварова, и есть «главный деятель и делатель нашей истории; она предельная ценность, целеполагание и средоточие всей русской системы» с ее «властецентричной культурой». Но секрет «русской власти», в свою очередь, непостижим вне осмысления феномена Империи как генератора стратегических целей и исторической судьбы России. В бесчисленных попытках «вписать» Россию в контекст прошлого, настоящего и будущего человечества именно понятие «Империя» является одним из наиболее значимых — как по частоте употребления, так и по насыщенности научно- теоретического и идеологически-оценочного звучания.

В зависимости от «негативности» либо «позитивности» трактовки этого термина в современном «империоведении» (соответственно, и в россиеведении) явно обнаруживаются два противостоящих друг другу лагеря.

С одной стороны, распространен взгляд на империю как «момент негативного универсализма», в котором мир объединяется не как форма или идея, а как инерционная «воронка» разложения границ и «круговой обороны» захваченных территорий и ресурсов. Зачастую империя рассматривается как «неполноценное национальное государство, которое либо станет национальным, если основная нация ассимилирует или вытеснит все остальные, либо распадется на части по этническому признаку», либо вовсе как метафора «несправедливого мира» и «смутного времени», когда господствуют «нелегитимное насилие», «вооруженная глобализация» и «глобальный апартеид».

С другой стороны, к имперской идеологии как главному инструменту мобилизации масс и основе государственного и национального возрождения обращаются те ученые и политики, которые видят в «Имперской идее» актуальный тренд общественного сознания, концептуальное обоснование политики новой России, перспективный вектор ее социально-политического развития и геополитической трансформации.

В нашем курсе мы солидаризируемся с теми из исследователей, которые не считают империи «дурным прошлым» человечества, а, напротив, исходят из признания их не исключением, а «правилом всемирной истории». Но, учитывая многозначность употребления этого термина, сделаем несколько уточнений, что понимается под Империей далее.

Как правило, говоря об империи, подразумевают один или несколько из следующих признаков:

— наличие императора, власть которого (де-юре или де-факто) признается сакральной;

— полиэтничность и обусловленная ею этнокультурная гетерогенность;

— патернализм как основа «вертикали власти» и социокультурных взаимосвязей внутри имперской «семьи народов»;

— масштабность освоенных пространств;

— экспансионизм территориальной и культурной политики (ее «империалистический», колониально-гегемонический характер);

— своеобразие отношений центра и периферии внутри империи и связей с соседями вне ее.

Но Империя не есть всего лишь масштабное многонациональное государство с обширными государственными интересами, у которого хватает воли, сил и средств вести «империалистическую» политику, вовлекая в свою орбиту все новые народы. Империя не есть и просто форма государства, отличная от иных форм лишь техническими особенностями устройства и правления. Империя — это государство, осознавшее свою роль во всемирной истории и целенаправленно выполняющее ее как Миссию, находящуюся превыше локальных («всего лишь государственных») интересов.

В основе исторического существования любой Империи лежит идея служения Императиву, объединяющему населяющие ее народы во имя реализации Добра и противостояния Злу. В рамках такого понимания Империи она, пожалуй, единственный реально возможный в истории государственный синтез онтологических и аксиологических представлений человека: Империя — это государственная форма осмысленного бытия человека и общества. Это наднациональная суперэтническая форма объединения народов в единое социокультурное пространство («центр мира»), в котором их бытие вписано во вселенский, провиденциально-эсхатологический контекст. Это форма опосредованной власти Императива, являющегося общезначимым нравственным предписанием для имперообразующей нации и включаемых в нее народов, определяющего смысл и цель индивидуального и сверхличностного существования человека и человечества в истории.

Всякое государственное образование, претендующее на роль Империи, исходит из монополии на подлинную Идею, предлагаемую массам в качестве истины, способной служить антиэнтропийным идеологическим фундаментом общества на данном этапе истории. Наличие Идеи, способной объединять и вести массы, является нормой существования Империи. Именно Идея дает и государству, и человеку ощущение причастности к Истории, радость и утешение от осознанного Служения чему-то значительно более великому, чем всего лишь частные интересы. Империя — это не просто «большая семья» — это семья, которая знает (или полагает, что знает) смысл жизни и дарит причастность к нему всем своим членам. Каждый отдельный народ (как и отдельный человек), идентифицирующий себя с Империей, получает возможность обрести ценностную полноту социального бытия в служении Великой Целостности, найти надежную опору, находящуюся вне времени (тем более, вне всяких смутных времен), приобщиться Вечности. В этом смысле Империя есть утопия. Но это работающая, и, как показывает история, эффективно работающая утопия.

Однако в самом существе империи заложен изначальный антагонизм между утопическим стремлением к воплощению идеальных ценностей и невозможностью их совершенной реализации на практике, в ценностях конкретно-исторических. В этом взрывоопасном взаимопроникновении утопии и истории кроются и причины устойчивости империй, и причины циклически повторяющихся имперских кризисов — смут. В таком контексте историческая функциональность смуты как раз и заключается в восстановлении баланса между Утопией и Историей в жизни Империи и сознании ее жителей. Жизнь империи, ее исторические циклы могут быть рассмотрены как поверхностное проявление скрытых процессов, подспудно вызревающих в толще общественного сознания. Хранителем и выразителем базового минимума имперских ценностей является народ, который, с одной стороны, является строителем империи, с другой — сам становится ее фундаментом. В рамках такой модели понимания Имперскости народные массы обеспечивают статику функционирования империи, а элиты — динамику. Если действия элит явно вступают в конфликт с основополагающими ценностями народа, ставят под угрозу историческое бытие Империи — наступает Смутное время.

Тогда на сцену истории вынужденно выступают народные массы, в «нормальное» историческое время относящиеся к политике индифферентно. Движущей ими силой выступает негативизм, являющийся показателем иммунного статуса имперского организма. Особая роль в этом механизме принадлежит массовому сознанию, активизирующемуся в кризисной ситуации. Собственно, в нем главным образом и происходит борьба за Империю, в нем и коренятся ее Дух и Кровь. Если смысловым стержнем Империи признать именно ее идеократический компонент, то борьба за власть в Империи есть прежде всего битва за Идею (так же как борьба Империй есть борьба Идей), полем которой является массовое сознание.

Таким образом, Смутные времена в имперской истории являются периодами своеобразной переоценки ценностей, связанной с обновлением базового комплекса идеологем (восстановлением соразмерности соотношения между сакральными сверхзадачами и реальными земными ценностями, между метафизическим смыслом Империи и его официальным выражением) и воссоединением живой психологической связи между обществом и властью (возрождением самосознания имперского общества как целостного субъекта истории, возвращением утраченной цельности переживания жизни как служения). Другими словами, Смута начинается с идеологического банкротства государства и психологического отчуждения масс от властной элиты, утратившей в их сознании имперско-историческую легитимность, и заканчивается с приходом к власти политической силы, идеологически и психологически адекватной массам, изоморфной Имперской традиции. И не учитывать этого объективно существующего механизма российской истории не вправе власть, претендующая на историческое будущее в России. Собственно, пара «Власть — Империя» и образует диалектическое единство основного конфликта русской истории, определяя своеобразие пресловутой «русской системы» и ее цикличность.

Исходя из вышеизложенного, взглянем на одну из величайших в отечественной и мировой истории смут — Русскую Смуту 1917 г., возникновение, ход и итоги которой убедительно продемонстрировали, что быть Властью в Империи — это особая ответственность. Осмысление Смуты 1917 г. остается магистрально значимым для современной России и осознания роли Имперского начала в ее истории (некоторые авторы даже называют Октябрьскую революцию «Великой октябрьской империалистической», подчеркивая: «У нас в России свой транзит. Уже дважды в течение ста лет мы покидаем одну империю и приходим в другую. Таковы особенности национального транзита»).

Купить

Внимание! Авторские права на книгу "История СССР/РФ в контексте современного Россиеведения" (Безбородов А.Б.) охраняются законодательством!

История СССР/РФ в контексте современного Россиеведения

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3 Империя, партии и массы в системе взаимодействия власти и общества в России

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях