|
|
ОглавлениеДоктринальные особенности УК РФ 1996 г.: состояние и генезис Очередной этап реформирования экономического уголовного законодательства О понятии и системе российского уголовного законодательства О деюридизации российской науки уголовного права Уголовно-правовая охрана жизни новорожденных и умирающих пациентов: трудности. Квалификации Юридические источники экономического уголовного права: зарубежный опыт и российские. Перспективы Уголовная ответственность за мошенничество по уголовному кодексу Германии Часть II. Обстоятельства, исключающие преступность деяния: теоретический аспект Уголовная и административная ответственность: в поисках нового подхода К вопросу о преступлениях «худуд» в мусульманском праве Проблема изъятия политических преступлений из соглашений об экстрадиции Соисполнитель преступления: вопросы квалификации Влияние признаков личности виновного на назначение наказания: исторический обзор Часть III. Общеуниверситетский пул дисциплин «маголего» (2016/2017 учебный год) Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуО ДЕЮРИДИЗАЦИИ РОССИЙСКОЙ НАУКИ УГОЛОВНОГО ПРАВАГ. К. Мишин, Все основные научные проблемы российского уголовного права имеют одну методологическую причину, и это деюридизация. Наша гипотеза подтверждается авторитетным мнением, что препятствием для постсоветского развития во всех сферах — от конституционализма в политическом устройстве до рыночных преобразований — выступает нерешенность главной российской проблемы — отставания юридического сознания. Отсюда неспособность России «взять правовой барьер». Отсталость сознания постсоветской России наглядно проявляется в том, что и поныне его характеризует абсолютизация политического при непонимании, недооценке, а то и агрессивном отторжении правового. Почти так же, как это было 50, 100 или 200 лет назад. Так что речь идет не только том, что деюридизация нашего общества стала наследием коммунистического бюрократического эксперимента. Важной составляющей отечественной традиции всегда было обоснование чуждости российскому менталитету юридического мировоззрения. Через российскую историю оно проходит красной нитью, начиная с православной традиции осуждения католицизма за «юридизацию» христианства, далее через идеологию государства-семьи во главе с православным царем-батюшкой и вплоть до принципиальных для советской идеологии обвинений в адрес буржуазного правового государства в юридическом формализме, будто бы призванном скрывать его природную классовую несправедливость в интересах капиталистов-эксплуататоров. Однако если для российского общества сохраняющаяся деюридизация есть объективная данность, то для наук, называющих себя юридическими, такая «особенность», проявляющаяся через четверть века после начала постсоветского правового реформирования, представляется нам сугубо субъективной и преодолимой. Проявления этой пагубной традиции в российской науке уголовного права не оправдывают ссылки на неизбежную ограниченность кругозора отраслевых юридических наук и ее зависимость от представителей общей теории права. Ученым, чьи базовые знания формировались «советской теорией», надо заниматься самообразованием. Итак, деюридизация российской уголовно-правовой науки есть следствие никак не отступления с неких достигнутых ею ранее позиций. Речь идет об отставании в освоении принципиально новых и ранее неведомых для нее вершин. При этом представители науки уголовного права свое нежелание развиваться и свою фактическую оторванность от настоящей науки зачастую прикрывают некой мнимо-патриотичной приверженностью «родному уголовному праву» — советскому и/или дореволюционному. Тем самым открыто игнорируют в корне изменившиеся материальные источники российского права. Начиная с 1990-х гг., Россия впервые в своей истории предпринимает попытку построить государственность на подлинно правовой основе. Поэтому обострение соответствующих противоречий неизбежно. Вот авторы новейшего учебника уголовного права, рассматривая центральную для всего комплекса правовых знаний тему, вынуждены приступать к ней следующим образом: «Обоснованность отнесения Конституции РФ к источникам уголовного права подтверждается следующими аргументами». Необходимость «обоснованного подтверждения аргументами» аксиомы красноречиво свидетельствует о дремучести правящих бал в этой отрасли «теорий». Ведь гипотеза любой уголовно-правовой нормы содержит в первую очередь условие ее соответствия Конституции. Сама сущность правовой системы/правопорядка заключается в связанности норм всех отраслей законодательства посредством базовой нормы, т. е. в их прямой подчиненности Конституции. Недооценке конституционных норм способствует сохранение в действующем УК РФ определенных «родимых пятен». Так, в литературе отмечалась оригинальность для законодательства цивилизованных стран выделения в структуре Особенной части главы о преступлениях «против конституционных прав и свобод человека и гражданина». Получается, что на конституционные права личности якобы не посягают убийство, кража и другие преступления, что у гражданина нет конституционного права требовать у государства защиты от любых уголовников. Налицо та самая российская традиция, которую надо преодолевать. На самом деле речь идет о пагубной логике законодателя, которую можно связывать с воззрениями Н. С. Таганцева: сенатор теоретически обосновывал исключение карательного закона из системы права, фактически оправдывая царизм, отвергавший конституционализм, что в конечном счете и обрекло Россию на революции. А ведь требовалось всего лишь завершить начатую задолго до них историческую работу по строительству правовой системы России и увенчать Конституцией — Основным Договором — «пирамиду» Свода законов, проект которого был начертан еще комиссией М. М. Сперанского и где наказательному праву отводилось свое «законное» место. Неудивительно, что Н. С. Таганцев выступил и одним из активных официальных разработчиков Уголовного уложения (частично вступившего в силу в 1903 г.), призванного заменить Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Поэтому он также делит ответственность за внедрение в законодательство России нового — «самобытного» — названия самой этой юридической отрасли — теперь уже права «уголовного», а не наказательного, как принято во всех цивилизованных, правовых государствах. На наш взгляд, в отечественной истории права, и как науки, и как системы отраслей законодательства, трудно найти более вредоносную идею. Замена имени чревата подменой сущности. Но мировая правовая наука знает сущность лишь наказательного права. Как писал Ф. Лист, «во всех своих проявлениях, несмотря на свои особенности, уголовное право остается правом… Не характер защищаемых интересов, которые могут принадлежать к самым различным областям права, а своеобразный характер защиты составляет сущность уголовного права. …Ко всем областям права приступает уголовное право в качестве дополнения и обеспечения („секундарная“, „дополнительная“, „санкционирующая“ природа уголовно-правовых норм)». Симптоматично, что и в этом дореволюционном издании немецкое слово «наказательный» повсеместно переведено на русский язык как «уголовный». Известно, что далеко не при всяком состоянии источников права можно ожидать научной его обработки. И не в последнюю очередь из-за указанной подмены вся дальнейшая история развития отечественного «уголовного» права стала «ловлей рыбы в мутной воде», причем чуть ли не правилом стало, что «рыбакам» уже неизвестно, что же они ловят. Но эта подмена оказалась очень выгодна пришедшим к власти врагам правового закона — большевикам. И по сей день она выступает серьезным препятствием для возрождения правовых начал в российской «уголовно-правовой» науке. При этом в советской России сама отрасль наказательного законодательства раздвоилась на «уголовное» и об административных правонарушениях, чем теперь уже воспользовались и постсоветские бюрократы из судебного ведомства. Действуют не только два наказательных закона — УК РФ и КоАП РФ, но и выстраивается целая система административной «наказательной» юстиции. С выстраиванием межотраслевой стены между «преступлениями» и криминальными «полицейскими нарушениями» становится практически невозможным решение задачи предупреждения преступлений. Утеряно само понимание полицейских (предупредительных) запретов. Теоретическое убожество такой «уголовно-правовой политики» очевидно. Среди прочих последствий указанной подмены — уже «традиционное» культивирование и умножение в российской литературе прямой фальсификации (обмана), когда читателям предлагают переводы на русский язык «Уголовных» (а в оригинале всегда «Наказательных») кодексов Германии, Франции, Италии… или Примерного/Модельного «уголовного» (на деле, конечно, «наказательного») кодекса США. Приверженность чуждым праву «традициям», в первую очередь советским, наглядно проявляется и при раскрытии принципов уголовного права. Так, раскрывая принципы уголовного права, как правило, ссылаются на известную монографию, которая, по-видимому, и дала основные аргументы для включения в УК РФ декларативных статей, посвященных принципам. Очень показательно, что наработки периода конца социалистического эксперимента, особенно в части принципов уголовного права, которые по убеждению авторов той теоретической модели УК «имеют классовый и исторический характер и в своей совокупности выражают не только сущность социалистического уголовного права в целом, но и определенный этап развития социализма», без труда перекочевали в постсоветское уголовное право и в УК РФ. А между тем их суть была в обосновании окончательного разрыва отрасли уголовного законодательства с конституционной правовой системой. Уголовный закон, инкорпорировав в себя «общеправовые» принципы, получал все возможности выйти на дорогу «автономной»/свободной от внешних правовых ограничений «охраны». Как утверждалось в ст. 1 этой теоретической модели, уголовный кодекс имеет задачей охрану общественного строя СССР, его политической и экономической систем, социалистической собственности и всего социалистического правопорядка. Для этого он определяет, какие общественно-опасные деяния являются преступлениями и какие наказания подлежат применению к лицам, совершившим преступления. Характерно, что ни в тексте этой статьи, ни в ее обосновании, изложенном в главе монографии, не упоминается Конституция. Вот где лежат ближайшие истоки («традиция») той бесконтрольной неразумной сверхактивности «распоясавшегося принтера», штампующего надуманные уголовно-правовые запреты. А в постсоветской литературе продолжают уповать на помощь бесконтрольному законодателю некими «теориями криминализации» и компетентными экспертами. Таким образом, сугубо кабинетное отраслевое изобретение законодательных новелл о материально-правовых принципах (казалось бы, они все равно декларативные, ведь уголовный закон не применяется без органов правосудия) на самом деле влечет вполне реальные теоретические и практические последствия. Внимание! Авторские права на книгу "Уголовное право и современность. Сборник научных статей. Вып. 6" (Под ред. Есакова Г.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
