|
|
ОглавлениеГлава I. Учение о периоде. § 1. Простой период § 3. Фигуры последовательностей § 1. Работа над содержанием обычной речи: выбор темы, определение цели, сбор материала § 3. Назначение композиционных частей судебной речи Глава IV. Расположение. § 1. Принципы расположения § 2. Логические схемы — основа для составления ясного плана Глава V. Произнесение и запоминание Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу§ 2. Фигуры мыслиКроме тропов, в риторике, для украшения речи, пользуются еще и фигурами. Рассмотрим те из них, которые принято называть фигурами мысли. Ораторы прибегают к ним для того, чтобы придать сказанному живость, динамичность и наглядность, или же для того, чтобы, избегая однообразия и монотонности речи, перейти от одной мысли к другой. В зависимости от выполняемой функции, фигуры мысли можно разделить на три группы: 1) фигуры убеждения; 2) фигуры украшения; 3) фигуры эмоционального воздействия на слушателей, называемые также фигурами страстей. Все фигуры, в отличие от тропов, не предполагают замену одних слов другими. До рассмотрения конкретных видов фигур мысли уточним: фигура мысли — это оборот речи, отличающийся от обычного (такого, которым для передачи данного чувства либо мысли традиционно пользуется большинство носителей языка) и позволяющий через усиление выразительности полнее передать мысли и чувства, испытываемые оратором. а. Фигуры убеждения Почти все фигуры этой группы содержат в себе то, что В. В. Одинцов называл вопросно-ответным ходом. Важнейшей частью этого хода является задаваемый оратором вопрос. В простейшем виде вопросно-ответный ход не предполагает ответа, а представляет собой риторический вопрос. Такой вопрос, как известно, не является вопросом в полном смысле слова — это утверждение или отрицание в форме вопроса или восклицания. Например: «Поди-ка, догони его! Разве так можно поступать?» Задается риторический вопрос не для того, чтобы получить ответ, а для убеждения тех, к кому оратор обращается. Этой фигурой часто пользовались античные ораторы: «Так возможны ли сомнения в том, что добычу предложили Хрисогону именно те люди, которые и получили от него часть этой добычи?» (Цицерон М. Т. В защиту Секста Росция. 107.) Цицерон не сомневается в том, что говорит, но сказать просто, что Хрисогону добычу предложили именно те люди, которые получили от него часть этой добычи, — значит не передать значительную часть гнева и возмущения, переполняющих оратора. Сравните одну и ту же мысль, выраженную сначала в форме риторического вопроса, а затем в нейтральной форме обычного утвердительного предложения. Риторический вопрос убедительнее для слушателей. Поэтому его и называют фигурой убеждения. Вопросно-ответный ход предполагает использование не только риторических, но и обычных вопросов. При этом оратор может не ограничиться одним вопросом, а задать их несколько, один за другим. Так говорил М. Т. Цицерон в уже цитировавшимся нами отрывке из речи «В защиту Квинта Лигария»: «Скажи, что делал твой обнаженный меч, Туберон, в сражении под Фарсалом? Чью грудь стремилось пронзить его острие? С какими намерениями брался ты за оружие? На что были направлены твой ум, глаза, руки, твое рвение? Чего жаждал, чего желал?» Конечно, вопросы производят более сильное впечатление, чем фраза: «Ты сам, Туберон, воевал против Цезаря, и мы знаем об этом». Кроме того, вопросы делают речь более живой и разнообразной. Мысль, высказанная в форме утверждения или отрицания, может быть не замечена или пропущена слушателями, а та же мысль, высказанная в форме вопроса, а тем более как серия вопросов, следующих один за другим, не может остаться незамеченной. Поэтому вопрос должен использоваться оратором лишь в тех случаях, когда он хочет выделить нечто, имеющее принципиальное значение для рассматриваемого дела. Цицерон, защищавший Лигария, стремился в своей речи подчеркнуть, что Туберон, обвинявший Лигария в государственной измене, виновен в том же самом, поскольку тоже воевал против Цезаря. И это столь важное для защиты положение благодаря многократному повторению названной фигуры убеждения становится незабываемым. Оратор может задавать вопрос и сам на него отвечать. Эту риторическую фигуру мысли использовал, например, Ф. Н. Плевако в речи, произнесенной в защиту интересов опеки А. В. Мазуриной: «Что же она (Булах. — О. П.) взяла и что дала? Было у Мазуриной прекрасное состояние, обеспечивавшее спокойную жизнь, — его взяла Булах, взяла до последней крохи. У Мазуриной были молодые силы и умишко — их не взяла Булах, потому что в уме не нуждалась, — у нее и своего довольно, как гордо заявила она в своем литературном труде, вчера здесь прочитанном, — а молодые силы не передаются от лица к лицу. Но эти силы и ум мешали Булах, — и она растоптала, уничтожила их; а когда довела ее до потери разума, этого образа божества, когда довела ее до состояния мумии, мычащей наподобие человека, разбила, растоптала живую душу, — она признала курс учения законченным, а себя — правомерной законной наследницей того, что не нужно было ее воспитаннице...» Другой разновидностью вопросно-ответного хода может быть следующий: оратор спрашивает и, не дожидаясь ответа, формулирует опровержение или возражение. Вот простейшая форма такой фигуры мысли: «У тебя не было дома? Нет, у тебя был дом. У тебя было много денег? Но ты в них постоянно нуждался». А вот более сложный пример этой фигуры: «Кому же нужно было бежать из Москвы? Г-же Булах или Мазуриной? Я утверждаю, что это нужно было Булах. Вот мои аргументы. Из всех уголков России избирается Ржев, город, с которым у Мазуриной не было никакой связи. У Булах — наоборот: там ее свойственники, ее сын; туда посылала она советные письма, приглашая помочь побегу. Для Мазуриной, полной любви и желания посещать святыни веры, Москва могла быть сменена Питером, Киевом, но не Ржевом. Ни исторической святыней, ни широтой жизни общественной Ржев не выдается среди городов России. Бежала ли туда Мазурина, ища свободы, удобств жизни? Нет! Ни та обстановка, в которой нашли ее в 1881 году, ни та, в которой она жила в шестидесятых, — не лучше, а хуже позднейшей московской обстановки. А свобода? Да когда же в Москве стесняли так девушку, как стесняли ее во Ржеве! Возьмите всю совокупность свидетельских показаний — и останется в итоге, что видеться с Мазуриной было нелегко, писать ей — значило терять даром время. Увезти туда Мазурину, уговорить ее там поселиться — был прямой расчет для Булах: этим расчетом связь с Москвой разрывалась, уничтожалась возможность потерять место по домашним соображениям мазуринской родни». (Плевако Ф. Н. Речь гражданского истца в защиту интересов опеки А. В. Мазуриной.) Другой разновидностью вопросно-ответного хода является фигура, называемая предварение или предупреждение. Суть ее в следующем. Оратор, зная, что его слова могут вызвать возражения, сам эти возражения формулирует и произносит, а затем на них отвечает. Эту фигуру можно использовать во всех частях судебной речи, но чаще всего она бывает полезной в начале. «Защитнику, прежде всего, необходимо постараться приобрести доверие к себе. Доверие приобретается основательностью речи; но бывают речи основательные, которым, однако, нет веры: это бывает тогда, когда явится подозрение, что человек говорит не то, что хочет его сердце, — сердце в разладе с умом. Подобное подозрение могло явиться у вас, господа присяжные, против меня, защитника, потому что Гольдсмит в начале заседания заявил, что я собирался быть поверенным его как гражданского истца. Но я очень счастлив, что не искал, где глубже, где лучше, где больше дают: это видно из того, что я, слава Богу, защищаю по назначению от суда и, следовательно, никакого личного интереса, кроме душевного, сердечного расположения, в переходе из одного лагеря в другой не имел. Поэтому я полагаю, что вы отнесетесь ко мне с доверием настолько, насколько этого будет заслуживать внутренняя правда моих слов. В настоящем деле, что ни шаг, то трудности. На скамье потерпевшего сидит наш товарищ, присяжный поверенный, призвание которого — защищать подсудимых, защищать истину и говорить на суде только правду. После этого не положить ли уже оружие?! Если присяжный поверенный Гольдсмит говорит, что с ним поступили так-то, то не правда ли все, что он говорит, от первого и до последнего слова, не делаю ли я большой ошибки против сословия, к которому принадлежу, что решаюсь доказывать возможность неправды в словах потерпевшего лица? Господа, я не думаю, что делаю ошибку: только гнилым корпорациям, гнилым сословиям свойственна такая идея, чтобы непременно отстаивать поступки своих членов, не подвергать их критике, не подвергать суду. Всякое же сословие, которое вмещает в себя членов, достойных доброго имени, не боится предстать перед судом, не боится слова правды... Итак, нимало не стесняясь тем, что предо мной в качестве потерпевшего лица стоит товарищ по сословию, я скажу: я вам не дам более веры, чем каждому человеку, явившемуся на суд поддерживать свои жалобы; если вы не подтвердите их, я сочту себя не только вправе, но и обязанным не верить вам, потому что во имя высоких человеческих интересов нельзя доверять тому, чего не докажет жалобщик». (Плевако Ф. Н. Речь в защиту обвиняемого Оскара Бострема.) Предварение начинается словами: «Защитнику, прежде всего, необходимо...» и т.д. Заканчивается: «Поэтому я полагаю, что вы отнесетесь ко мне с доверием настолько, насколько этого будет заслуживать внутренняя правда моих слов». Гольдсмит сказал только, что Плевако собирался быть его поверенным. Федор Никифорович, предупреждая мысли, которые могли бы возникнуть у присяжных после такого заявления, сам, за противника, формулирует неприятный для себя вопрос и задает его присяжным: поверите ли вы словам адвоката, о котором сказали, что он собирался выступать в процессе на одной стороне, а затем вы видите его защищающим интересы другой? (Вопрос этот не выражен грамматической формой вопросительного предложения, но он легко угадывается.) Затем дается объяснение: я защищаю по назначению суда, поэтому упрекнуть меня в каком-то личном интересе нельзя. Завершает фигуру просьба оратора — обращать внимание лишь на то, будет ли он говорить правду или нет. Все остальное в приводимом нами отрывке из речи Ф. Н. Плевако составляет другую фигуру мысли, называемую сообщением. Суть этой фигуры в том, что оратор как бы советуется или рассуждает вместе с судьями и присяжными по поводу затруднений, встретившихся в обсуждаемом деле. В первой части этой фигуры оратор говорит об общей для всех трудности, которую следует обсудить. Суду надо считаться с тем фактом, что Гольдсмит является юристом. Отсюда возникает вопрос: должен ли суд рассматривать дело, исходя из понятий корпоративной солидарности? Поставив этот вопрос перед членами суда и присяжными, оратор четко определяет и свою позицию. Он говорит: я буду верить лишь тому, что будет доказано, то есть буду вести себя и действовать так, как делал всегда, потому что считаю и своим долгом и долгом суда — установление истины. Две последние фигуры мысли — предварение и сообщение — предоставляют достаточную свободу оратору. По сути своей, они предполагают вопросно-ответный ход, но, как мы видели на примере выдержки из речи Ф. Н. Плевако, оратор не обязательно должен по-ученически задать вопрос, а затем четко сформулировать ответ на него. Вопрос и ответ должны быть сформулированы в речи, но как это будет сделано, решает оратор. Следующая фигура мысли называется сомнение. Используя эту фигуру, оратор стремится не только сделать свою речь разнообразной в языковом плане, но и удержать внимание слушателей, а также вызвать у них сочувствие и доверие к своим словам. В данной фигуре оратор демонстрирует притворное недоумение и растерянность, будто не знает, с чего начать и чем кончить, что говорить, а о чем умолчать. Этой фигурой любил пользоваться Цицерон. (4) «Что касается меня, то я не знаю, к чему мне прибегнуть: отрицать ли мне позорный факт подкупа суда; отрицать ли мне, что о нем открыто говорили на народных сходках, спорили в судах, упоминали в сенате? Могу ли я вырвать из сознания людей столь твердое, столь глубоко укоренившееся, столь давнее предубеждение? Нет, не мое дарование, но лишь ваше содействие, судьи, может помочь этому ни в чем не виновному человеку при наличии такой пагубной молвы, подобной некоему разрушительному, вернее, всеобщему пожару». (Цицерон. В защиту Авла Клуенция Габита.) Иногда оратор может сделать вид, что обходит молчанием или только слегка касается каких-то обстоятельств, хотя на самом деле говорит все, что хотел сказать. Такой прием называется фигурой прохождения. Она предоставляет оратору большую свободу с точки зрения формы словесного ее выражения. Хотя известна эта фигура давно, она до сих пор пользуется большой популярностью. Прибегают к ней и современные ораторы, но делают это не всегда грамотно. Представим себе такую картину. Оратор поднялся на трибуну и, стараясь привлечь внимание к тому, что он скажет, начинает так: «Я очень коротко, всего два слова», — а говорит затем целый час. Сказав нечто подобное, оратор добился своего: привлек к себе внимание слушателей. Но если потом он говорит долго и нудно, если он не использует в речи никаких других фигур и тропов, слушатели тоскливо ждут, когда же наконец кончатся эти затянувшиеся едва слова». Прохождение — сильная фигура, но оратор не должен с нее начинать, потому что все им сказанное будет постоянно сопоставляться с первой фразой, которую он произнес, взойдя на трибуну. И чем дольше оратор будет говорить, тем сильнее будет негативная реакция. Здесь хотелось бы подчеркнуть еще один важный момент: ни одна из риторических фигур не предполагает обмана аудитории, а тем более злостного. Использование фигуры прохождения должно украшать речь, делая ее более разнообразной в смысловом отношении, но при этом никогда не должно возникать подозрения в неискренности или самовлюбленной забывчивости оратора, говорящего неизвестно что, ради тщеславного желания покрасоваться на трибуне. Чтобы показать возможности этой фигуры, в качестве примеров приведем отрывки из речей мастеров античного красноречия, искренность и искусство которых никогда не ставились под сомнение: (34) «Я вправе просить вас, господа афиняне, чтобы вы до самого конца прений помнили: если бы Эсхин в своей речи не отступил от сути обвинения, то и я бы ни слова не сказал не по делу: однако же он говорил, постоянно уклоняясь в брань и клевету, а потому и мне надобно хотя бы кратко ответить на все его наветы. (Подчеркнуто нами. — О. П.) (35) Каковы же были эти его речи, от которых вышла всем погибель? А вот каковы. Он твердил, что хотя Филипп и прошел уже внутрь страны через Фермопилы, но тревожиться-де не надо, ибо вСе-де будет по-вашему, только бы вы сидели тихо, а уже дня через три-четыре вы узнаете, что Филипп — истинный друг тем самым людям, на которых идет войной, а прежним-де своим друзьям он, напротив, вскорости будет враг. И еще он говорил — да притом с превеликою выспренностью! — что не словами-де крепнет дружественность, но общею пользою, а польза-де хоть Филиппу, хоть фокидянам, хоть вам сейчас в одном — избавиться от жестокого фиванского утеснения». (Демосфен. За Ктесифонта о венке.) Второй пример: (11) «Даже если обойти молчанием грязные и позорные проступки его молодости (подчеркнуто нами. — О.П.), то к чему иному свелась его квестура, первая почетная должность, как не к тому, что он украл у Гнея Карбона, чьим квестором он был, казенные деньги, ограбил и предал своего консула, бросил войско, покинул провинцию, оскорбил святость отношений, налагаемых жребием?» (Цицерон. Против Гая Верреса (первая сессия.) Какие же выводы можно сделать из приведенных примеров? Уже говорилось, что не стоит начинать речь с этой фигуры. Но если оратор все-таки делает это, то ему вначале следует объяснить, почему он так поступает. Тогда он не вызовет негативных чувств у слушателей. Второй момент. Под знаком этой фигуры произносится очень небольшая часть речи. Третий. Использовать эту фигуру (как и любую другую) нужно там и тогда, когда она действительно необходима оратору. Содержание и форма речи будут производить целостное впечатление на слушателей лишь в том случае, когда одно соответствует другому. Надо употреблять фигуру, соответствующую мысли, и так, чтобы с ее помощью усилить мысль и полнее передать то, что чувствует оратор. Внимание! Авторские права на книгу "Риторика" (Петров О.В.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
