Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография

Под общ. ред. Лапаевой В.В., Полякова А.В., Денисенко В.В.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 17.03.2016 ISBN: 9785392206742 Язык: Объем текста: 322 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие к коллективной монографии

Глава 1. Принцип формального равенства как сущностный принцип права

Глава 2. Правовая определенность и формальное равенство как принципы нормативно-правового регулирования

Глава 3. Принцип формального равенства как основание легитимации права в гетерархичных правовых системах

Глава 4. Принцип формального равенства как основа правового мышления

Глава 5. «Бог не взирает на лице человека»: принцип формального равенства в свете христианской антропологии

Глава 6. Признание права и принцип формального равенства

Глава 7. О позитивистских подходах к пониманию формального равенства и конститутивной роли социального признания

Глава 8. Коммуникативные формы правового признания

Глава 9. Проблематизация взаимного признания в социальной и правовой философии

Глава 10. Легитимность юридических законов: исторические и современные интерпретации

Глава 11. Легитимность права и принцип формального равенства

Глава 12. Принцип добросовестности в гражданском праве

Глава 13. Право и политика как механизмы легитимации государственных проектов

Глава 14. Развитие делиберативной демократии в современной России: специфика и тенденции

Глава 15. Конструируя равенство: семиотический подход к анализу практики национальных и международных судов при рассмотрении ими дел о правах лиц с психическими расстройствами

Сведения об авторах

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 12.
Принцип добросовестности в гражданском праве

Д. В. Дождев

1 В конце XX в. категория добросовестности, которая в большинстве гражданских кодексов упоминалась ситуативно, выдвинулась в ранг общих принципов гражданского права. Если в Кодексе Наполеона (FCC) добросовестность управляет исполнением обязательств (art. 1134 (3)), в Германском гражданском уложении (BGB), помимо своей роли в исполнении обязательств (§ 242), выступает основанием обязанности по возмещению вреда (§ 826) и руководящим началом толкования договора (§ 157), в Итальянском гражданском кодексе (ICC) управляет не только исполнением обязательств (art. 1175), исполнением (art. 1375) и толкованием договора (art. 1366), но и отвечает за ведение переговоров (art. 1337), поведение до наступления отлагательного условия (art. 1358), порядок встречного исполнения обязательств (art. 1460 (2)), то в Швейцарском гражданском кодексе (SCC), помимо специальных положений, содержится ст. 2 с формулировкой общего принципа гражданского права, воспроизведенной в п. 3 ст. 1 ГК РФ: «При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских отношений должны действовать добросовестно». В ГК Нидерландов (BW-1992) прежние категории доброй совести (goede trouw) и справедливости слились в новом понятии разумного и справедливого (redelijkheid en billijkheid), которое не только управляет отношениями между должником и кредитором и содержанием возникающего из договора обязательства (arts. 6:2; 6:248 BW), но и выступает в общей части кодекса среди основных начал гражданского права (art. 3:12 BW): «При установлении требований разумного и справедливого следует принимать во внимание общепризнанные принципы права, текущие правовые взгляды в Нидерландах и задействованные в отношении общественные и частные интересы».

2. В Кодексе Наполеона формулировка абз. 3 ст. 1134 долгое время блокировалась положением абз. 1, который объявлял договор законом для сторон. Французские суды и доктрина обратились к широкой интерпретации категории добросовестности лишь в последние десятилетия XX в., следуя общемировой тенденции. Толкование положения о добросовестном исполнении обязательств как общего принципа гражданского права, определяющего целый ряд институтов и выступающего единым началом всех сторон гражданского оборота, предстает заслугой немецкой юриспруденции и судебной практики. Сегодня этот принцип пронизывает наднациональные европейские документы, претендующие на унификацию договорного или даже всего частного права.

3. Успешная циркуляция наработанных германской юриспруденцией моделей поддерживает процесс унификации «снизу». Например, обязанность предоставлять информацию контрагенту (duty to inform) еще недавно не признавалась в большинстве европейских юрисдикций. Известная еще римскому праву обязанность сообщить покупателю известные продавцу пороки товара трактовалась как вид преддоговорной ответственности, так что покупатель не мог ссылаться на пороки, если они не угрожали действительности договора. Ст. 1382 FCC давала возможность взыскать убытки, если контрагент умолчал о пороках, которые привели к недействительности договора. Учение Р. Иеринга о преддоговорной ответственности прямо апеллировало к категории добросовестности, так что наряду со специальной нормой об ответственности за информацию по существенным условиям договора стали оперировать и нормой о добросовестности. В итальянском кодексе 1942 г. две нормы соседствовали: art. 1337 провозглашала стандарт добросовестности при ведении переговоров, art. 1338 устанавливала, что сторона, скрывшая информацию о причине, повлекшей недействительность договора, должна возмещать связанный с этим ущерб неосведомленной стороне. В контексте устойчивой традиции, которая связывала возможность расторжения договора с умышленным введением в заблуждение (art. 1439 ICC), ответственность по art. 1338 ограничивалась возмещением ущерба (негативный интерес) и понималась как преддоговорная. Тем самым при наличии умысла, который не затрагивал существенные условия договора, или при неумышленном введении в заблуждение вопрос о возможности расторгнуть невыгодную сделку решался отрицательно. Такое толкование отвечало господствующим взглядам, которые ставили стабильность оборота выше идей солидарности: каждая сторона признавалась автономной в преследовании собственных интересов и не обязанной к сотрудничеству с контрагентом на этапе обсуждения условий договора. Caveat emptor! — Пусть бдит покупатель! Однако акцент на требовании добросовестности при ведении переговоров позволил прийти к совершенно иному взгляду. Значение получили не только те факты, которые угрожали действительности договора (art. 1337), но любая значимая для контрагента информация (art. 1338). Доктрина и судебная практика распространили взаимные обязанности сторон за рамки, установленные законом и договором, так что возникла новая внедоговорная обязанность делиться информацией в контексте общей установки на сотрудничество сторон. Эта перемена во взглядах влечет за собой и ревизию доктрины пороков согласия, когда недобросовестное поведение при заключении договора может признаваться обстоятельством, значимым для самого существования сделки.

Число примеров можно существенно умножить: со ссылкой на добрую совесть в современном праве утвердились институты culpa in contrahendo, включая ответственность за действия работников на преддоговорной стадии; система дополнительных обязанностей, сопутствующих основному обязательству (Nebenpflichten): обязанность учитывать интересы другой стороны (duty of loyalty), включая недопустимость требовать исполнения в натуре, чрезмерно обременительного для должника (hardship), отказываться от встречного предоставления, несмотря на просрочку должника и т. п.; обязанность к сотрудничеству между должником и кредитором (duty to cooperate), включая обязанность предоставлять информацию; обязанность проявлять заботу о контрагенте (duty of care), включая обязанность обеспечить сохранность имущества контрагента и даже третьего лица (Schutzpflichten); недопустимость извлечения выгоды из нарушения договора другой стороной; право требовать изменения или расторжения договора при существенном изменении обстоятельств (clausula rebus sic stantibus) и тесно связанный с ним институт отпадения основания (Wegfall der Geschäftsgrundlage). Если в Германии названные институты были разработаны судебной практикой со ссылкой на добрую совесть в § 242 BGB (наиболее показателен здесь отказ от принципа номинализма денежного обязательства в условиях гиперинфляции после первой мировой войны), то в других юрисдикциях они либо не прижились, либо уже существовали, либо получили признание без ссылок на добросовестность. Так, в Германии категория ненадлежащего исполнения обязательства (не известная BGB-1900) была разработана доктриной в начале XX в. и поддержана судебной практикой, получив законодательное воплощение лишь в ходе реформы обязательственного права (BGB-2002), тогда как во Франции такая категория была кодифицирована изначально. Институт отпадения основания имеет аналоги во всех правовых системах и не нуждается в ссылке на добросовестность, поскольку основание (кауза) признается реквизитом (существенным условием) обязательства, без которого оно не может существовать (как во Франции). Зависимость договора от основания признается даже в тех правопорядках, где, как в common law, нет ни принципа добросовестности, ни понятия каузы, при этом явление осмыслено в иных категориях (frustration of purpose).

4. Лавинообразное судейское нормотворчество с опорой на категорию добросовестности в Германии в первой половине XX в. потребовало надлежащего догматического обоснования. В условиях экспансии категории в других юрисдикциях и на общеевропейском уровне в конце XX в. задача осложняется тем, что, как было сказано, многие соответствующие институты утвердились изначально или были рецепированы без ссылок на добрую совесть. Тем самым задача теоретического осмысления категории добросовестности предстает двоякой: объяснить роль и значение добросовестности как общего принципа права и выявить ее специфику среди других правовых принципов и категорий.

В рамках позитивистских подходов роль добросовестности свелась к «клапану», через который в правовую систему проникают широкие социальные интересы и этические требования. При этом технически общий принцип (общая оговорка) представляет собой открытое делегирование законодателем судье правотворческих правомочий: судья призывается к самостоятельному согласованию абстрактной формулировки нормы закона со спецификой конкретного случая, что означает признание законодателем свой неспособности предусмотреть в гипотезе нормы все возможные составы, весь набор постоянно возникающих на практике специфических обстоятельств и отказ от предрешения в законе пределов действия нормы на практике.

Юридическая Под общ. ред. Лапаевой В.В., Полякова А.В., Денисенко В.В. Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография

Юридическая Под общ. ред. Лапаевой В.В., Полякова А.В., Денисенко В.В. Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография

Коллективная монография включает главы, посвященные взаимосвязи взаимного признания и принципа формального равенства в современном праве. Данная проблематика рассматривается авторами с формально-догматической, социологической, исторической, политической и философской сторон.<br> Законодательство приведено по состоянию на ноябрь 2015 г.<br> Для исследователей, аспирантов и студентов социальных и гуманитарных специальностей. <br><br> <h3><a href="https://litgid.com/read/printsip_formalnogo_ravenstva_i_vzaimnoe_priznanie_prava_kollektivnaya_monografiya/page-1.php">Читать фрагмент...</a></h3>

Внимание! Авторские права на книгу "Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография" (Под общ. ред. Лапаевой В.В., Полякова А.В., Денисенко В.В.) охраняются законодательством!