|
|
ОглавлениеКоролевские идиллии. Посвящение Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуЛАНСЕЛОТ И ЭЛЕЙНЭлейн — краса, Элейн — очарованье, Элейн — лилея замка Астолат В своем покое на вершине башни Хранила щит священный Ланселота. Щит так она поставила сначала, Чтоб первый луч зари, в нем отразившись, Мог разбудить ее своим уколом. Но вскоре, опасаясь ржи и грязи, Чехол из шелка сшила для него, На коем те же вышила эмблемы, Что на щите, все — разного оттенка. А по краям чехла узор пустила Из веток и цветов, среди которых В гнезде виднелся птенчик желторотый. Но все ей было мало: день за днем Родных, отца покинув, поднималась Она в покой свой, запирала дверь, Чехол снимала и, щитом любуясь, Гадала над значением эмблем, А то вдруг принималась сочинять Истории, одна другой чудесней, О каждой из отметин от меча, О каждой из пробоин от копья. Та — свежая, а этой — десять лет, Ту метку получил он в Каэрлайле, Ту — в Карлеоне, эту — в Камелоте, И, слава Богу, был удар не силен! А этот — мог убить, но Бог сломал Копье лихое и поверг врага, И спас его... Так и жила Элейн В миру своих видений и фантазий. Но как лилея наша получила Сей славный Ланселота щит? Она, Что даже имени его не знала? Сам Ланселот ей отдал щит, когда Спешил на бриллиантовый турнир, Дабы сразиться за брильянт огромный, В честь коего и был турнир тот назван. Ибо Артур задолго до того, Как коронован был, попав однажды В нехоженные земли Лионесса, Поднялся по ущелью на утес, Под коим гладь озерная чернела. Там ужас жил и, как туман, лепился Со всех сторон к высоким склонам гор. Там некогда два брата, из которых Один был королем, друг с другом бились — Их имена давно уже забыты — И оба пали от смертельных ран, И проклятым с тех пор ущелье стало. За годы побелели кости братьев И мхом покрылись цвета скал окрестных. А на короне, что носил король, Брильянты были: спереди один И восемь — по бокам. На место битвы Артур поднялся по тропинке узкой При лунном тусклом свете и случайно Вдруг на скелет в короне наступил. И череп отлетел от хрупкой шеи, И с черепа корона соскочила, И, как ручей, мерцая в лунном свете, Упала прямо в озеро с утеса. Артур нырнул за ней и, подхватив, На голову надел, и пронеслось В душе: «Ты тоже станешь королем». Когда же стал он Королем, то вынул Те камни из короны, показал Их рыцарям своим и так промолвил: «Брильянты эти я нашел случайно, А значит, королевство — не Король — Владелец их. И впредь пусть будет так: Раз в год — турнир, а приз — один из них. Тогда за девять лет узнаем мы Сильнейшего из рыцарей, а сами Вести бои научимся искусней И мужественней станем, дабы мы Могли прогнать язычников, которым Когда-нибудь, как кое-кто считает, Страною сей владеть. Чего, конечно, Бог не допустит!» Так сказал Король. Минуло восемь лет, и восемь раз Выигрывал брильянты Ланселот, Задумав, что вручит их королеве, Когда добудет все, чтоб этим даром, Которому цена — полкоролевства, Ей угодить, и потому о том Он никому не говорил ни слова. И вот — свой двор тогда Король держал В том месте на реке, что ныне стало Крупнейшим в мире городом, — Артур Решил открыть турнир близ Камелота — В нем призом был последний, самый крупный И самый дорогой брильянт, — и вскоре Сказал Гиньевре, той порой болевшей: «Ужели так больны вы, что готовы Блистательный турнир наш пропустить?» «Да, мой Король», — ответила она. «Тогда вам не увидеть, — молвил он, — И подвигов великих Ланселота, Которые вам радость доставляют!» Гиньевра томным взглядом посмотрела На Ланселота — рядом с Королем Был он — и показалось Ланселоту, Что говорят ее глаза: «Останься! Ведь я больна. Моя любовь дороже, Чем все брильянты». И поддался он, И сердце, для которого законом Была любая прихоть королевы, Хоть он и жаждал получить последний Из тех брильянтов, чтоб вручить их ей, Принудило его сказать неправду: «Я, государь, еще не излечился От старых ран, а посему в турнире Дозвольте не участвовать». Король Взглянул на них без слов и удалился. Промолвила Гиньевра сей же миг: «Сэр Ланселот, прошу, ответьте мне, Зачем вы пропускаете турнир? Ведь рыцари, из коих половина — Наши враги, в народе слух распустят: «Пока Король отсутствует, они, Стыд потеряв, милуются друг с другом!» Досадуя, что лгать пришлось напрасно, Воскликнул Ланселот: «Как вы разумны! Не то, что прежде, в дни, когда впервые Меня вы, королева, полюбили! Тогда толпа для вас была ничем — Кузнечиками на лугу зеленом, Когда их голоса к травинкам липнут, И каждый голос ничего не значит. А рыцари? Так их молчать заставлю! На поклонение мое глядят Теперь спокойно. Многие певцы — И это никого не оскорбляет — Соединили нас в своих балладах: Храбрец из храбрых — Ланселот, Гиньевра — Прекрасней всех, — и пьет за наш союз Любой из наших рыцарей на пире, Да и Король внимает им с улыбкой. Но как же быть теперь? Чего мне ждать? Король ли что сказал? Иль сами вы, Моею службой тяготясь, решили Вновь сблизиться с безгрешным вашим мужем?» В ответ Гиньевра грустно усмехнулась: «Да, мой Артур безгрешен, безупречен. Да, совершенство он. Да, это правда. Но можно ли глядеть на солнце в небе? Ни разу он меня не упрекнул, На мой обман не намекнул ни разу, Во мне уверен он. И лишь сегодня В его глазах догадка промелькнула. Один мерзавец рассказать про нас Решил ему, который, как и прежде, Фантазиями о своем Столе Обуреваем и людей связует Обетами такими (чтоб их сделать Подобными себе), какие просто Нельзя исполнить. Но во всем, мой друг, Он виноват, хоть не виновен вовсе. Коль любит, так коснулся бы земли: Лишь опустившись, солнце обретает Окраску... Ваша я, а не Артура, Во всем за исключеньем брачных уз. Прошу вас, отправляйтесь на турнир. Комар, пищащий тоненько, способен Нарушить сладкий сон наш. Мелкота Жужжит так громко! Мы их презираем, Но на беду они пребольно жалят». Тогда сказал ей Ланселот Озерный: «Как после моего отказа я Могу явиться в Камелот к Артуру, Который сам столь верен слову, словно То слово — Божье?» А ему — Гиньевра: «Ребенок чистый, от интриг далекий, Он потому меня и потерял. Бог с ним!.. Вот что мне в голову пришло: Я от людей слыхала, что едва Касаетесь вы рыцаря копьем, Как тут же падает он, ибо знает, Что Ланселот пред ним. Всех побеждает Одно лишь ваше имя. Посему Явитесь неизвестным на турнир. Над всеми верх возьмите. Я на счастье Вас поцелую. А Король наш добрый Тогда простит уловку вам, мой рыцарь, За ваш триумф. А правда — ни к чему! Вы ж знаете — бывает он добрей Охотника после охоты славной. Победы его рыцарей ему Своих дороже. Говорят они, Что не напрасен труд его. Скачите. Скачите и с победой возвращайтесь». И оседлал коня сэр Ланселот, Сам на себя сердясь, и в путь пустился. Но узнанным быть не желая, он Покинул оживленную дорогу И поскакал неезженной тропой, Бегущей по холмам уединенным, И там в свои так часто погружался Фантазии, что тропку потерял. Плутал довольно долго рыцарь прежде, Чем снова отыскать сумел тропу, Которая, петляя меж оврагов, До замка в Астолате доходила. И увидал он на холме далеком, На западе, пылающие башни. Туда и поскакал, и дунул в рог, Что у ворот висел. И вскоре вышел К нему немой и сгорбленный старик. Он Ланселота в гостевой покой Провел и снять помог ему доспехи. И удивлялся Ланселот тому, Что не сказал ему старик ни слова. Затем увидел он владельца замка, Который шел ему навстречу вместе С могучими своими сыновьями, Чьи имена — сэр Торр и сэр Лавейн. За ними дочь хозяина ступала, Элейн — лилея замка Астолат, Но не было нигде хозяйки дома. Они еще чему-то своему Смеялись все, когда великий рыцарь Увидел их. Сказал хозяин замка: «Откуда вы пришли, мой гость, и кто вы? По вашему наряду и осанке Подумать мог бы я, что вы — первейший Из королевских рыцарей, из тех, Кто за столом Артура ест. Его Я видел. О других я только слышал, И ни с одним, признаться, не знаком». Ему ответил Ланселот великий: «Да, я известен в замке Короля, И щит мой, что я в спешке взял, известен. Но неизвестным в Камелот хочу Я на турнир брильянтовый явиться. А потому не спрашивайте, кто я. Час не пришел для этого пока, А щит — молю я — дайте мне другой, Коли такой найдется. Без герба Или с чужим гербом, по крайней мере...» «У Торра есть, — сказал хозяин замка, — Торр в первом же своем бою был ранен, И без герба остался щит его. Возьмите этот щит». А Торр добавил: «Раз не по мне он, так и быть, берите». Его отец, услышав речь такую, Залился смехом: «Стыдно, сэр Невежа! Так отвечает рыцарь благородный? Бог с ним!.. Зато Лавейн, мой младший сын, Уверен, не жалея сил поскачет, Брильянты на турнире завоюет И, возвратясь сюда, украсит ими Златые волосы вот этой девы, Чтоб стала она втрое своенравней...» «Отец мой добрый, не позорь меня Пред благородным рыцарем, — воскликнул Младой Лавейн. — Моей вины в том нет: Хотел я Торра лишь поддеть слегка... И сам он горевал, что не поехал. То было только шуткой! Знайте ж, рыцарь, Привиделось девице нашей, будто Брильянт ей положили на ладонь, Но выскользнул он и в поток упал Или в колодец. И тогда сказал я, Что если б я добыл брильянт в бою — Поверьте мне, мы просто так шутили! — То я бы попросил ее держать Брильянт покрепче. Это ж просто шутка! И все-таки позволь, отец, уехать, Коль разрешит мне рыцарь благородный, С ним в Камелот. И пусть меня победа Не ждет, но приложу я все старанья, Чтоб победить. Да, я, конечно, молод, Но сделаю я все, что в моих силах». «Я буду счастлив, — молвил Ланселот, — Такого провожатого иметь Среди холмов, где заблудился я. И буду рад считать своим вас другом! И может быть — кто знает? — вам удастся Брильянт завоевать для этой девы. Слыхал я, он прекрасен и велик». «Он столь прекрасен и велик, — вмешался Сэр Торр, — что королеве лишь пристало Носить такой, а не простой девице». Тогда Элейн — она при разговоре Стояла очи долу опустив — Услышав, что о ней с пренебреженьем При незнакомом рыцаре сказали, Вся краской залилась. А Ланселот, Заметив это, вежливо, но честно Ответил: «Коль прекрасное подходит Только тому, что и само прекрасно, И коль прекрасными считаться могут Лишь королевы, значит был неправ я, Подумав, что девице этой впору Носить брильянт, прекраснейший на свете: Подобья узы нарушать не должно». Он замолчал. И только тут Элейн, Плененная густым, красивым басом, Подняв глаза, черты его узрела: Огромная, преступная любовь, Которую питал он к королеве, Боролась в нем с любовью к Королю, И это на лице его читалось. Как и еще один читался грех, Казавшийся в сравнении с любовью К цветку, какого нет прекрасней в мире, Второстепенным: в душу Ланселота В иные дни словно вселялся дьявол И гнал безумца в чащи и пустыни, Чтобы могла душа хоть там забыться. И все же, грешник и страдалец, он Был самым благородным и красивым Из всех, кто появлялся в Астолате. Во всяком случае, таким его Увидела в тот миг лилея-дева. Да, был ее в два раза старше он, А на щеках обветренных его Рубцы виднелись, но, его увидев, Она в него влюбилась той любовью, Которая ее судьбою стала. А между тем сей рыцарь благородный, Двора любимец, чья любовь была Прекраснейшей из женщин отдана, Направился изящною походкой В их небогатый замок. И куда-то Исчез его надменный вид. И он Роднее сразу стал всему семейству. Его старались ублажить едой, Вином отменным, пеньем менестреля, И кучею засыпали вопросов Про двор Артура и про Круглый Стол. И он охотно им на все ответил. И лишь когда спросили про Гиньевру, Вдруг перевел беседу на немого, Которого он встретил у ворот, И услыхал тотчас же от барона, Что десять эдак лет тому назад Язычники поймали бедолагу И языка лишили. «Он, узнав О плане их — на замок мой напасть, Меня предупредил. Его за это Они потом и били, и пытали. А я, и дочь, и сыновья — спаслись От смерти иль оков и в лес ушли, И там в лачуге лодочника жили На берегу реки, покуда вновь Артур наш славный не разбил орду Язычников на Бейдонском холме». «Вы, господин, сражались там, конечно, Сказал Лавейн, и в голосе его Сквозило молодое восхищенье, — Так, может, нам, живущим на отшибе, Расскажете о войнах Короля?» И Ланселот подробно рассказал Ему о том, как был он с Королем В сражении, гремевшем целый день У белой пасти яростного Глема, И в четырех баталиях великих На бреге Дугласа, в бою при Бассе, И в битве той, которая велась В краю, где мрачный Селидонский лес Находится, и в Гернионском замке, Где на кирасе Короля Артура Он видел лик Пречистой нашей Девы Из изумрудов в самом центре солнца, Которое лучилось серебром Внимание! Авторские права на книгу "Королевские идиллии" (Теннисон Альфред) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
