|
|
ОглавлениеКоролевские идиллии. Посвящение Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуКРУГЛЫЙ СТОЛГАРЕТ И ЛИНЕТТАСын младший Лота с Беллисентой — Гарет, Который был высок не по годам, Весной дождливой на разлив реки Глядел, дивясь. Высокая сосна, Подмытая потоком, вдруг упала И в миг один была унесена. Воскликнул Гарет: «Так бы рухнуть мог Тщедушный рыцарь иль дурной король От моего копья, когда б я с ними Сразился. О бездушная стихия, Крушащая все на своем пути! Ты лишь снегами хладными взбухаешь, Во мне же — кровь живая. Ты и я — Мы созданы одною Божьей волей, Но ты о том не ведаешь, а я, Который знает все это и полон Ума и сил, я вынужден сносить Здесь, в замке доброй матери моей, Существованье жалкое покорно. Я здесь томлюсь, заласкан и затискан, Поскольку мать меня юнцом считает! Мать добрая моя — плохая мать! Была б она похуже, было б лучше. Но не хочу я худшей... Да отплатят Тем небеса ей, что дадут мне силу Мольбой несносной раздражать ей слух, Пока она взлететь мне не позволит В орлиные просторы, к Солнцу Славы, Откуда устремившись вниз, я буду И низости, и подлости разить, Тем следуя Артурову веленью Очистить мир... И неспроста Гавейн, Когда он с Модредом гостил у нас Минувшим летом, попросил меня Сразиться с ним. А он ведь истый рыцарь! За неименьем лучшего, судьей Стал Модред. В этой схватке тряханул В седле Гавейна я столь сильно, что Сказал он: «Ты едва не победил!» Да-да! Вот так он и сказал, а Модред Стоял, кусая губы, и молчал. Был мрачен как всегда он... Ну да Бог с ним!» И возвратился юный Гарет в замок, И, к матери войдя, воскликнул: «Мама, Ты все еще во мне ребенка видишь! Но любишь ли меня ты?» Смех в ответ: «Гусенок мой, вопрос твой глуп ужасно!» «Тогда, коль любишь, мама, ты меня, Домашнего — не дикого — гусенка, Послушай сказочку». — «О чем, любимый? О яйцах золотых и о гусыне?» Сверкнув очами, ей ответил Гарет: «Нет, нет, родная! То яйцо, что я Добыть хочу, прекраснее гусиных. Яйцо сие Орел, владыка неба, Чтоб скрыть от глаз людских, унес на пальму Такую же, как та, что в часослове Твоем сияет золотой листвой. И возле этой пальмы постоянно Бродил охотник юный, но несчастный, Который часто, глядя на сиянье, С верхушки пальмы льющееся, думал: «Кабы я влез туда и взял яйцо, То стал бы я всех королей богаче». Но всякий раз, когда уже готов Был за яйцом полезть охотник, некто, Его любивший с детства, говорил, Хватая его за руку: «Не лезь. Тебя своей любовью заклинаю. Ты можешь расшибиться!» Так что мальчик На пальму не полез и не расшибся, Зато от горя сердцем занемог И вскоре умер». Мать ему в ответ: «Любовь, сынок, коль истинна она, Сама бы за сокровищем златым Полезла, чтоб охотнику помочь». Сверкнув очами, ей ответил Гарет: «Сказал я разве «золото»? Да разве Пошли бы люди, а таких — полмира! — На риск, будь то, о чем поведал я, Всего лишь золотом? Но нет! Яйцо Подобно было той чистейшей стали, Из коей сделан меч Экскалибур. И молнии на нем играли в бурю, И волновало всех птенцов оно, И крик стоял в гнезде такой, что всех Сводил с ума. Позволь уехать мне!» Тогда, всплакнув, сказала Беллисента: «Тебе не жаль меня одну оставить? Ты видишь сам: отец твой Лот лежит Как павший столп. Жизнь тлеет в нем едва. После того, как земли возвратил Ему Артур, хоть он Артура предал, Когда боролся с ним в войне баронов, Стал угасать он, и теперь лежит Как теплый труп, еще не погребенный: Не говорит, не видит и не слышит, И никого не узнает из близких... А оба твои брата — у Артура. К тому же, никогда я не любила Их столь же сильно, как тебя, мой мальчик, А значит, их любви не заслужила. Поэтому прошу тебя, останься. До красных ягодок охочи птицы. Турниры, войны, милый, для тебя ли? Ведь ты не знаешь, что такое боль, Ни рук, ни ног ни разу не ломал И даже пальца не ушиб... А мне Одна лишь мысль о яростных ударах, И ранах, и паденьях в поединках, И то страшна. Останься! Лань преследуй В еловой чаще, по брегам ручьев. Здесь будешь ты мужать день ото дня. Что может быть такой охоты лучше! А я — я отыщу тебе невесту, Красавицу, которая тебе Украсит жизнь и будет обо мне Заботиться до той поры, пока Я, словно Лот, в забвенье не впаду, Забыв тебя, себя и все на свете. Останься, сын, ведь ты еще дитя». А Гарет: «Коль дитя я, то послушай Еще одну из детских сказок, мама. Жил-был король, на нашего похожий. Был у него наследник-сын, который, Как возмужал, тотчас решил жениться. Король нашел для принца двух невест. Одна была прекрасна и сильна, Владела замечательно оружьем, И можно было взять ее лишь силой, Однако многие ее желали. Другую же никто по доброй воле Взять в жены не хотел. Тогда король Такое сыну выставил условье: Коль первую взять силой он не сможет, То должен будет в жены взять вторую, От коей остальные отказались. Была сия невеста краснолицей И столь себя считала безобразной, Что спрятаться от глаз мужчин и женщин Навек желала. Правда, иногда Случалось жить с иными ей, однако Ее привязанность их всех сгубила. Так вот, ту — первую — все звали «Слава», Вторую же — о мама, как ты можешь Держать меня у юбки! — звали «Трусость». Мужчина я и жду мужского дела. За ланью следовать? Нет! За Христом, За Королем идти и честно жить, Стоять за правду и разить неправду — Не для того ль рожден я?» Мать в ответ: «Сынок, любимый, многие Артура Вовек считать не будут Королем, Но стал в душе моей он государем Еще тогда, когда была я юной И царственную речь его слыхала. Я в нем, как и он сам, не сомневаюсь, И родственник мне близкий он... Но все же Готов ли ты оставить беззаботность И рисковать своею головой Ради того, кто многими не признан? Останься до поры, когда туман, Окутавший рожденье государя, Хотя б чуть-чуть рассеется. Останься!» «Ни часа не останусь! — крикнул Гарет. — Ты лучше уступи мне. Я готов Пройти сквозь пламя ради Короля! Не он ли пыль поверженного Рима Из королевства вымел, сокрушил Язычников, и людям дал свободу? Так кто же как не он, который дал Свободу нам, быть Королем достоин?» Тут королева, видя, что никак От цели сына отвратить не может, И непреклонным остается он, Сказала хитро: «Ты пройдешь сквозь пламя? Гляди, чтоб дым тебе глаза не застил! Ну что ж, иди, раз должен. Но молю Пред тем, как ты попросишь Короля, Чтобы возвел он в рыцари тебя, Пройти одно всего лишь испытанье, Коль любишь ты меня». Воскликнул Гарет: «Одно иль сотню, все равно уйду. Быстрее же! Какое испытанье?» Но не спеша ответствовала мать: «Ты, принц, обязан в замок Короля Войти никем не узнанным и там Наняться подавальщиком на кухню, Где будешь ты, себя не называя, Средь поварят и кухонной прислуги Служить двенадцать месяцев и день». Решила королева, что не сможет Идти такой дорогой к славе Гарет, Поскольку слишком горд он, чтоб снести Все униженья кухонного рабства, А значит, будет вынужден остаться Здесь, вдалеке он лязганья оружья. Немного помолчав, ответил Гарет: «И раб свободен может быть душою! Зато смогу увидеть я турниры. Я — сын, ты — мать моя, а посему Готов твоей я воле подчиниться. Согласен я неузнанным служить Средь поварят и кухонной прислуги И никому себя не называть, Пусть это будет даже сам Король!» Еще на ночь одну остался Гарет. С тоскою мать, предчувствуя разлуку, Глядела на него, поражена, Что сын настолько тверд в своем решенье, Пока, разбуженный ревущим ветром, Несущимся из тьмы ночной к рассвету, Он не вскочил и не пустился в путь, С собою прихватив двух верных слуг, За ним ходивших с дня его рожденья. Все трое словно пахари оделись И взоры к югу обратили. Всюду В листве над ними дивно пели птицы. Холмы, еще сырые, зеленели И вспыхивали множеством цветов, Поскольку было это после Пасхи. Когда они ступили на равнину, Что простиралась перед Камелотом, То вдалеке серебряную дымку Рассвета увидали над холмом, Поднявшимся меж лесом и полями. Порою верхний город проступал, Порою башни нижнего виднелись Сквозь дымку, а порой внизу, на поле Огромные ворота появлялись. И вдруг исчез волшебный этот город. И, поражен такою переменой, Один из слуг взмолился: «Господин, Дозвольте не идти нам дальше с вами. Там — город чародеев. Королями Волшебными построен он». Второй, Как эхо, ему вторил: «Господин, Слыхали мы от наших мудрецов, Что не Король — король наш, что всего лишь Подкидыш из Страны Волшебной он, Которому язычников прогнать При помощи волшбы и заклинаний Помог великий Мерлин». И опять Воскликнул первый: «Города там нет — Лишь видимость одна!» Со смехом Гарет Ответил им, поклявшись в том, что много В нем юных сил и чар в крови волшебных, — И Мерлина он в случае чего Легко утопит в Аравийском море. Так он заставил их идти к воротам. И не было ворот подобных этим. Вверху босая на замковом камне, Который был с волной бегущей схож, Стояла Дева Озера. Одежда По ней текла струею водяной. Прекрасными и сильными руками, Простертыми крестом под всем карнизом, Поддерживала Дева свод ворот, И капли наземь с рук ее срывались. В одной руке она держала меч, В другой — курильницу (предметы эти Побиты были бурями и ветром), А на груди ее плескалась рыба. В проемах слева от нее и справа Виднелись на мудреных барельефах Изображенья славных войн Артура, Где новые со старыми смешались, Как если бы в одно свершились время Да так давно, что у троих глядящих Аж все перед глазами закружилось. А с высоты, с вершины дивной арки На них взирали те три королевы, Которые должны были помочь Артуру, коли будет в том нужда. Так долго слуги Гарета глазели На каменные чудные фигуры, Что под конец им показалось, будто Загадочные твари и драконы Задвигались и кольцами свились. И закричали слуги от испуга: «О Господи! Ворота-то живые!» И Гарет тоже созерцал так долго Чудесные врата, что и ему Почудилось какое-то движенье. Тут музыка из града донеслась. Все трое отступили от ворот, Из коих погодя немного вышел Длиннобородый старец и спросил У незнакомцев: «Дети мои, кто вы?» А Гарет: «Мы — крестьяне. Мы идем, Оставив свои лемехи, взглянуть На Короля. Но спутники мои, Когда в рассветной дымке вдруг пропал Таинственный сей град, засомневались, А правда ли, что наш король — Король, Или пришел он из Страны Волшебной, И создано все это чародейством Волшебных королей и королев. А может, града нет, а все — виденье? И музыка их тоже напугала. Поэтому скажи нам правду, старец». Улыбкой одарив его, ответил Пророк почтенный: «Сын мой, видел я Корабль прекрасный, в небесах плывущий Вниз мачтами и килем вверх. Ходили Вниз головой матросы по нему. Вот правда! А не нравится такая, Прими другую, ту, что сам поведал. Воистину все так, как ты изрек. Волшебные король и королевы Построили когда-то этот город. Однажды на заре они сюда Явились из священного ущелья, У каждого в руках звенела арфа. Так вот, сын мой! Возник сей странный град Из музыки волшебных этих арф. Как и сказал ты, город зачарован. Он — кажущийся, лишь Король реален. Но кое-кто наоборот считает: Король наш — призрак, а реален — город. И все же с Королем будь осторожен, Иначе ты, когда войдешь в ворота, Рискуешь превратиться ненароком В раба его волшебных чар, поскольку Король тебя такою клятвой свяжет, Которой не связать себя позорно, Да вот сдержать немыслимо. И если Ты присягнуть боишься, то под арку Не заходи, а терпеливо жди Там, где стоишь, на поле возле замка. Ведь музыка, возможно, означает, Что все еще там строят, ибо город Возводится из музыки, и значит, Не до конца пока достроен он И вечно будет строиться...» Сердито Ответил Гарет: «Старец, мне внушает Почтенье борода твоя. Она Бела, совсем как истинная правда, И так длинна, что до земли доходит. Зачем же ты дурачишь незнакомца, Который был правдив с тобой?» На это Пророк ответил: «Разве не известна Загадка стихотворная тебе: «Увертка, и обман, и затемненье, Сумбур, и каламбур, и уклоненье»? Я не смеюсь, но и тебе не стоит Смеяться надо мною и над всем, Что видишь ты. Ведь ты совсем не тот, Кем представляешься. И все же я Узнал тебя и знаю, кто ты есть. В чужом обличье хочешь ты предстать Пред Королем, который лжи не терпит!» Столь несмешно свою закончив речь, Насмешник отвернулся и ушел... Вслед старцу глядя, Гарет молвил: «Наша Внимание! Авторские права на книгу "Королевские идиллии" (Теннисон Альфред) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
