|
|
ОглавлениеКоролевские идиллии. Посвящение Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуМЕРЛИН И ВИВЬЕННашла гроза, но ветер был не сильным. В Броселиандской чаще перед дубом, Таким огромным, старым и дуплистым, Что каменной, плющом увитой башней Казался он, у Мерлина в ногах Коварная Вивьен расположилась. За много дней до этого корнийский Властитель Марк, который пребывал В немалом раздраженье оттого, Что им Артур и Стол пренебрегают, Услышал как-то песню менестреля Из Карлеона (загнан был певец Под тинтагильский кров могучим ливнем) О том, что Ланселот, как истый рыцарь, Был совершенно чист и поклонялся Не деве незамужней, а самой Великой королеве, и сражался Во имя королевы на турнирах, И клялся именем ее, подобно Тому, как клятвенно дают обеты Те, чья любовь сильней всего на свете, Хотя не замужем и не женаты Они — святые ангелы Господни. Когда допел певец, Вивьен спросила (Она сидела к Марку ближе всех): «А этому прекрасному примеру, Сэр, следуют ли в замке Короля?» Тот простодушно молвил: «Да, нередко. Да, истинно, из юношей иные, Желая показать свою безгрешность, Из женщин поклоняются лишь женам, Которых не надеются добиться, А не девицам. Все они гордятся И королевою, и Ланселотом. Все страстны при невинности полнейшей, Какой и не представить, ведь Артур Безбрачия обетом не связал их. Все — храбрые и чистые сердца! И молоды все, да поможет Бог им!» Марк чуть было свой кубок не швырнул В рассказчика, однако же сдержался, Затем поднялся, чтоб покинуть зал, И вымолвил, оборотясь к Вивьен: «Здесь змеи ползают в траве. Так вот, Я думаю, когда бы ты, Вивьен, Не побоялась храбрости монашей И маски добродетели, надетой Артуровым двором, то их могла бы Растормошить, чтоб жалили они». Ответила насмешливо Вивьен: «Чего бояться мне? Того, что я, У вас воспитанная при дворе, Достоинствами вашими пропахла? Бояться их? Такому не бывать! Бесстрашна, коли истинна, любовь, И ненависть, коль истинна, бесстрашна. Отец мой пал, сражаясь с Королем, А мать — на трупе мужа в чистом поле. Там родила она меня, и, значит, Я смертью рождена среди смертей. Потом я на ветру произрастала, Потом попала к вам... И посему Узнала рано правду, что кругом Все мерзостью пропитано от века, И разглядела дно того колодца, Где истинная правда затаилась. Пошли на пользу мне уроки ваши И грязный образ мыслей: «Чист Артур? Да просто лгать позволила ему Великая природа! Чистых нет! Не это ли, мой ангел, говорит Священное Писанье?» Кабы я Была Артуром, кровь из вас пустила б! О, будь благословен, Король безгрешный! Когда я вскоре выведаю тайны Всех рыцарей Артурова Стола, То вам в руках сердца их принесу, А там, быть может, рок, обман и грех Покончат с золотою бородой Артура. Мне ваш колышек седой Куда приятней. Ибо первый вы, Кого любила я. И это разум Мой извратило». Громко рассмеялся Порочный Марк. Вивьен же в Камелот Прокравшись, затаилась до поры. А в празднество, когда пересекала Гиньевра зал гигантский, к ней метнулась И, на колени пав, заголосила. «Что ж на колени пала ты, девица? Какое зло свершила? Поднимись!» Девица, тотчас подчинившись, встала, Сложила руки и, по сторонам Стрельнув опущенными вниз глазами, Промолвила смиренно: «Никакого Не совершила, но, как сироте, Мне пережить немало довелось! Отец мой пал в бою за Короля, Мать умерла на отчем трупе в поле, В унылой и шумящей, словно море, Пустыне Лионесса. Я несчастна. Нет у меня друзей. Властитель Марк, Пленившись мной, хоть я не так уж чтобы И хороша, меня стал домогаться. И я тогда сбежала к вам. Спасите! Вы — первая и лучшая из женщин, Венец красы, могущества венец, Целительный бальзам! О белый ангел, Явившийся сюда с Небес, жена Безгрешная безгрешного монарха — Прошу вас, помогите мне! За мной Он гонится! Дозвольте здесь остаться! О, дайте же приют невинной деве Средь ваших дев!» И кроткие глаза, В которых страх с надеждою смешались, Смиренно на Гиньевру подняла. Сверкая золотистым одеяньем И перьями зелеными плюмажа, Как майская листва под майским солнцем, Сказала королева: «Знай, дитя! Мы истину хвале предпочитаем. Артур наш благородный, сколь бы ты Его не перехваливала, все Услышит и поймет. А в остальном... Мы верим, что и вправду зло — от Марка, Но испытаем мы тебя чуть позже, Ибо сейчас мы с сэром Ланселотом Спешим на соколиную охоту. Он преподнес нам сокола степного, Которого сам обучил. Мы едем Опробовать его. Ты нас дождись». Она ушла, а дева прошептала: «Дождусь! Уж непременно!» А затем, За двери замка искоса смотря И что-то бормоча, как человек, Который зло приводит в исполненье, Увидела, что Ланселот с Гиньеврой Невдалеке садятся на коней. «Так это Ланселот? Красив, но худ — Зато учтив! — Взял за руку ее — А как глядят! Когда бы не народ, Всенепременно бы поцеловались! Как долго руку он не выпускает! Да поезжайте ж, наконец! Помчались Охотиться на птичек водяных. Моя — роскошней дичь! Однако нужен За эдакой чувствительною связью — О ней уж и сверчок прострекотал За печкой — и к кудели рвется пламя — Все глаз да глаз! Но каковы лгуны! Как маленький крысенок острозубый, Плотину прогрызающий в ночи, Чтобы могучим водяным потоком Снесло танцующий иль спящий город, В том городе не снится никому, Так я не снюсь Гиньевре с Ланселотом, Ибо во сне они друг друга видят. Скачите, и да будет сниться вам Смертельный сон, какой мне и не снился. Скачите и смотрите сны, пока Я вас не разбужу! Ну а затем, Болван-король и тесный двор, прощайте! Но будет добр к крысенку Ланселот, А мудрая Гиньевра, коль узнает, Что знаю все, меня возненавидит И будет презирать, но и бояться, Но и заискивать передо мной». А те пока скакали по равнине И разговор о соколе вели, Про сложное искусство обученья, Про пищу, про смыканье глаз, про путы, Про привязи и разные приманки. Сказал он: «Птица слишком благородна, И крошки подбирать — не для нее». Тут, как бы походя, она спросила: «Известна ли вам эта незнакомка?» «Что до нее нам!» — молвил Ланселот И, сняв накидку с сокола-красавца, Пустил его в полет. Тот в небо взмыл И закричал пронзительно и резко. И подняли они с восторгом лица, И удивились храбрости и силе, И царственному рыцарству красавца, Который, пав, как камень, на добычу, Ее убил. И долго, как когда-то, Как встарь, они среди цветов скакали... Вивьен, почти забытая Гиньеврой, Средь дев ее сидела, вышивая, К речам прислушивалась, наблюдала, Шептала... Всем, по мирному двору Крадясь, шептала... Как Артур в любом Все лучшее старался пробудить, Так и Вивьен — все худшее. Она, Явившись в замок тихою порой, Когда у ног Артуровых лежали Язычники, и не было походов, А были только игры да турниры, Дурные слухи всюду распускала, Но двор, внимая ей, хранил молчанье. Ну а потом, как враг, что отравил Живой родник, коварная Вивьен Тайком покинула Артуров замок. Все рыцари ей были ненавистны. Не забывалось ей, что при одном Упоминанье имени ее Они язвить тотчас же принимались И вот из-за чего. Когда Артур Однажды в одиночестве бродил, Переживая из-за слухов, ею Распущенных, то встретил вдруг ее И поздоровался тепло. Вивьен Лукавая развеять попыталась Его печаль благоговейным взглядом, Притворной в коем преданность была, И голосом дрожащим, и своим Восторгом показным, и, наконец, Намеками прозрачными, что есть Здесь некто, больше ценящий его, Чем та, что больше всех должна ценить. Король на деву пристально взглянул И удалился, не сказав ни слова. Но у того, кто видел эту встречу, Слова нашлись. Поэтому к полудню Уже весь двор смеялся над Вивьен, Безгрешного Артура соблазнявшей. Тогда Вивьен решила покорить Того, кто был в то время больше всех Известен: Мерлина, который знал Весь круг наук и Королю построил И гавани, и корабли, и замки. Еще был бардом он и звездочетом И средь людей волшебником считался. К нему Вивьен сначала подступила С шутливым, немудреным разговором, И живо улыбалась, и слегка Яд выпускала клеветы своей, Тут бросив быстрый взгляд, там уколов. Поддавшись чувству доброму, пророк За девою стал наблюдать — за всеми Капризами и играми ее Даже тогда, когда они казались Непривлекательными, и смеялся, Как человек, следящий за котенком... И становился постепенно он Все снисходительней к тому, что прежде Наполовину презирал. Увидев, Что вроде бы ее не отвергают, Вивьен игру серьезней повела. Краснела иль бледнела, с ним встречаясь, Вздыхала и в молчании глядела С такою преданностью на него, Что старец, хоть и жило в нем сомненье, Лесть принимал и даже временами Себя надеждой тешил, что, хоть стар он, — Кто знает? — еще может быть любим, И верил ей отчасти. В общем, жил В сомнениях. А дева к старцу льнула, Упорно добиваясь своего. Так проходило время. Как-то раз Нашла на старца странная тоска. И, грезя, в темноте он увидал Судьбу, всегда стремящуюся к смерти, Внимание! Авторские права на книгу "Королевские идиллии" (Теннисон Альфред) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
