|
|
ОглавлениеКоролевские идиллии. Посвящение Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуСВЯТОЙ ГРААЛЬОт шумных войн и подвигов, свершенных В турнирах и боях, сэр Персиваль, Которого Артур и Круглый Стол Безгрешным называли, перешел К невидному и тихому житью Молельщика, к посту и подаянью, И, на клобук монашеский сменив В аббатстве вдалеке от Камелота Свой шлем, там в скором времени и умер. Один монах по имени Амвросий Любил его сильнее остальных, И чтил его, и к сердцу Персиваля Дорогу проторил своей любовью, В нем пробудив ответную любовь. И как-то раз, когда они сидели Под старым, словно мир, могучим тисом, Собой закрывшем полмонастыря, — То было ветреным апрельским утром, Раскачивавшим ветви, на которых Листочков первых дымка трепетала, — Спросил монах Амвросий Персиваля: «О брат, уже полвека вижу я Весною каждой дымку на ветвях. Я мир не знаю, ибо никогда Не покидал монастыря. Но ты, Когда ты появился здесь, держался С таким достоинством и так учтиво Со всеми говорил, что понял я: Один из тех ты, кто имеет честь Кормиться в замке Короля Артура. Средь вас есть кто получше, кто похуже, Вы, как монеты: эта — золотая, А та — фальшива, но на всех, поверь, Оттиснут чистый образ Короля. Ну а теперь поведай, брат мой, мне: Зачем покинул ты ваш Круглый Стол? Иль страсть земная этому причиной?» «Нет, — рыцарь отвечал, — совсем не страсть. Явилось мне чудесное виденье — Святой Грааль. Оно-то и погнало Меня от состязаний, от тщеславья И суеты земной, что бьют ключом На всех турнирах пред очами женщин, Желающих узнать, кто победит И кто падет. Впустую тратим мы Свои духовные богатства. Лучше Нам было б посвятить их Небесам!» Сказал монах: «Святой Грааль! Я верю, Что молоды в глазах Господних мы, Но здесь мы прахом стали. А о чаше Грааля мне известно только то, Что в трапезной рассказывал о ней Один из ваших рыцарей, наш гость. Но говорил в печали он так тихо, Что мы не поняли и половины. Так что ж Грааль такое? Призрак чаши, Вдруг возникающий то здесь, то там?» «Да нет, монах! — ответил Персиваль, — Какой там призрак — истинная чаша! Та самая, из коей пил Христос Во время вечери его последней. Ту чашу из земли благословенной После того дня тьмы, когда восстали Усопшие и вышли из гробниц, Святой Иосиф из Аримафеи Доставил после странствий в Гластонбэри, Где северный терновник расцветает На Рождество, как память о Христе. Там чаша находилась много лет. Кто мог ее коснуться иль увидеть, Тот силой веры тотчас исцелялся От всех болезней. Но потом так сильно Зло разрослось, что чаша та святая Была взята с земли на Небеса». Сказал монах: «Из древних книг я знаю: Когда пришел Иосиф в Гластонбэри, Языческий правитель Арвираг Ему для поселенья отдал остров Среди болот, где он из тростника Уединенную построил церковь. Вот что поведали мне наши книги, Но в них ни слова нет про это чудо. А кто увидел первым в наши дни Святой Грааль?» «То женщина была, Монахиня, — ответил Персиваль. — Она была сестрою мне по крови. И если только есть святая дева, Колени преклонявшая в молитве На голом камне, то она — святая, Хотя в девичестве и пламенела Любовью человеческой. Когда же Был тот огонь безжалостно затоптан, Она любовью к Богу воспылала И отдалась молитве, восхвалению, Посту и подаянью. А потом, Когда она монахинею стала, И в келью сквозь решетку к ней проникли Вдруг слухи о скандале при дворе, О преступленье против Короля И Круглого Стола, и шепот странный О некоей супружеской измене, Она еще усердней принялась Молиться и поститься. Духовник, Почти столетний старец тот, кому Она в грехах покаялась, точнее В том, что, безгрешной, ей грехом казалось, Рассказывал ей о Святом Граале. Со времени Христа сей старец — пятый Или шестой среди столетних старцев, Друг другу пересказывавших эту Легенду. И когда Король Артур Создал свой Круглый Стол, и все сердца Людские на не слишком долгий срок Очистились, — конечно, он решил, Что к людям вновь придет Святой Грааль, Но вскоре грех вернулся... Ах, Христос, Вот бы прийти Граалю и очистить Весь этот мир от человечьей скверны! «А может, Отче, призову его я Молитвой и постом?» — спросила дева. «Пожалуй, — молвил тот, — ибо душа Твоя чиста, как снег». Тогда она Молилась и постилась до тех пор, Пока почти прозрачною не стала Для солнца и для ветра. И подумал Тогда, ее увидев, я, что может Она теперь подняться и взлететь. Однажды призвала она меня К себе для разговора. И когда Она заговорила, то сияли Ее глаза, как никогда дотоле. Как никогда глаза прекрасны были — Прекрасны, ибо святостью светились. «О брат мой, Персиваль, — она сказала, — Я нынче видела Святой Грааль. Проснувшись в полночь, услыхала я Как будто звук серебряного рога Из-за холмов далеких. Я еще Подумала: «Не в правилах Артура Охотиться впотьмах». А слабый звук, Который лился словно ниоткуда, Все рос и близился... О, никогда Ни рог, ни арфа, из которых мы Звук извлекаем, не звучали так, Как эта музыка. И тут вдруг келью Пронзил холодный серебристый луч, И вниз по длинному лучу скользнул Святой Грааль. Был ало-розов он; В нем словно бы живое сердце билось, И заметались розовые тени По белым стенам кельи. А затем Затихла музыка, исчез Грааль, И луч угас, и розовые блики Сошли со стен и умерли в ночи. Так что Святой Грааль вновь с нами, брат. Молись, постись и призови к тому же Твоих собратьев-рыцарей. Тогда Виденье это явится, быть может, Им и тебе, и исцелится мир». С монахинею бледною расставшись, Поведал всем о чуде я. И сам Молился и постился постоянно, И многие из нас до изнуренья Неделями молились и постились, Живя все время в ожиданье чуда. И был средь рыцарей один, ходивший Всегда в доспехах белых, Галахад. «Настолько ж ты душою чист от Бога, Насколько и красив», — сказал Артур При посвященье в рыцари его. До Галахада в столь младые годы Не становился рыцарем никто. Так вот, когда поведал Галахаду Я о видении моей сестры, Меня он поразил. Его глаза Такими стали вдруг, как будто были Ее глазами, да и сам на брата Ее он был скорей похож, чем я. Он не имел ни брата, ни сестры. Кто говорил, что Ланселоту сын он, Кто — что рожден он чьим-то волшебством. Невесть откуда взявшись, болтуны Поют, подобно перелетным птицам, Мечтающим о мухах. Ибо разве Распутничал в скитаньях Ланселот? А славная сестра моя состригла Чудеснейшие волосы свои, Которые к ее ногам упали Ковром шелковым, и из них сплела Тугую перевязь под меч, на коей Серебряной и пурпурною нитью Изобразила дивную эмблему — В серебряном луче Грааль пурпурный. Потом, взглянув на рыцаря младого, Ту перевязь надела на него И молвила: «Божественный мой рыцарь, Любовь моя, едина в нас любовь. Я, дева, надеваю на тебя, На девственника, мной сплетенный пояс. Иди! И ты узришь, что я узрела, И, все преодолев, повенчан будешь На царство во Святом далеком граде». Сказав сие, она передала Ему всю неземную страсть свою, Пылавшую в ее очах, и этим Навеки сделала его своим, И душу свою вверила ему, И он уверовал ее же верой. Потом год чуда наступил. О брат, У нас в огромном зале было кресло, Никто не смел занять его. А сделал Его пред тем, как навсегда исчез, Сам Мерлин. Он же вырезал на нем Узор из удивительных фигур. Меж них змеею извивалась надпись На незнакомом людям языке. «Погибельным» назвал то кресло Мерлин, Для добрых и для злых людей опасным. И молвил он: «Кто сядет в это кресло, Тот пропадет». К несчастью, сам он сел В него, и вот — пропал. Но Галахад, Когда узнал о том, что сгинул Мерлин, Вскричал: «Да, пропаду я, но спасусь!» Во время пира теплой летней ночью Случилось так, что Галахад уселся Как раз на это гибельное место. И сей же миг все в зале услыхали, Как треснула над головами их И раскололась крыша. И в проеме Как будто что-то вспыхнуло, и гром Раздался, и среди его раскатов Послышался вдруг чей-то громкий крик. А вслед за яркой вспышкой зал пронзил Луч, всемеро сильней дневного света. И вниз по длинному лучу скользнул Внимание! Авторские права на книгу "Королевские идиллии" (Теннисон Альфред) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
