|
|
ОглавлениеСтраницы жизни. Вхождение во власть. Заметки об Анатолии Собчаке и событиях, с ним связанных Исповедь на незаданную тему. I. Корни Чем кумушек считать, трудиться Проблемы совершенствования гражданского законодательства и пути их решения Страницы воспоминаний. С. М. Корнеев, В. А. Дозорцев, М. И. Пискотин Страницы воспоминаний. Б. Б. Черепахин, О. С. Иоффе. Уроки Б. Б. Черепахина Очерки о научной деятельности О. С. Иоффе Борис Немцов — власть и судьба Спор о наследстве А. А. Ахматовой Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуАвгуст 1991 годаЗаметки, с которыми вы только что ознакомились, были написаны в апреле — мае 1991 года. С тех пор прошло несколько месяцев, но насыщенных такими событиями, которые вместили в себя целую историческую эпоху и, по-видимому, на века изменили судьбы нашей Родины (если она вообще сохранится). Роковые августовские дни, разгон Съезда народных депутатов СССР (сентябрь 1991 года), Минские соглашения о Содружестве Независимых Государств, расширение круга участников этих соглашений в Алма-Ате, упразднение поначалу de facto, а потом и de jure Союза ССР, ликвидация Верхового Совета СССР, отставка Президента СССР — один только перечень этих событий показывает, какая нагрузка выпала на долю второй половины 1991 года. Но давайте постараемся по порядку разобраться в том, что же все-таки произошло, на каком витке исторического развития мы находимся и что ожидает нас и наших детей, если не в отдаленной перспективе (ибо нет пророка в своем отечестве), то хотя бы в ближайшем будущем. Героя наших предыдущих заметок мы будем касаться и здесь, но в роли центрального персонажа он уже выступать не будет — он займет куда более скромное место, которое ему и подобает. Итак, мы начинаем. После топорно проведенного обмена денежных знаков, повышения цен и введения карточной системы напряжение в обществе продолжало нарастать. Межнациональные конфликты вспыхивали то в одной части нашей страны, то в другой. Центробежные тенденции все более громко заявляли о себе, причем не только в отношениях между Союзом и республиками, но и в отношениях между республиками, а также внутри республик. Центр становился все более недееспособным, сдавая одну позицию за другой. Президент страны подвергался непрерывному давлению как слева, так и справа, его бесконечные увещевания никто не воспринимал всерьез, он производил впечатление вконец растерявшегося человека. Проект Союзного договора, хотя полномочия Союза в нем были сведены к минимуму, встретил сопротивление едва ли не всех республик, которые в то время, по крайней мере на словах, выступали за сохранение Союза. Соперничество Горбачева и Ельцина продолжалось и после того, как последний был приведен к присяге в качестве Президента РСФСР, более того, оно даже усилилось. Все эти политические игры протекали в условиях продолжающегося спада производства, снижения производительности труда, разрушения хозяйственных связей, дальнейшего обнищания самых широких слоев населения. С другой стороны, продолжал складываться класс новых собственников, представители которого рекрутировались из дельцов теневой экономики, мафиозных групп, коррумпированного чиновничества, бывших аппаратчиков и новоявленных демократов, которые, не брезгуя никакими средствами и окончательно сбросив маски, встали на путь растаскивания общенационального достояния и перевода своих капиталов за рубеж. Наметился конфликт между органами власти на местах в лице Советов, которые как бы в насмешку продолжали именоваться Советами народных депутатов, и исполнительно-распорядительными органами в лице мэрий, причем внешне этот конфликт фокусировался на противостоянии Советов и глав администрации (например, Московского и Санкт-Петербургского городских Советов, с одной стороны, Гавриила Попова и Анатолия Собчака — мэров Москвы и Санкт-Петербурга, с другой). Словом, в воздухе пахло грозой. В этих условиях в центральной печати появляется заявление девяти известных политических деятелей, которые выступили в качестве фундаторов движения за демократические реформы. Не буду пересказывать содержание этого заявления. Решил откликнуться на него в печати. Подготовил на сей счет соответствующее письмо в «Правду» на имя тогдашнего редактора И. Т. Фролова. Какое-то время отправить это письмо было недосуг, но наконец решился это сделать. Отправил письмо 28 июля 1991 года, а в августе получил уведомление о том, что 6 августа оно было вручено. Думаю, что читателям записок будет небезынтересно узнать, как я оценивал в то время нараставшие, как снежный ком, события. Пусть они сами определят, в чем я был прав, а в чем заблуждался. Вот это письмо: Многоуважаемый Иван Тимофеевич! С уважением Толстой Юрий Кириллович, член Комитета конституционного надзора СССР, доктор юридических наук, профессор Ленинградского университета 28 июля 1991 г., Ленинград К чему ведет заявление девяти Опубликованное в печати заявление «За объединение сил демократии и реформ» девяти известных политических деятелей вызвало широкий и далеко не однозначный резонанс как в нашей стране, так и за рубежом. Пожалуй, ни один из принципов, провозглашенных в заявлении девятки, не вызывает возражений по существу. Под ними готов подписаться едва ли не каждый честный, здравомыслящий человек. Почему же в таком случае к положительным эмоциям, вызванным заявлением, примешивается чувство горечи? Причем по мере того, как вчитываешься в заявление, это чувство нарастает. Постараюсь посильно на этот вопрос ответить. Заявление девятки отражает трудности, с которыми столкнулась перестройка, и недовольство, охватившее широкие слои общества, которое поначалу пребывало в плену иллюзий и рассчитывало на то, что нам удастся за сравнительно короткий период более или менее безболезненно совершить переход от административно-командной системы к гуманному демократическому цивилизованному обществу с высоким уровнем благосостояния каждого из его членов. Этого не произошло, да и не могло произойти, кто бы ни стоял у руля государственности в столь непростое время. Почему не могло произойти? Да потому, что метастазами прежней системы заражен каждый из нас, причем те, кто подписали заявление девятки либо поддержали его, пожалуй, не в меньшей степени, чем остальные наши сограждане. Чтобы в жизни общества, его экономической, политической, духовной, социальной сферах, не говоря уже о такой деликатной и в высшей степени чувствительной области, как национальные отношения, действительно произошли коренные животворные перемены, каждый из нас должен как бы родиться заново, сбросить с себя чешую прожитых лет, взяв с собой в будущее то лучшее, что в нем заложено. А это, согласитесь, далеко не одномоментный акт, а сложный, мучительный для каждого процесс, рассчитанный на годы. В ряду важнейших факторов, определяющих судьбы перестройки, а в конечном счете судьбы нашего общества и государства, я бы выделил два: во-первых, отношение к труду и, во-вторых, национальную терпимость. Уважительное отношение к труду и его общественно полезным результатам у значительной части общества утрачено. Преобладают рваческие тенденции, все хотят потреблять и все меньшее число наших сограждан, особенно среди молодежи, зараженной иждивенчеством, — производить. Не буду вдаваться в анализ причин, приведших к столь пагубному положению, но если в самое ближайшее время не будут задействованы мощные стимулы к высокоэффективному труду, мы просто-напросто не выдюжим. Что же касается национальных взаимоотношений, то нужно наконец понять, что какой бы строй ни утвердился на нашей земле, жить нам придется бок о бок друг с другом: грузинам с осетинами и абхазцами, азербайджанцам с армянами, молдаванам с гагаузами, литовцам, латышам и эстонцам с русскими и поляками и т. д. Если мы до бесконечности будем предъявлять друг другу к оплате счета по историческим и национальным мотивам, сеять семена вражды и ненависти в нас самих, наших детях и внуках, то дело ни у кого на лад не пойдет. Можно, таким образом, констатировать, что перестройка при всех допущенных в ходе ее проведения ошибках столкнулась с трудностями объективно. К тому же наше общество оказалось явно не подготовленным к восприятию демократии. Мы напоминаем дистрофика, которому сразу дали слишком много пищи. Организм не в состоянии ее переварить, отторгает ее, в результате чего может наступить и смертельный исход. Думаю, что наше общество не доросло до Горбачева, который с присущей ему совестливостью (а крестьянство на Руси искони было самым совестливым сословием) оказался не в меру доверчив в политике, за что и поплатился отступничеством целого ряда лиц из своего ближайшего окружения. В числе этих лиц есть и те, кто подписал заявление девятки. Этим, однако, дело не ограничивается. Принципы, которые провозглашены в заявлении девятки, сами по себе возражений не вызывают. Суть вопроса состоит в том, как их претворить в жизнь или хотя бы приблизиться к их воплощению. А вот это как раз и составляет в заявлении девятки наиболее уязвимый пункт, если хотите, ахиллесову пяту заявления. Общих фраз и призывов о построении гуманного демократического общества, необходимости перехода к цивилизованному рынку, конвертируемости рубля, обеспечении каждому товаровладельцу экономического пространства, без которого немыслима нормальная хозяйственная деятельность, мы слышали за последнее время более чем достаточно. Весь вопрос в том, как этого достичь, каковы оптимальные пути и средства, с помощью которых общество наименее безболезненно и в сравнительно короткие исторические сроки могло бы перейти из одного качественного состояния в другое. Пока никто, в том числе и девятка, удовлетворительного ответа на этот вопрос не дал. И здесь невольно приходят на память известные слова Ленина о том, что каждый шаг реального движения в правильном направлении для нас важнее дюжины программ. Вспомним хотя бы печальную судьбу программ «100 дней» или «500 дней». Теперь каждому ясно, что эти программы не имели под собой надлежащего обоснования, не были обсчитаны и заранее были обречены на то, чтобы остаться на бумаге. Почему? Да потому, что опять-таки мы пытались действовать методом красногвардейской атаки на капитал, явно не замечая всей глубины кризиса, которым охвачено наше общество. На это, между прочим, с присущим ему тактом обратил внимание патриарх Алексий II на церемонии вступления в должность Президента РСФСР. А мы по-прежнему уповаем на то, что за несколько лет сумеем добиться коренных изменений к лучшему. К сожалению, сбыться этому не суждено. И это надо честно и прямо признать, а не обманывать себя и других побасенками о том, что вот-вот все коренным образом изменится. Причем в качестве мессии выдвигается у нас то одна достаточно спорная фигура, то другая, будь то Шаталин или Явлинский. Интересно, кто будет следующим. Таким образом, заявлению девятки явно недостает деловитости и конкретности, понимания путей и средств, с помощью которых можно достичь то, что в этом заявлении провозглашается в качестве программных целей. Наконец, об отношении девятки и тех, кто ее поддерживает, к КПСС. В отличие от подписавших заявление, в числе которых одни совсем недавно были членами КПСС (Попов, Собчак, Шаталин, Шеварднадзе), а другие формально состоят в КПСС и поныне, я никогда не был и не являюсь членом ни одной политической партии. Поэтому об эволюции подписавших заявление могу судить как бы со стороны, то есть достаточно объективно. Отдаю отчет в том, что читать мораль лицам, за плечами которых солидный и политический, и житейский опыт, по меньшей мере бесполезно. Замечу лишь, что из числа подписавших заявление у меня лично наибольшее уважение вызывают двое. Это А. В. Руцкой и А. И. Вольский. Путь других достаточно зигзагообразен. Одна из самых загадочных фигур на политическом небосклоне последних лет — Александр Яковлев. Деревенский паренек из Ярославщины воевал во время Отечественной войны в морской пехоте, был тяжело ранен. Нелегкими были возвращение к жизни, получение образования, многолетняя служба в партийных органах, которая сопровождалась взлетами и падениями. Пожалуй, переломной для Яковлева стала длительная стажировка в Соединенных Штатах, во время которой он увидел западный мир как бы изнутри, а не так, как он подавался у нас. Очевидно, именно тогда у него закрались сомнения в правильности избранного пути. Позднее он поставил своей целью помочь стране сделать верный выбор. Яковлев пришел к выводу, что модель казарменного полицейского социализма, которая утвердилась у нас, бесперспективна, что западный мир оказался более подготовленным к научно-технической революции, чем мы, и что, наконец, западная демократия в большей степени гарантирует права и интересы личности, чем тот строй, который царил у нас. Разумеется, в течение длительного времени ему приходилось тщательно скрывать существенную эволюцию своих взглядов и выполнять роль правоверного партийного функционера, хотя аппаратчики с обостренным политическим нюхом типа Лигачева давно уже перестали считать его своим. Это послужило одной из причин отставки Яковлева с довольно высокого поста в аппарате ЦК КПСС, который он занимал, и направления его послом в Канаду. Пребывание в Канаде еще более укрепило Яковлева в том, что в королевстве Датском далеко не все благополучно. По возвращении с началом горбачевской оттепели в Москву и стремительным возвышением в партийной иерархии Яковлев прилагает максимум усилий для расшатывания идеологических, политических и социально-экономических основ ставшей ему чуждой советской системы. Он с явным сочувствием относится к сепаратистским тенденциям в Прибалтике, удерживает Горбачева от принятия жестких мер против государств Балтии и с помощью обнародования и осуждения секретных протоколов к пакту Молотова — Риббентропа подводит базу под те акции, которые в конечном счете привели к восстановлению независимости указанных государств. Будучи одно время по существу вторым лицом в партии и государстве, Яковлев делает все от него зависящее для ниспровержения КПСС, отказа КПСС от ее руководящей роли. В конечном счете он оказывается в числе одного из основателей движения демократических реформ и подписывает знаменитое заявление девяти, направленное своим острием против КПСС. Дальнейшие шаги Яковлева приводят к тому, что он выходит из партии. Во время августовских событий он выступает против ГКЧП и поддерживает акции Ельцина и других членов российского руководства, которые в конечном счете привели к распаду Союза ССР. Похоже, однако, что последующее развитие событий — подписание соглашений в Беловежской пуще, признание Союза ССР прекратившим свое существование, отстранение Горбачева от власти — заставило Яковлева насторожиться. По-видимому, он не ожидал, что сепаратистские тенденции зайдут так далеко. Этим можно объяснить, почему он не порывает связей с Горбачевым, принимает участие, хотя бы на первых порах, в деятельности Горбачев-фонда, выступает с рядом заявлений, предостерегающих против излишней поспешности в проведении реформ. С политической арены «архитектору перестройки», как его иногда называют, явно уходить не хочется. Он дает согласие баллотироваться по партийным спискам Российского движения демократических реформ, лидерами которого являются бывший мэр Москвы Гавриил Попов и тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак и которое включило в свой список такие разношерстные фигуры, как актер Олег Басилашвили, микрохирург Святослав Федоров и незадачливый главком СНГ, маршал авиации Евгений Шапошников. Как известно, этот блок потерпел сокрушительное поражение, не сумев преодолеть даже 5-процентный барьер, хотя лидеры его явно рассчитывали на то, что они его преодолеют и в Думе наверняка будут. Казалось, звезда Яковлева окончательно закатилась и ему остается лишь писать мемуары. А то, что ему есть, что сказать, и сказал он далеко не все, — не подлежит сомнению. И вот тут совершенно неожиданно Яковлеву поручают возглавить четвертую власть, т. е. радио и телевидение. По существу он возвращается на пост секретаря ЦК КПСС (а теперь президентской партии, если она будет образована) по вопросам идеологии. До этого он занимал куда менее заметный пост председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Не берусь судить, чем руководствовался Ельцин, сделав свой выбор на Яковлеве. Возможно, это означает откат от излишнего радикализма в политике и переход на более взвешенный и умеренный курс. Возможно, это попытка наведения мостов и установления контактов с более широкими слоями интеллигенции, а также с умеренными кругами в бывшей КПСС. Как говорится, поживем-увидим. Сейчас нас больше интересуют гносеологические корни многочисленных метаморфоз, которые происходили и происходят с Яковлевым, хотя ему и пошел восьмой десяток. Представители крайне левого крыла, которым он особенно ненавистен, поспешили объявить его агентом влияния, который якобы с потрохами был завербован ЦРУ и действует по указке западных спецслужб. Я не разделяю этих обвинений не только потому, что должен исходить из презумпции невиновности, но и потому, что эта версия очень уж не вяжется и с военной, и с гражданской биографией Яковлева. Не верится, чтобы морской пехотинец, проливший кровь за Родину, к тому же долгое время сражавшийся на идеологическом фронте, стал агентом иностранной державы. Так что в эту версию я не верю. Куда более правдоподобной выглядит другая версия. Впервые оказавшись за границей, Яковлев, будучи, несомненно, человеком достаточно проницательным, был ошеломлен тем, что увидел и что находилось в резком несоответствии с тем, что вдалбливали в головы своих сограждан идеологические трубадуры КПСС, в том числе и сам Яковлев. Это и предопределило все его дальнейшие шаги, правда, не всегда последовательные и взвешенные. Когда пришла пора горбачевской оттепели, он решил, что час его пробил, и выдал на-гора то, что в течение нескольких десятилетий накапливал внутри. Остальное известно. Как же нужно оценивать Яковлева и «вклад», внесенный им в происходящие у нас драматические процессы? В связи с семидесятилетием кое-кто поспешил назвать его отечественным Дэн Сяопином. Я склонен оценивать его значительно скромнее. До Дэн Сяопина ему, конечно, далеко, хотя в политической изворотливости не откажешь. Внимание! Авторские права на книгу "Из пережитого. 8-е издание" ( Толстой Ю.К. ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
