Эффективность правового регулирования. Монография

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 18.07.2017 ISBN: 9785392263301 Язык: Объем текста: 308 стр. Формат: epub

Оглавление

Эффективность правового регулирования: поиск новых ответов на традиционные вопросы (предисловие к коллективной монографии) (М. А. Беляев, В. В. Денисенко)

Глава 1. Эффективность правового регулирования: коммуникативный подход (А. В. Поляков)

Глава 2. Эффективность правового регулирования и правовой позитивизм (М. В. Антонов)

Глава 3. Либертарно-юридическая догматика как фактор повышения качества и эффективности правового регулирования (В. В. Лапаева)

Глава 4. Постклассический подход к правовому регулированию и эффективности права (И. Л. Честнов)

Глава 5. Конституционализация права как средство обеспечения эффективности правового регулирования (Т. А. Васильева)

Глава 6. Принцип соразмерности как основание разрешения «парадокса свободы» в правовом регулировании (Н. В. Варламова)

Глава 7. Границы правового регулирования (И. Ф. Мачин)

Глава 8. Новое понимание правового регулирования в условиях юридификации общества (В. В. Денисенко)

Глава 9. Правоприменительная практика как показатель эффективности законодательства (на примере земской реформы 1864 г.) (Л. Е. Лаптева)

Глава 10. Эффективность нормативной регуляции в условиях экстенсивно расширяющейся правовой системы: диалектика количества и качества.[437] (М. А. Беляев)

Глава 11. Повышение эффективности примирительных процедур: проблемы и новации (М. В. Баранова)

Сведения об авторах

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 4.
Постклассический подход к правовому регулированию и эффективности права
(И. Л. Честнов)

Чем отличается постклассический подход к анализу правового регулирования и эффективности права по сравнению с классическим? В общем и целом — более точным, глубоким представлением об этих сложных социально-правовых явлениях. Господствующий сегодня в отечественной юриспруденции подход к правовому регулированию реифицирует или натурализирует этот процесс — создает впечатление, что право само по себе регулирует общественные отношения. Это одномерный подход, свойственный, как справедливо полагает А. В. Поляков, классическому правопониманию вообще.

Постклассическое направление в юриспруденции акцентирует внимание на следующих проблемах экспликации правового регулирования и эффективности права: неопределенности правового регулирования и эффективности права как сложных социальных явлений; полиреферентности права и правового регулирования, эффективности права; дополнительности или взаимообусловленности «внешней» и «внутренней» позиций наблюдения за правовым регулированием и эффективностью права.

Неопределенность правового регулирования и эффективности права как сложных социальных явлений вытекает из неопределенности как принципа постклассической социальной философии (принципа эпистемологического, задающего онтологию социальности и права). Этот принцип постулирует ограниченные возможности человеческого разума по описанию, объяснению, предсказанию и преобразованию социального мира. При этом онтологическое, гносеологическое, аксиологическое и семантическое измерения социальности взаимодополяют друг друга в праксиологии. Социальная реальность (включая, конечно, и правовой ее момент, аспект), определяемая существующими сегодня социальными представлениями, принципиально вероятностна, нестабильна и сложна, подвержена рискам саморазрушения. Поэтому управление ею и достижение всеобщего блага — о чем мечтали мыслители эпохи Просвещения — не поддается разумному расчету. Человеческое познание, которое не может быть полностью, аподиктично обоснованным, опосредовано множеством факторов, в том числе, социокультурным контекстом, в связи с чем трансформируется принцип научной объективности познания в интерсубъективность. Собственно, в этом — признании неустранимости исторического и социокультурного контекста научного познания — и состоит переход науки от классической стадии ее эволюции к неклассической и пост(не)классической, по мнению В. С. Степина. Тем самым классическая рациональность, ориентированная на объективность познания, элиминирующего человека и социокультурные факторы, вытесняется (например, в квантовой неклассической физике) и заменяется на коммуникативную, включая трансформацию основных понятий гносеологии.

В связи с этим возникает неопределенность в категоризации, классификации и квалификации социальной (и правовой) реальности. Приходится констатировать, что в ситуации «постмодернити» невозможно дать однозначную оценку, в том числе, юридическую, сложного социального явления или процесса. Это связано, во-первых, с невозможностью рассчитать отдаленные последствия любого более или менее сложного социального явления, а также его дисфункциональность, имманентно «скрывающуюся» за любой функцией. Во-вторых, это вытекает из несоизмеримости различных моральных, политических, мировоззренческих точек зрения наблюдателя, производящего оценку социального явления. Так, например, квалификация действий, направленных на защиту государственного суверенитета другой стороной может быть оценено как нарушение права нации на самоопределение, «гуманитарная интервенция» при массовом нарушении прав человека другими признается как вторжение во внутренние дела государства, то есть, попрание государственного суверенитета и т. п. Неустранимость субъективности позиции наблюдателя, вытекающая из принципа дополнительности, не дает возможность описать и объяснить (квалифицировать) такого рода ситуации одним «единственно правильным» способом. З. Бауман прозорливо пишет, что сегодня «становится все менее и менее ясно, что должен предпринять [политический. — И. Ч.] институт для улучшения ситуации в мире, — даже если рассмотреть маловероятный случай, когда он способен сделать это. Все картины счастливого общества, нарисованные разными красками и множеством кистей за последние два столетия, оказались либо несбыточной мечтой, либо — если их воплощение в действительности и было объявлено — нежизнеспособными [конструкциями]. На практике приносит столько же несчастья, сколько и счастья, если не больше». В этой связи можно согласиться с утверждением Л. Болтански и Л. Тевено, что неопределенность составляет «саму суть человеческого действия».

Важнейшей проблемой, связанной с неопределенностью права, является полнота, автономность и непротиворечивость текстов права. В эпоху Просвещения предпринимались многочисленные попытки создать идеальный кодекс, регулирующий все, по крайней мере, подлежащие правовой фиксации, общественные отношения. Главная проблема, с которой сталкивается структурализм в этом аспекте, является конвенциональный характер знаков, из которых состоит текст. Если означающее условно, то его связь с означаемым также является условной. Отсюда проблематизируется существование универсальной и замкнутой структуры, репрезентируемой в «план выражения». Письменная фиксация права создает «возможность расхождения действительного права и его официальной формы», — справедливо утверждает И. Грязин. Это же свидетельствует о невозможности однозначного толкования (интерпретации) знака (текста), что доказывается полисемией многих знаков и открытостью текстов. Ко всему прочему следует добавить, что в (пост)современной семиотике утверждается, что семантическая концепция текста, его смысла и значения, должна быть дополнена прагматическим его (текста) аспектом. А это доказывает контекстуальность и смысла и значения текста. По мнению У. Куайна смысл языкового выражения нельзя рассматривать вне определенной аналитической гипотезы, как и истинность положений научной теории вне самой теории, вне определенной концептуальной системы. В этом состоит суть его теории онтологической относительности.

Отсюда вытекает невозможность догматически выверенного «тоталь-ного» законодательства. Осознание этого стало основанием для критики и кризиса юридического нормативизма в середине ХХ в. Кроме того, ограничительные теоремы К. Геделя развенчали претензии догматики права на его (права, как и теории права) завершенность и непротиворечивость. Не случайно К. Альчуррон и Е. Булыгин в «Нормативных системах» — работе, ставшей классической, утверждают, что полнота и непротиворечивость системы права — не более чем идеал, в то время, как реально существующие системы права всегда и неполны и противоречивы.

В то же время одним из мифов современной догматической теории права («мифом позитивного права», по терминологии Н. Рулана) продолжает сохраняться вера в полноту и непротиворечивость законодательства (форм нормативности права). Кодификации как вершина формализации законодательства исходят из аксиомы полноты и завершенности права. «Кодификаторы, убежденные, что их “дитя” (без психоанализа здесь, пожалуй, не обойтись) является образцом совершенства, волей-неволей рассматривают результат своего творчества как нечто автономное и самодостаточное. Под таким углом зрения кодекс составляет полную и, следовательно, закрытую совокупность норм, исключающую всякое обращение к нормам, находящимся вне кодекса. <…> Даже если не принимать во внимание разного рода утопии идеи создания кодексов, охватывающих все право в целом, в любом кодексе в той или иной мере заложено стремление к тому, чтобы сделать его исчер-пывающим в своей области. Например, составители Кодекса Хаммураби, стараясь все предусмотреть, рассматривали самые невероятные и фактически неосуществимые ситуации, что выдает желание сконструировать максимально полный, насколько это возможно, закон. Такое намерение еще более явно прослеживается в Прусском общеземском уложении (АLR) 1794 г., чьи разработчики пытались описать приблизительно в 19 000 статей все гражданское право. Метод “абстрактной казуистики” характеризующий немало кодификаций, в частности, в германской традиции прекрасно отражает волю их создателей урегулировать посредством абстрактных положений все потенциальные случаи, которые могут встретиться в жизни, дабы ограничить право судей на слишком широкое усмотрение. Аналогичным образом, когда соста-вители французского Гражданского кодекса, весьма, надо признать, сдер-жанно относившиеся к роли судебной практики, включили в Кодекс ст. 4, гласящую, что судья не вправе отказать в правосудии под предлогом молчания, неясности или неполноты закона, они просто-напросто исходили из того, что Кодекс представляет собой полную систему, достаточную для того, чтобы охватить весь набор возможных ситуаций, с которыми сталкиваются магистраты». Автор фундаментальной монографии, посвященной кодификации, оценивая «эффект кодекса как замкнутой системы», пишет: «Мало сомнений в том, что, зажимая юридическую мысль в тиски толкования единственного корпуса правовых норм, кодификация в определенной мере душит, убивает ее, вызывая необходимость “спасать науку от кодексов”, как сказал в свое время Савиньи. Будучи неизбежной в первые годы после принятия любого кодекса, экзегеза связывает по рукам и ногам творческий потенциал доктрины, сводя ее исключительно к описательным комментариям. <…> Юрист в конечном итоге теряет ощущение того, что справедливо и что несправедливо, что гуманно и что негуманно. Он не оценивает закон; он просто любит его как таковой, видя прелесть прежде всего в симметрии, в архитектонике закона и не замечая того, что в нем иногда жестоко или не совсем разумно. <…> Рассуждая в более общем плане, кодификации XIX и XX вв. в приступе юридического шовинизма вынудили доктрину замкнуться на национальном праве и предать забвению свои традиционные функции, испокон веков заключавшиеся в том, чтобы способствовать развитию юридической науки». На этих же методологических посылках основывается классическая аналитическая философия права, призванная «прояснить язык, на котором формулируются философски значимые вопросы и утверждения. Достичь этого можно только путем точного определения всех используемых понятий и их соотнесения с эмпирически наблюдаемыми явлениями...». Методика аналитического подхода требует, «чтобы каждое выдвигаемое положение было строго обосновано с точки зрения ясности посылок: правомерности формулируемого вопроса; однозначности используемых терминов; логичности рассуждения; предпочтения доказательной аргументации идеи их эмоциональному воздействию; соотнесения посылок и выводов…».

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А. Эффективность правового регулирования. Монография

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А. Эффективность правового регулирования. Монография

Монография посвящена проблемам повышения эффективности правового регулирования. В книге рассмотрены традиционные и новые парадигмы понимания эффективности как характеристики целенаправленной деятельности субъектов в правовом поле, показана диалектическая связь качественных и количественных данных, на основании которых правовое воздействие может считаться эффективным. Кроме того, в монографии рассматриваются проблемы пределов правового регулирования, ценностных и социокультурных особенностей управления обществом при помощи права. Законодательство приводится по состоянию на февраль 2017 г.<br /> Монография предназначена для преподавателей, аспирантов, магистрантов юридических вузов и факультетов, практических работников, а также ученых, занимающихся проблемами общей теории права и государства, философии и социологии права.

Внимание! Авторские права на книгу "Эффективность правового регулирования. Монография" (Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А.) охраняются законодательством!