Эффективность правового регулирования. Монография

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 18.07.2017 ISBN: 9785392263301 Язык: Объем текста: 308 стр. Формат: epub

Оглавление

Эффективность правового регулирования: поиск новых ответов на традиционные вопросы (предисловие к коллективной монографии) (М. А. Беляев, В. В. Денисенко)

Глава 1. Эффективность правового регулирования: коммуникативный подход (А. В. Поляков)

Глава 2. Эффективность правового регулирования и правовой позитивизм (М. В. Антонов)

Глава 3. Либертарно-юридическая догматика как фактор повышения качества и эффективности правового регулирования (В. В. Лапаева)

Глава 4. Постклассический подход к правовому регулированию и эффективности права (И. Л. Честнов)

Глава 5. Конституционализация права как средство обеспечения эффективности правового регулирования (Т. А. Васильева)

Глава 6. Принцип соразмерности как основание разрешения «парадокса свободы» в правовом регулировании (Н. В. Варламова)

Глава 7. Границы правового регулирования (И. Ф. Мачин)

Глава 8. Новое понимание правового регулирования в условиях юридификации общества (В. В. Денисенко)

Глава 9. Правоприменительная практика как показатель эффективности законодательства (на примере земской реформы 1864 г.) (Л. Е. Лаптева)

Глава 10. Эффективность нормативной регуляции в условиях экстенсивно расширяющейся правовой системы: диалектика количества и качества.[437] (М. А. Беляев)

Глава 11. Повышение эффективности примирительных процедур: проблемы и новации (М. В. Баранова)

Сведения об авторах

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
Либертарно-юридическая догматика как фактор повышения качества и эффективности правового регулирования
(В. В. Лапаева)

Любая правовая тема, в том числе — повышение качества и эффективности правового регулирования — может быть осмыслена по-разному в зависимости от типа правопонимания, которого придерживаются исследователи. При том повышенном интересе к вопросам правопонимания, который характерен для постсоветской теории права, увязка проблематики правового регулирования с соответствующим понятием права является достаточно очевидной для большинства специалистов. Однако присущая современной российской теории права увлеченность выработкой новых (зачастую просто дублирующих друг друга) определений права сопровождается недооценкой значения работы по выстраиванию тех каналов взаимодействия между правовой теорией и практикой, которые обеспечивают перевод теоретических конструкций на уровень реальной правотворческой и правоприменительной деятельности. Важнейшим каналом такого взаимодействия является догма позитивного права, представляющая собой «общепризнанные в юриспруденции (в правовой доктрине той или иной юридической школы, направления и т. д.) исходные основные положения о позитивном праве, его установлении и действии».

Можно, по-видимому, сказать, что разрыв между исследованиями, ведущимися на философско-правовом уровне, где формируются основы нового для страны человекоцентристского правопонимания, и юридической догматикой, т. е. той частью теории, которая непосредственно взаимодействует с практикой, является в настоящее время одной из существенных причин снижения эффективности правового регулирования. Как верно замечено, многие отечественные авторы считают догму права «позавчерашним днем юридической науки», в рамках отраслевого правоведения «практически отсутствует адекватное исследование догматического метода», а в учебной теоретико-правовой литературе зачастую «понятие догмы права явно не определено и не включено в “центральное ядро” аппарата общей теории права». Более того, некоторые специалисты и вовсе полагают, что мы вступили в «пост-догматический этап развития юридической методологии». Показательна в этом отношении позиция авторов методики изучения оценки регулирующего правового воздействия, подготовленная НИУ «Высшая школа экономики». Говоря о том, что в процессе правового регулирования «обнаруживается своего рода живая цепь действий: от формирования правопонимания и высокого правосознания и выработки концепций развития законодательства, механизмов подготовки и принятия законов и иных актов до практической реализации правовых норм», авторы не включают сюда догму позитивного права, без которой теоретические исследования в области правопонимания оказываются ото-рванными от практики.

А между тем на постсоветском этапе развития российской правовой системы именно формирование «современной догмы российского права, способной надлежащим образом конкретизировать конституционно-правовые принципы и нормы, переводя их в плоскость практической правотворческой и правоприменительной деятельности», является важнейшей задачей теории права. И если теория права не занимается обновлением догмы права в русле современного правопонимания, то правотворческая и правоприменительная практика будет пользоваться старыми наработками в этой области. Что она, кстати, и делает весьма охотно, поскольку доставшаяся ей в наследство от советского периода юридико-позитивистская (легистская) догматика весьма удобна для оправдания любого властного произвола. Задача настоящей работы — раскрыть значение догмы права как фактора эффективности правового регулирования.

При этом под эффективностью права я понимаю степень согласования социальных интересов на базе правообразующего интереса. С позиций такого подхода эффективность правового регулирования измеряется его вкладом в укрепление правовых начал государственной и общественной жизни, в формировании и развитии элементов свободы в общественных отношениях. Исходя из предлагаемой трактовки эффективности права, можно утверждать, что одним из факторов, существенно снижающих эффективность правового регулирования на постсоветском этапе развития страны, является то, что продекларированная в Конституции РФ кардинальная смена мировоззренческих ориентиров в области правопонимания не сопровождается надлежащей корректировкой догмы права.

С точки зрения новой (постсоветской) конституционно-правовой идеологии суть осуществляемых в стране преобразований заключается в переходе от традиционной для России системоцентристской модели правовой системы с присущим ей подчинением индивидуальной свободы так называемым общественным интересам, выразителем которых выступает государство, к человекоцентристской парадигме, в рамках которой право человека как форма индивидуальной свободы является важнейшей социальной ценностью. Эта смена базовых теоретико-правовых ориентиров, существенно изменившая направление теоретических исследований в области правопонимания, лишь в весьма незначительной степени затронула российскую догму права. Сложившаяся ситуация, когда Конституция РФ провозглашает новый для правовой системы страны принцип приоритета прав человека, а догма права в зна-чительной степени тяготеет к прежнему, системоцентристскому, подходу, наглядно демонстрирует внутренне противоречивый, переходный (и в этом смысле именно постсоветский) характер современного правового развития России, еще не порвавшей окончательно с советским прошлым.

Далее я постараюсь обозначить основные факторы, препятствующие формированию человекоцентристской юридической догматики, наметить пути их преодоления и кратко охарактеризовать то, что уже сделано в данном направлении.

Под догмой права понимаются «общепризнанные в юриспруденции (в правовой доктрине той или иной юридической школы, направления и т. д.) исходные основные положения о позитивном праве, его установлении и действии». Неверно думать, будто догма права представляет собой идеологически нейтральный набор юридических конструкций, понятий, принципов, приемов толкования позитивного права, формальных источников права и т. д., никак не связанных с той или иной правовой идеологией, которая заложена в соответствующее понятие права. Напротив, юридическая догматика — это, по сути дела, практически ориентированная интерпретация понятия права, перевод этого понятия на язык, доступный для правовой практики. Через догму права то или иное понятие права, которое в сжатом и концентрированном виде содержит определенную юридическую теорию, оказывает воздействие на правотворческую и правоприменительную деятельность.

Догма права той или иной страны представляет собой квинтэссенцию доктрины позитивного права, являющейся итогом доктринального консенсуса между ведущими специалистами, т. е. тем, что римляне называли оpinio communis doctorum. Именно консолидированная позиция научного сообщества по основополагающим вопросам доктрины позитивного права способна обеспечить практическую востребованность соответствующей догмы права, которая, как верно замечено, «хороша и уместна там, где она предписана юридическим авторитетом не только на основе простой обязательности, императивной формы, а в силу логической безупречности мысли». Степень согласия при этом может быть разной, но для нормального функционирования правовой практики необходим хотя бы минимальный консенсус по базовым принципам правопонимания, определяющим характер взаимоотношений между человеком как субъектом права и государством как правоустанавливающей инстанцией. То есть консенсус в вопросе о том, какой принцип правопонимания — человекоцентристский или системоцентристский — должен лежать в основе правовой системы страны.

Поскольку речь идет о двух разных принципах, то искомый доктри-нальный консенсус может быть достигнут лишь на базе одного из них, а не где-то посередине между ними путем взаимных концептуальных уступок. Иначе это будут уже не принципы. Любая теория (если это действительно теория, т. е. целостное представление о закономерностях и существенных связях объекта) строится вокруг принципиальной основополагающей идеи, выражающей сущностное начало изучаемого явления. Именно следование такой идее как своему основному принципу и обеспечивает необходимое для теории единство взглядов на предмет исследования. Подлинное объединение потенциалов двух разных принципов возможно только в том случае, если удается найти новый, третий, принцип, диалектически снимающий основное противоречие между противоборствующими позициями.

В настоящее время в российской теории права нет сколько-нибудь выраженного принципиального единства, задающего тот общепризнанный теоретический мэйнстрим, на основе которого могли бы формироваться авторитетные для практики доктрина и догма позитивного права. При этом особенность нынешнего состояния теоретико-правовой мысли, в очередной раз демонстрирующая постсоветский характер нашей теории права, состоит в том, что главные расхождения между подходами к пониманию права носят не просто теоретический, но, по сути дела, мировоззренческий характер: основной конфликт «существует не между различными типами правопонимания, а между типами миропонимания; либерально-индивидуалистическим — правовым по своей сути и коллективистско-этатистским — по своей сути неправовым».

Однако вместо честной конкуренции между этими двумя разными принципами правопонимания в постсоветской теории права доминирует стремление к их эклектичному соединению в рамках различных версий так называемого интегративного подхода, обычно «интегрирующего» декларативное признание приоритета прав человека с легистской доктриной и догмой позитивного права. Смешение разных принципов неизбежно ведет к теоретической путанице, поскольку остается неясным, что мы будем считать правом в случае противоречия между естественными правами человека и законодательством. А такое противоречие неизбежно уже хотя бы потому, что естественные права (в силу самой их естественности) носят неисчерпаемый характер и не могут быть полностью выражены в законе. Но главное — как мы будем определять критерии ограничения прав человека? Какие ценности при этом станут определяющими — другие права человека и те ценности общего блага, которые являются условием их реализации, или государственные и общественные интересы, доминирующие над правами человека?

Если теория права не дает ясные ответы эти вопросы, то практика, получая карт-бланш, развивается по своим собственным законам, а точнее — в русле собственного произвола. Можно продекларировать в Конституции приоритет неотчуждаемых прав человека, закрепить современный каталог основных прав и т. д., но если содержание конституционных норм, определяющих критерии ограничения этих прав, интерпретируется законодателем и правоприменителем с позиций системоцентристского подхода (что нередко и происходит на практике), то реально действующим оказывается легистское правопонимание. Когда прирожденные и неотчуждаемые права человека весьма произвольно ограничиваются федеральным законом под предлогом защиты таких ценностей, как основы конституционного строя, нравственности, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ), это означает, что государство, выражающее указанные ценности, произвольно определяет, что есть право человека.

В настоящее время при всем обилии в постсоветском правоведе-нииконцепций понимания права лишь две теории являются однозначно человекоцентристскими — естественно-правовая и либертарно-юридическая. Остальные подходы, развивающиеся главным образом в русле интегральной и (или) постклассической юриспруденции, при ближайшем рассмотрении оказываются комбинацией системоцентристского в своей основе легистского или социологического позитивизма с какими-то элементами юснатурализма, психологизма, либертаризма и т. д. Поэтому в качестве претендентов на статус такого общедоктринального подхода, который не входил бы в противоречие с концептуальными основами Конституции страны, можно всерьез рассматривать лишь два типа правопонимания: естественно-правовой и ли-бертарно-юридический.

Доктрина юснатурализма имеет многовековую историю и охватывает многочисленные, зачастую весьма различные по своему правовому содержанию теории, которые объединяет лишь «принцип противопоставления в области права “естественного” “искусственному”, включающий в себя их противоположную оценку и признание безусловного приоритета “естественного” над “искусственным”. Это и есть всеобщий универсальный принцип естественного права». В теориях юснатурализма противопоставление искусственному как универсальный принцип естественного права увязано с такими естественными (т. е. присущими природе человека) ценностями, как справедливость, равенство, достоинство личности, истина и т. п. При этом ни одна теория не поднимает избранную ценность до уровня основополагающего универсального принципа естественно-правовой доктрины. Если, например, в качестве главного признака права рассматривается справедливость (а такой подход является наиболее распространенным), то справедливость выступает не в качестве универсального естественно-правового принципа, а в качестве частного принципа данной концепции права. В противном случае необходимо было бы трактовать все другие признанные правовые ценности как формы выражения справедливости, а не как равноценные принципы естественного права.

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А. Эффективность правового регулирования. Монография

Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А. Эффективность правового регулирования. Монография

Монография посвящена проблемам повышения эффективности правового регулирования. В книге рассмотрены традиционные и новые парадигмы понимания эффективности как характеристики целенаправленной деятельности субъектов в правовом поле, показана диалектическая связь качественных и количественных данных, на основании которых правовое воздействие может считаться эффективным. Кроме того, в монографии рассматриваются проблемы пределов правового регулирования, ценностных и социокультурных особенностей управления обществом при помощи права. Законодательство приводится по состоянию на февраль 2017 г.<br /> Монография предназначена для преподавателей, аспирантов, магистрантов юридических вузов и факультетов, практических работников, а также ученых, занимающихся проблемами общей теории права и государства, философии и социологии права.

Внимание! Авторские права на книгу "Эффективность правового регулирования. Монография" (Под ред. Полякова А.В., Денисенко В.В., Беляева М.А.) охраняются законодательством!