|
|
ОглавлениеГлава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение: пути взаимодействия Глава 3. Источниковедение российской эмиграции Глава 2. Революция в России и СССР, 1917-1991 гг.: ключевая проблема в западной советологии Глава 3. Россиеведение русской эмиграции Глава 4. Западное экспертное сообщество: проблемы институализации Глава 2. История России ХХ в. в США: темы и парадигмы Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность Соединенных Штатов Америки Глава 2. Французкая историческая мысль о развитии России ХХ — начала XXI в. Раздел V. Польский опыт россиеведения. Особенности развития россиеведения в Польше Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции. Глава 1. Россиеведение в Китае Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции Политические партии против царизма Новая революционная партия Ленина Октябрьская революция: захват власти большевиками Путь к единоличному господству большевиков Гражданская война и военный коммунизм Ленинская новая экономическая политика Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуФ. Г. Тараторкин Глава 4. От россики к советологии: формирование образа России в британском научном россиеведении в XX в.«Российская цивилизация» на пути к XX веку: образ России в период формирования научного россиеведения в ВеликобританииОбраз «другого» в истории, еще в середине XX в., утвердившийся в качестве одной из основных исследовательских проблем в западноевропейской историографии, в последние десятилетия привлекает к себе все более пристальное внимание отечественных исследователей. Предметом изучения при этом становятся архаическое сознание и коллективные представления, типы интеллектуальных образов и их взаимодействие, варианты и схемы адаптации к восприятию инаковости. И все же до сих пор недостаточно проясненным остается вопрос о специфике историографических образов, формирующихся в сфере научного знания, отличающейся особой диалогичностью. Если верно, что «диалогические рубежи пересекают все поле живого человеческого мышления», историографическое пространство оказывается наиболее «пересеченным» диалогическими взаимосвязями и взаимовлияниями (при том, что даже «между глубоко монологическими... произведениями всегда наличны диалогические отношения», пусть даже непроявленные, молчаливые), т. е. в конечном счете историографию можно воспринимать как систему диалога, в особенности продуктивного, в случае зарубежного россиеведения. Британской научной россике и советологии, изначально претендовавшим, по признанию У. Морфилла, на «активное формирование английских представлений о России посредством создания привлекательных и правдивых образов ее истории», в период формирования британского россиеведения приходилось соперничать с монополией ежедневных газет и аналитических журналов. Разумеется, основной задачей периодики было отражение политической конъюнктуры. Периодические издания никогда и не претендовали на выполнение специфически историографических функций и задач научной россики; со своей стороны, историки-россиеведы признавали, что «чем менее похожи будут наши комментарии на беглые и поверхностные исторические обзоры в газетах, тем с большим успехом будет развиваться наша деятельность». Ситуацию, однако, невозможно признать очевидной, ибо именно исторические обзоры, предпосылаемые журналистами (как правило, собственными корреспондентами изданий в Петербурге) в статьях по злободневным вопросам российской внутренней и внешней политики, оказывались часто наиболее мощным фактором формирования массовых представлений о русской истории. Заметим также, что первые профессиональные исследователи истории России У. Рольстон, Д. М. Уоллес, У. Морфилл много и плодотворно работали в жанре газетных и журнальных обзоров и даже, как замечает У. Морфилл, «с трудом могли отказаться от привычки смотреть на многое глазами журналиста, глазами газетчика и впоследствии», т. е. в «академический» период их научных занятий. Вышеназванные исторические обзоры стали появляться в периодических изданиях примерно в 20-30-е гг. XIX в. Тогда же начинает определяться и своеобразная тематическая специализация изданий. Так, “Times” уделяет особое внимание выяснению подробностей внутридинастических генеалогических связей Дома Романовых, и одним из выводов становится признание крайней запутанности монаршей генеалогии в России и того обстоятельства, что, «по сути дела, Россия переживает после Петра постоянный династический кризис, периодами более острый, как в середине прошлого столетия, а временами уходящий вглубь». Но главный вывод, который делает газета: «Российская династия — это слабая, подорванная и обреченная династия, лишь относительно достойная быть включенной в славный список европейских династий». “Fortnightly Review” видит своей целью «уяснение общего положения вещей в России, как оно сложилось со времен самой древней русской истории». Для достижения такой цели газета постоянно публикует одновременно с текущей информацией еще и тематические статьи, которые можно было бы назвать этнографическими. К. Ховард в 1880-1890-е гг. регулярно печатает многочисленные эссе о русских крестьянах. Все материалы, опубликованные по этому вопросу в “Fortnightly Review”, станут затем основой для большой книги К. Ховарда «Русский крестьянин», вышедшей в свет в 1907 г. Среди других материалов газеты — эссе с характерными названиями «Представляет ли русский купец угрозу Западу?», «Российские бюрократы: кто они?», «Сибирь в истории России», «Дальний Восток в русской политике вчера и сегодня» и т. п. С течением времени “Fortnightly Review” более охотно предоставляет возможность высказываться по российской проблематике историкам, в ряде случаев вполне иронически называя их статьи «просвещенным исследованием», «статьей, отвечающей самым строгим требованиям объективности и истины» и т. п. В каком-то смысле признанным лидером в 40-70-е гг. становится “Daily Telegraph”. На страницах этой газеты, несмотря на небольшой объем, материалы, содержащие экскурсы в русскую историю, появляются почти еженедельно. Есть в газете и постоянный автор подобных материалов — петербургский корреспондент Ч. Сароли. В сентябре — декабре 1869 г. Ч. Сароли выступает с серией из 12 статей, объединенных темой «Русский национальный характер» (в 1871 и 1873 гг. Ч Сароли напечатает еще две подобные серии — «Принципы современной политики России» и «Россия и Запад»). Суть позиции Ч. Сароли сводится к набору достаточно стереотипных для западноевропейских авторов того времени характеристик. Во-первых, он считал, что Россия никогда не преодолеет последствий «монгольской катастрофы», очень серьезно подорвавшей творческий потенциал нации. После монгольского нашествия, «сколь бы блистательным в ряде отношений... ни представлялся самый ранний период русской истории», Россия утратила способность к оригинальному политическому, социальному и экономическому развитию и оказалась обреченной на заимствование соответствующих западных образцов, причем заимствование «несерьезное, поверхностное, дикое», не затрагивающее тех глубинных пластов народного сознания, которые Ч. Сароли считает возможным назвать не иначе как «глубинным варварством». Во-вторых, по мнению Ч. Сароли, неспособность России творчески воспринять все многообразие достижений западной цивилизации приводит к тому, что «у русского человека вырабатывается привычка к зависимости, несамостоятельности, он привыкает быть забитым и лишенным инициативы». Отсюда особое тяготение русских к внешнему авторитету, влиятельной и подчас грубой силе государства, заменяющего собою все виды и формы общественных отношений и потому становящегося «таким безраздельным и абсолютным царством внешнего принуждения, каких не знал даже Древний Восток». И наконец, в-третьих, осознание политическими верхами Российской империи собственного подчиненного и зависимого положения в системе международных отношений вынуждает российских императоров прибегать к поиску политических решений, которые позволили бы поддерживать «иллюзию политического всемогущества и государственного величия» империи. По этой причине внешняя политика России определяется набором политических конъюнктур, «ее нельзя спрогнозировать, рассчитать, Россию невозможно воспринимать как партнера наравне с другими европейскими державами, с ней лучше быть осторожнее — как с Востоком». В значительной мере Ч. Сароли задал своими обобщающими материалами тему, вариациями на которую прозвучат в 1880 — 1890-е гг. многочисленные газетно-журнальные обзоры «на российскую тему». Важнее другое: Ч. Сароли (и одновременно с ним или вслед за ним Р. Скоукрофт, Б. Хэйвен и др.) вырабатывает и своеобразный индекс фактов и событий российской истории, призванных подкреплять и иллюстрировать выдвигаемые тезисы. Так, деятельность Ивана IV приводит к мысли о неспособности русских к следованию «элементарной политической логике». Раскол XVII в. предстает наиболее убедительным доказательством неразвитости религиозного сознания русских, а также того, что «именуемое русским православием религиозное течение есть не более чем странная смесь христианской фразеологии с наиболее дикими проявлениями языческой темноты». Внимание! Авторские права на книгу "Зарубежное Россиеведение" (Безбородов А.Б.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
