|
|
ОглавлениеГлава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение: пути взаимодействия Глава 3. Источниковедение российской эмиграции Глава 2. Революция в России и СССР, 1917-1991 гг.: ключевая проблема в западной советологии Глава 3. Россиеведение русской эмиграции Глава 4. Западное экспертное сообщество: проблемы институализации Глава 2. История России ХХ в. в США: темы и парадигмы Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность Соединенных Штатов Америки Глава 2. Французкая историческая мысль о развитии России ХХ — начала XXI в. Раздел V. Польский опыт россиеведения. Особенности развития россиеведения в Польше Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции. Глава 1. Россиеведение в Китае Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции Политические партии против царизма Новая революционная партия Ленина Октябрьская революция: захват власти большевиками Путь к единоличному господству большевиков Гражданская война и военный коммунизм Ленинская новая экономическая политика Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуРаздел III. Россиеведение в Соединенных Штатах Америки и ВеликобританииT. A. Шаклеина, д-р полит, наук, зав. кафедрой прикладного анализа международных проблем, МГИМО(У) МИД России Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.Итоги политики США в отношении России к началу 2000-х ггВ ходе планирования и реализации политики США важная роль принадлежит научно-исследовательским центрам — так называемым мозговым центрам, эксперты которых теоретически обосновывают приоритеты внешнеполитической стратегии и методы ее реализации. Несмотря на то что к концу XX в. изменился характер деятельности научно-исследовательских центров (сократились фундаментальные внешнеполитические исследования, в том числе по России), выросло число аналитических структур за счет небольших «центров-бутиков», усилился конъюнктурный и рыночный характер выпускаемой ими аналитической и прогностической продукции, наиболее авторитетные «фабрики мысли» продолжали оказывать решающее влияние на выработку концепций международной деятельности США в новых условиях и отношений с Россией. К таким центрам следует отнести, прежде всего, Институт Брукингса, Фонд Карнеги за международный мир, Центр стратегических и международных исследований, Фонд «Наследие», «РЭНД корпорейшн», Совет по международным делам, где традиционно сосредоточены ведущие специалисты по международным отношениям и России. Президент Клинтон и члены администрации ценили политическую экспертизу и для разработки глобальной стратегии постбиполярного периода развития международных отношений, обоснования новой роли Соединенных Штатов и задач, стоявших перед единственной сверхдержавой, собрали команду из ведущих «мозговых центров». Итогом их работы стала «доктрина Клинтона», основы которой были изложены в двух документах: Стратегия вовлечения и расширения (1995) и Стратегия национальной безопасности в новом столетии (1997). Это была доктрина глобального «благожелательного» гегемона, стремящегося закрепить америко-центричность мировой системы, воспрепятствовать появлению сильного (подобного СССР) конкурента из числа ведущих держав, создать наиболее благоприятные условия для реализации и защиты американских интересов, расширить зону демократии и рыночной экономии. Хотя демократы оперировали либеральными терминами и категориями, старались усилить миролюбивый характер своих глобальных планов, официальные документы, отдельные заявления политиков и последующие действия США показывали, что они не отказались от силовых методов, в том числе военных, которые использовались наряду с дипломатией (бывшая Югославия, Сомали, планы по военной операции в Ираке, программа создания Национальной противоракетной обороны, расширение и укрепление НАТО). Приоритетом политики США было глобальное регулирование, требовавшее серьезной модификации (или ликвидации) старых международных институтов, поэтому отношения с отдельными странами определялись «полезностью» того или иного игрока в решении мирорегулирующих проблем, в продвижении американских планов. На первом месте по-прежнему были старые трансатлантические союзники и страны Центральной и Восточной Европы, стремившиеся в НАТО и ЕС и признававшие американское глобальное лидерство. В особую зону интересов попали и бывшие советские республики, которые не имели сформировавшейся стратегии деятельности в новых условиях, не противодействовали политике США и оставались геополитически и экономически важными территориями. В иерархии американских страновых интересов Россия занимала особое место — не по причине своей важности для США в качестве стратегического партнера или союзника, а потому, что оставалась государством, действовавшим с определенной долей самостоятельности и имевшим серьезный военный и ресурсный потенциал. Отношение к России имело сложный и противоречивый характер: она не считалась врагом, но виделась потенциальным оппонентом США, не включалась в американские сценарии новой организации мира в качестве важного участника как проигравшая сторона. Речь шла о нейтрализации возможных действий России или негативных последствий развития внутриполитической ситуации путем «освоения» и демократизации стран по периметру ее границ. Политика администрации Клинтона в отношении России стала одним из главных пунктов критики со стороны республиканцев в 2000 г. во время президентских выборов. Демократов критиковали за излишне мягкую политику, приведшую к свертыванию российских реформ, отходу от демократии и возврату к «имперской», «экспансионистской» политике. Уходившие демократы советовали не усугублять критику в адрес России, не занимать излишне жесткой и непримиримой позиции. Отмечалось, что, несмотря на сокращение экономического, военного и политического потенциала России к концу 1990-х гг., она сохраняла высокую степень значимости для США и мировой политики, прежде всего в связи с решением проблем международной безопасности, в решении судьбы НАТО и ЕС, в отражении вызовов, исходящих из Центральной Азии и Кавказа. Однако подобный вывод сопровождался оценками, получившими в 2000-е гг. дальнейшее развитие. Отмечалось, что к 2000 г. Россия находилась «в серой зоне между демократа ей и авторитаризмом», оставалась единственной страной в мире, потенциально враждебной и способной осуществить мощную ядерную атаку против США, была региональным гегемоном и останется в обозримой перспективе доминирующей военной и экономической державой среди новых независимых государств. Вывод гласил, что Россия не была ни врагом, ни союзником США. К 2000 г. в подходах демократов и республиканцев в отношении к Российской Федерации произошло заметное сближение, как и в целом в вопросе о том, какой должна быть международная деятельность США в новом столетии. Поэтому можно было ожидать, что критика, звучавшая в ходе президентских выборов, материализуется в конкретные действия любой администрации. Демократам обязательно пришлось бы устранять «излишнюю мягкость» в отношении России, за что критиковали президента Клинтона, а республиканцы уже осенью 2000 г. не скрывали того, что готовы к «противостоянию с Россией», к возрождению духа непримиримости, сыгравшего решающую роль в противостоянии с СССР в конце 1980-х гг. Главной рекомендацией для будущей администрации было следующее: усилить дипломатические усилия по поддержке демократии в России; сократить экономическую помощь, направив средства для поддержки усилий российского общества по развитию демократии; направлять помощь прежде всего неправительственным организациям для реформирования высшего образования и науки; способствовать тому, чтобы российские граждане имели больше возможностей для участия в принятии решений. Рекомендации имели противоречивый характер, и пришедшие к власти республиканцы сделали акцент на негативных характеристиках России. Они предложили в качестве основы деятельности США новый неоконсервативный вариант стратегии администрации Рейгана, приведя ее в соответствие с новыми реалиями мировой политики. Администрация Буша: политика «крестового похода» за демократиюКонцепция демократизации мира в новых условиях американского глобального лидерства, которая была оформлена и начала осуществляться при администрации Клинтона, получила иной импульс при республиканцах. Республиканцы, традиционно приверженные реализму, привнесли в политику демократизации более заметный силовой компонент, упор на безопасность, военную мощь государства, вернули на первый план внимание к расстановке сил в мире (баланс сил), к противостоянию недемократическим странам, режимам, идеологиям (страны-«изгои» и недемократические страны). Фактор силы в реализации американских интересов присутствовал и в политике демократов в 1990-е гг. — достаточно вспомнить операции НАТО в бывшей Югославии и других странах, заявления М. Олбрайт на посту официального представителя США при ООН и Государственного секретаря. Однако в «доктрине Буша», обнародованной в 2002 г. в виде документа «Стратегия национальной безопасности США», военно-силовое решение не только проблем терроризма, но и политических проблем в отношениях с другими странами приобрело совсем иное звучание и содержание. Более того, военный компонент американской стратегии был дополнен существенным идеологическим компонентом. Была объявлена «война на столетие» еще одной идеологии — терроризму, который пришел на смену идеологиям фашизма и коммунизма, против которых США боролись в XX столетии. Идеи «войны с терроризмом» с использованием упреждающего или превентивного ударов, готовности воевать до победы родились в основном в недрах республиканской администрации (Р. Чейни, К. Райс, П. Вулфовитц) и среди парламентариев-республиканцев (Дж. Маккейн). Но схожие идеи высказывались и рядом консервативных политологов и историков, в разное время работавших в государственных структурах или занимавшихся аналитической работой в ведущих научно-исследовательских центрах, таких как Фонд «Наследие», Американский предпринимательский институт, Фонд Карнеги. Что же касается идеологической составляющей стратегии администрации Буша, то она была продуктом не только неоконсерваторов (Р. Кейган, У. Кристол, Дж. Миршаймер), но и ряда либеральных политологов, к числу которых принадлежат Т. Карозерс, один из главных теоретиков политики демократизации, и М. Макфол, автор «доктрины свободы». Следующий доктринальный внешнеполитический документ — «Стратегия национальной безопасности США», принятый 16 марта 2006 г., — начинался следующими словами: «Америка находится в состоянии войны, войны с терроризмом, идеологической основой которого является исламский экстремизм. В этих условиях повышается роль демократии как идейной основы этой борьбы. В распространении демократии и свободы Соединенные Штаты видят альтернативу тирании, характеризующей политические режимы исламского мира». Укрепление демократических режимов в мире рассматривалось как залог национальной безопасности США, в связи с чем в условиях войны предъявлялись повышенные требования к союзникам и требовалась абсолютная лояльность, верность американскому пониманию демократии. Таким образом, в 2000-е гг. идеология стала важным, можно сказать, определяющим фактором в деятельности Соединенных Штатов. Идея «крестового похода» за демократию соединилась с идеей американской глобальной миссии, а также с идеей геополитического порядка: создать наиболее благоприятные условия для продления «американского века», американского преобладающего влияния во всех сферах мировой политики, предотвращения появления другой сверхдержавы, способной бросить вызов США. Такой симбиоз реализма и идеализма в американской политике оказал решающее влияние на мировую политику в целом, на отношения между отдельными странами. Идеологический фактор стал все шире и активнее использоваться в политике европейских стран, особенно восточноевропейских, — новых членов ЕС и НАТО или ожидающих приема в эти организации. Приверженность либерально-демократической идеологии, присоединение к «крестовому походу» против терроризма и недемократизма позволяли многим из них компенсировать отсутствие реального ресурсного и организационно-политического потенциала в игре против крупных государств, не входящих в трансатлантическое сообщество, для получения кредитов и субсидий, вливаний в слабые экономию! Нередко лояльность по отношению к США и политике глобальной демократизации позволяла странам Восточной и Центральной Европы начинать крупную игру против оппонентов США. В большинстве случаев объектом солидарной политики, основанной на приверженности демократии, становилась Российская Федерация, которая разными политиками и экспертами определялась как «диктатура», «авторитарная политическая система», «нелиберальная демократия». Общая оценка современного состояния Российской Федерации, ее роли в мировой политике, ее международной и региональной политики, отношений с Соединенными Штатами основывалась главным образом на следующем: есть ли демократия в России, есть ли движение к развитию и укреплению демократических институтов, насколько Россия вписывается в либерально-демократическую систему ценностей, насколько внутриполитическая ситуация в стране и действия России представляют или могут представить серьезную угрозу интересам США и их союзников и сподвижников в реализации стратегии универсализации политических и экономических систем. Усиление идеологического и политического факторов в отношении к России в 2000-е гг. сопровождалось активизацией дискуссий о холодной войне, в основе которой также было идеологическое противостояние. Следует особо сказать о феномене холодной войны, так как в международном сообществе нет единства мнений по ряду вопросов, связанных с ней. Первое. Советский Союз, Российская Федерация и США официально признали завершение холодной войны в 1989-1991 гг., хотя у определенной части американской и российской элиты существует мнение, что она продолжается. В США и России по-разному оценивают ее итоги, расходятся во мнениях в вопросе о том, кто и как проиграл холодную войну и следует ли говорить о правах победителей и проигравших. Можно сказать, что фактически отношение к России находится под влиянием менталитета времен холодной войны. США и европейские страны в официальной политике и внешнеполитической риторике продолжают балансировать на грани либо продолжения, либо возврата к холодновоенному формату отношений с Россией. Это означает, что холодная война представляется многим американским политикам и экспертам нормальным состоянием до тех пор, пока в России не установится реальная западная либеральная демократия и она окончательно не откажется от «имперских притязаний» на постсоветское пространство. Второе. Приверженность менталитету холодной войны нарушает логику анализа и характеристики современных международных отношений, мировой политики. В рамках указанной парадигмы отношений Россия — Запад все российские действия внутри и вовне будут рассматриваться весьма критически. Нелиберализм российской политической системы, с точки зрения западных теорий, автоматически делает ее политику нелиберальной, по-старому имперской, агрессивной. При анализе российской деятельности никакие аргументы о конкурентном характере мировой рыночной экономии, национальных интересах, национальной безопасности как неотъемлемой части развития межгосударственных отношений не рассматриваются, хотя для США и других государств они принимаются во внимание. Напрашиваются несколько выводов, которые России придется учитывать в будущем: 1. Значительное число политиков и экспертов в США и европейских странах полагают, что международные отношения развиваются в состоянии масштабной горячей войны либо в целом по конфликтному сценарию с наличием нескольких горячих или тлеющих конфликтов, либо в состоянии холодной войны, когда нет большой горячей войны, но есть непримиримая идеологическая война и отдельные военные или полувоенные конфликты, где идеологический фактор также присутствует. Иными словами, холодная война рассматривается в качестве постоянной формы взаимодействия между государствами до полной победы одной идеологии и одной политической организации государств и мировой системы. С этим нельзя согласиться. Холодную войну не следует смешивать с любой формой мира — прочного, прохладного или какого-то другого, как состояния без войны горячей или идеологической. Как с тревогой отмечают отдельные американские и российские политологи, в разговорах о холодной войне и идеологиях мы начинаем забывать категорию мира, как самую желанную и благоприятную для большинства форму взаимодействия и существования. Реалисты из числа американских консерваторов и либералов отмечают, что западные либеральная и неоконсервативная идеологии, имеющие в XXI в. много общего, ведут США и мировое сообщество не к торжеству демократии и миру, а к войне, конфликтам, так как игнорируют многообразие культур, права отдельных стран на автономное исторически обусловленное развитие, нарушают баланс сил в мире, отрицая роль ведущих мировых держав и оценивая их «пригодность» для участия в конструировании мирового порядка на основе идеологического фактора. 2. Признание фактора «перманентности холодной войны» в мировой политике и отношениях с Российским государством, будь то СССР или Российская Федерация, привносит в отношения стран Трансатлантического союза и России постоянно действующий фактор противоборства в идеологии, противодействия в сфере внешней и военной политики, жесткой конкуренции, вплоть до противостояния, в экономике. При таком подходе российско-американские отношения могут развиваться в указанном формате по-разному: в жесткой или мягкой форме в зависимости от того, кто находится у власти в США и странах ЕС, а также в зависимости от внешних факторов (неудачи или проблемы в решении задач внешней и внутренней политики). 3. Постоянный возврат к тезису о победе Запада и поражении России в холодной войне, сожаление по поводу того, что Запад не воспользовался слабостью России и не вывел ее окончательно за рамки «большой политики» (например, не лишил места в СБ ООН, принял в Группу семи и затем — в Группу двадцати), не позволяют России укрепиться в статусе нового Российского государства как одного из ведущих центров мировой политики. Тот факт, что в России не существует социалистической системы и идеологии, не меняет ситуации в отношениях с Российской Федерацией и взгляда на нашу страну и ее политику. 4. Сохранение холодновоенного менталитета на Западе оказывает влияние на подходы США и других стран к конструированию нового мирового порядка. Для Соединенных Штатов выгодно сохранить сверхдержавную структуру, где они останутся пусть и не в единоличном преимуществе, но будут вновь играть определяющую роль в мировой политике. Помимо этого, биполярная структура, наличие серьезного оппонента, конкурента, а если это КНР, то и идеологического противника оправдывают апеллирование к категории «крестового похода» и мессианству, приверженность милитаризованной внешней политике, большие расходы на военные действия и вооружения новых поколений. Представляется, что России и другим странам, обладающим определенной степенью независимости от США, следует отстаивать альтернативную точку зрения, состоящую в следующем: холодная война является категорией прошлого, обозначающей определенный период в развитии международных отношений и отношений СССР и США, который завершился в 1991 г. Любой вид конкуренции (политической, экономической, военной и иной) не означает состояния холодной войны, а является неотъемлемой частью существования мировой системы, периодов мирного ее развития и не обязательно ведет к общему конфликту или войне (хотя история знает и иные случаи). Переход от состояния мира к состоянию войны (речь идет о мировой войне) зависит от способности членов мирового сообщества, прежде всего ведущих и сильнейших мировых держав, так выстроить свои отношения, чтобы все или большинство вопросов разного вида конкуренции и удовлетворения национальных интересов были решены дипломатическим путем. Идеологический компонент межгосударственных отношений и вообще идеологический компонент (так как с идеологических позиций действуют и негосударственные акторы) должны стать предметом дискуссий и не вторгаться в сферу национальной и мировой политики. Администрация Буша критиковалась за излишнюю приверженность гегемонии, искажение миссии Америки, прежде всего политики демократизации мира, так как она была направлена на решение иных проблем (безопасность, энергетика, ресурсы, торговля и т. д.), а проблема демократизации находилась «в самых дальних углах американской внешнеполитической деятельности». Предлагалось отделить политику по продвижению демократии от политики по смене режимов, в том числе с помощью военных интервенций, так как отсутствует единый подход в отношении различных автократических режимов; пересмотреть положение о существовании прямой зависимости между наличием или отсутствием демократии и наличием или отсутствием терроризма в той или иной стране или в политике одной или группы стран; существенно снизить америкоцентризм в демократизации остального мира. Внимание! Авторские права на книгу "Зарубежное Россиеведение" (Безбородов А.Б.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
