Философия Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. Введение в философию. Учебное пособие

Введение в философию. Учебное пособие

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Философия
Издательство: Проспект
Дата размещения: 04.06.2018
ISBN: 9785392279418
Язык:
Объем текста: 413 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Предисловие

Тема 1. История философии: от античности до XX в.

Тема 2. Главные направления философии XX в.

Тема 3. Философия как теоретическая форма мировоззрения

Тема 4. Предмет, метод и структура философской теории

Тема 5. Проблема бытия в философии

Тема 6. Научная картина мира

Тема 7. Сознание и его природа

Тема 8. Научное познание и его особенности

Тема 9. Социальное: его структура и генезис

Тема 10. Социальная теория: гуманитарная парадигма

Тема 11. Человек: его природа и сущность

Тема 12. Духовность человека



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Тема 7.
Сознание и его природа


Выясняя объективно-логические основания (нормы, установки, регулятивы, источники) познавательной деятельности, гносеология как философское учение о познании изучает состав, динамику, концептуальное наполнение образующих ее элементов и форм. На этом трудном и во всех отношениях благодарном пути гносеология достигает осмысления того, чем в принципе является познание как родовая сущность, а также понимания природы тех видов и типов структур, с которыми оно (познание) связано и которые индуцируют познавательные акты как содержательно плодотворные процессы.


Согласно такому истолкованию целей гносеологии она выступает фундаментальной наукой, использующей традиционный доказательный инструментарий наук и дающей объемное описание и объяснение фактических познавательных процедур и приемов (взятых в объективном, а не психологическом или психофизическом плане), которые ведут к знанию. Сказанное позволяет утверждать, что в самом широком, нерасчлененном смысле гносеология занята конституированием факта знания. Конституировать знание значит продемонстрировать его возможность, вытекающую из внутренних потенций познавания. Поскольку в глубинных постановках проблема конституирования знания замыкается на проблему предметной отягощенности сознания — ввиду его содержательной несамодостаточности, несамообусловленности, — данности интеллектуальной сферы, готовые мысли гносеолог оценивает с позиций наличия в них предметных связей: насколько познавательные конструкции и реконструкции объективно значимы.


Вопрос предметных измерений (содержательности и объективности) познания (знания) — наиболее общий и принципиальный вопрос гносеологии. Гносеологу мало регистрировать протекание интеллектуальных актов, ему недостаточно различения обер- и унтертонов в спектре гносеологических высотно-мелодических параметров. Он должен иметь полную причинную картину тонов, определяемую набором частот мыследеятельностных колебаний, входящих в состав сплошного познавательного звучания. Реперной точкой, от которой он отталкивается, задавая и квалифицируя высоту звуков ладов, тоник в целом, выступает понятие адекватности.


Ввиду многомерности, неоднородности, внутренней расслоенности духовного производства, где пустопорожний домысел соседствует со строгой теорией, следует полагать водоразделы истины и заблуждения, науки и фантазии, достоверности и иллюзии. Необходимо демаркировать гносеологический демимонд от подлинного «большого света». В противном случае скепсиса в отношении солидности, обоснованности познания (знания), общей его оправданности, состоятельности не преодолеть.


Последнее понимали и те, которые всем своим творчеством, казалось, показывали обратное. Таковым, в частности, был Кант. Фундамент возможности знания составляет у него процесс упорядочения чувственных данных путем наложения на них априорных трансцендентальных форм чувственности и рассудка. Так как они разобщены, для их объединения Кант допускает посредника в виде трансцендентальной схемы времени. Окончательным же гарантом подведения многообразия sense data под категории, а также условием единства самих категориальных синтезов выступает высшее единство самосознания — чистая трансцендентальная апперцепция. «Коперниканский переворот» Канта, выразившийся в сведении закономерности природы и нравственной закономерности к собственному законодательству сознания, не был переворотом последовательным. Остается нечто трансцендентное трансцендентальному методу в философии — потенциальная аффицирующая способность «вещи в себе» выступать автономным «провокатором» познания (своеобразный рецидив некритической метафизики). Идейная направленность кантовой гносеологической модели — преодоление догматического материализма, выводящего знание из прямолинейной натурной фиксации внешней действительности. В противоположность этому Кант предлагает трактовать знание как дериват активной продуктивной способности субъекта самочинно конструировать правила существования объектов мира. Капитальным изъяном такого подхода, однако, остается неясность: как, собственно, конструировать эти правила. В отсутствии удовлетворительного ответа на данный вопрос Кант прибегает к допущению вмешательства в познание трансцендентного фактора. Одновременно, так как познание у Канта связано с «вещью в себе» не содержательно, а генетически, проблема ее освоения субъектом положительно не решается. Последнее четко фиксируется неокантианством, настаивающим на последовательном обосновании познания ex principio interno и расценивающим введение постулата о «вещи в себе» как шаг недозволенный.


Если многозначительная непоследовательность Канта относительно предметного статуса знания фактически и сообщала мореходность судну познания, поддерживая его на плаву в топи релятивизма и неконструктивного скепсиса, то подправляющий кантову схему неокантианский имманентный подход перекрывает черту ватерлинии; лодка тонет. Очевидно, под многими выводами своих эпигонов Кант не подписался бы. Вместе с тем некоторые существенные противоречия философии неокантианцев, оказавшихся роялистами, большими, чем король, разумеется, присущи и философии Канта, независимо от того, пытался ли он от них избавляться, впадая в непоследовательный субъективизм и релятивизм.


Центральное из этих противоречий — противоречие между гносеологией Канта и фиксируемой ею реальностью познания, свидетельствующей, вопреки убеждениям Канта, что познание не осуществляется «сверху» путем реализации продуктивной способности воображения по a priori заданным канонам, а крепятся на предметном освоении мира; оно не бессодержательно-бесплодно, а вполне объективно.


Случай Канта опровергает возможность предметного аболиционизма в гносеологии. Недопущение реального содержания в пределы и границы сознания снимает разумно устанавливаемые различия объективного и субъективного, справедливого и фиктивного; оно разрушает базовые интенции гносеологии как эвристичной дееспособной науки непсихологистского профиля. Данные обстоятельства радикализуют проблему права переходить от образов сознания (познания, знания) к объективной реальности и судить о самой этой реальности. Существуют три кардинальные линии тематизации упомянутой проблемы.


Первая линия: переход от содержания сознания к объективной реальности невозможен; судить о реальности, запечатленной в знании, через него и из него, нельзя. Такая линия есть крайний последовательный агностицизм, или всестороннее отрицание возможности познания (знания). Это искусственная позиция; в истории философии реализована не была. Внутренняя несостоятельность последовательного агностицизма обусловливается его самопротиворечивостью: кто доказывает агностицизм, тот опровергает его. Лейтмотивом здесь выступает следующее соображение. Наряду с положительными в познании имеют место отрицательные результаты: положения-запреты (принцип Паули), ограничительные формулировки (теоремы Геделя, Тарского), негативные эквиваленты законов сохранения (невозможность вечного двигателя первого и второго родов) и т. д. По аналогии с ними можно расценить тезис о невозможности познания (знания), а именно: утверждение о невозможности познания (знания) есть отрицательный результат положительной способности познавать (знать). Чтобы прийти к пониманию невозможности познания (знания), нет иного пути, как предварительно развернуть познавательные акты. Отсюда — в силу самоприменимости — доказательство невозможности познания, сопряженное с отправлением познавательных актов, подводящих к знанию (о невозможности познания), демонстрирует прямо противоположное: фактическую возможность и действительность как самого процесса познания, так и его результата — знания.


Вторая линия: от данного в сознании к объективной реальности переходить можно, через призму знания судить об объективной реальности также можно; между тем сущность подлежащих познанию фрагментов объективной реальности остается недоступной, недостижимой, несхватываемой; удел познания — скользить по поверхности вещей как они даны нам, а не в их самом по себе и для себя существовании. Это — базирующаяся на гипертрофии внутренней активности познающего интеллекта линия реального агностицизма, воплощенная в истории философии. Ее классические приверженцы и адепты — старшие (Протагор, Горгий, Гиппий, Продик, Антифонт, Критий) и младшие (Ликофрон, Алкидамант, Трасимах) софисты; киники (Антисфен, Диоген, Кратет), киренаики (Аристипп, Феодор, Гегесий, Анникерид); члены средне- (Аркесилай) и новоплатоновской (Карнеад) Академии; скептики (Пиррон, Тимон, Агриппа, Энесидем, Секст Эмпирик); Юм и юмисты; Кант и кантианцы; а также те, кто, подобно конвенционалистам (Пуанкаре, Леруа), критическим реалистам (Сантаяна), инструменталистам (Дьюи, Хук, Мид), фикционалистам (Файхингер), снимают проблему объективности знания.


Замыкая познание на сферу опыта (предметный мир дан через призму сознания), реальный агностицизм исходит из оппозиции субъективно освоенной — аутентичной действительности. Не входя пока в анализ правомерности этого фундирующего агностицизм противопоставления, в порядке самой предварительной аргументации подчеркнем следующее.


1. Исчерпывающей логической процедуры установления соответствия знания действительности, говоря строго, не существует. По этой причине агностицизм теоретически некритикуем и неопровержим. Вопрос правомерности выхода сознания (в познании) за свои пределы не умозрительный, а в конечном счете практический.


2. Условия и контуры перехода от мира «для нас» к миру «в себе» устанавливаются в границах бинокулярной модели человека как познающего и действующего, практикующе-преобразующего существа. Познавательная реализуемость предметного мира — всего лишь цвет в красочной палитре цветов; в том, что познавательные конструкции мира — не фантасмагории, убеждает внепознавательный контакт с миром, делающий наглядным возрастание компетентности человечества в овладении им силами природы.


Третья линия: мир познаваем не только феноменально — на уровне поверхности, явлений, но и по существу; отображающее всеобщие и необходимые свойства действительности знание достоверно; фигуры мыследеятельности не пустопорожни, они предметны, содержательны, соответственны реальному бытию. Это — антипод второй линии — позиция гностицизма, разделяемая представителями как материализма, так и идеализма. (Надо сказать, что типология «гностицизм — агностицизм» не изоморфна типологии «материализм — идеализм». Признание первичности материального может сочетаться с непризнанием полной познаваемости — элементы агностицизма у Локка. Напротив, признание первичности идеального способно стимулировать, в рамках соответствующих систем, признание полной познаваемости — панлогизм Гегеля.)


Независимо от мотивов, по каким принимается, проводится и пропагандируется гностицизм, общим для его сторонников является сознание силы, могущества познающего интеллекта, безудержного в своей экспансии на поприще постижения природы вещей.


Указанное сознание — обоснованный плод множества глубоко укорененных практических убеждений относительно того, что: понятие внутренней автономности, самозамкнутости познания иллюзорно; познание — не автогенный предметно изолированный процесс, оно спроецировано на всякого рода объективности (исторические, социальные, природные); мир — не коррелят сознания, в познании сознание выходит за пределы самого себя; взятое как перспективный процесс без образов объективности (действительность и деятельность в различных модусах) познание невозможно; ориентация на предметный мир — сущностная энтелехия познания: познание бывает либо предметным, либо никаким.


Изложенное проливает дополнительный свет на существо обозначенной выше центральной для гносеологии процедуры конституирования знания. Исходя из того, что познающий субъект — не вечно блуждающий неприкаянный Агасфер, а целеустремленный, сосредоточенный на вопросах содержания искатель, цель и итог познания — знание должно быть истинным. С учетом этого в рамках конституирования знания стартовой и финишной целью гносеолога является показать не столько возможность знания, сколько возможность достоверного знания.


Проблема достоверности знания, равенства и неравенства мира миросозерцанию и миропониманию — подлинный нерв гносеологии. Оттого-то перманентная рефлексия этой проблемы — извечная тема гносеологических занятий — позволяет гносеологии осуществлять свое неповторимое призвание объективно-логической дисциплины, занимающей достойное место в ряду наук о познании.


Исследуя законы формирования объективного содержания знания (в отвлечении от индивидуально-личностной его формы, анализируемой психологией), гносеология выступает рефлективной наукой, задачей которой является обнаружение за данностями сознания структур мыследеятельности, а за этими структурами — инспирирующих их комплексов объективной реальности. Сказанное очерчивает круг задач гносеологии, притязающей на всестороннюю проработку истоков и основоположений познавательной деятельности.


Каковы оперативные версии решения гносеологией таким образом оцениваемых капитальных ее задач? Переходя к их (версий) характеристике, отметим наличие двух взаимоисключающих традиций моделирования существа механизмов познавательного процесса и порождаемого им знания — эндогенной и экзогенной. Квалифицируем их, по возможности, тщательно.


Эндогенная, или имманентная, традиция изолируется от предметного мира; настаивает на самодостаточности сознания; объясняет происхождение знания множеством внутрипознавательных причин. Основным кредо имманентов, позволяющим проводить сугубый и односторонний теоретико-познавательный методологизм, является формула: «Все содержание сознания объяснимо из него самого». В разных условиях и при разных обстоятельствах ей руководствовались поборники столь типических ветвей имманентной традиции, как нативизм и конструктивизм.


Нативизм. Представляет архаичную, давно преодоленную творческую программу, некогда имевшую статус объяснительного стереотипа, весьма устойчивого и популярного. Речь идет о концепции «врожденных идей», трактуемых как самоочевидные, заведомо истинные (гарантия чего поставляется трансцендентными самому познанию инстанциями, такими, скажем, как «бог» Декарта, intellectus infinitus Спинозы и т. д.) первопринципы, из которых путем дедукции развертывается система потенциального знания.


Конструктивизм. Выступает широкой ассоциацией гносеологических школ, течений, направлений (от Канта и Фихте через неокантианцев, Бенеке, Шлейермахера, Шуппе, Шуберт-Зольдерна, Кауфмана, Ремке до Гуссерля и феноменологов), превозносящих теоретико-познавательный активизм и эффективизм. Мыслить, познавать означает полагать (конструировать) существующее, исходя из основоположений — правил комбинирования идеальных структур, позволяющих изучать не субстанции, а понятия вещей, их генетические (априорные) определения, закономерности перехода в рядах мыслимых объектов (функционализм Когена, Наторпа, Кассирера).


Историческое наследие, говорил В. Соловьев, есть не только дар и преимущество, но и великое испытание. С высот нашего положения позволительно утверждать, что не чуждая мистики линия прямолинейного гносеологического преформизма (нативизм) испытаний не выдержала (абстрагируясь от глубоких вопросов онтогенетики). В здравых формах своего выражения эндогенная традиция полномочно представлена на сегодняшний день лишь конструктивизмом, сильная сторона которого заключается в подчеркивании обозримости предмета познания, оказывающегося объектом опыта индивидуального или антропоисторического уровня.


Экзогенная, или предметно ориентированная, традиция исходит из единства знания с его предметом; разрабатывает специальную технику перевода объективных данностей в познавательнее измерение: надстраивает процесс (и теорию) познания над предпосылочными субстанциальными (онтологическими и психологическими) допущениями о реальности. Канон и канву всех рассуждений здесь задает понимание обязательности отнесения сознания к «иному» для конституирования знания: сознание различает вне себя нечто, к чему оно вместе с тем относится. И определенная сторона этого отношения есть знание — в противном случае знание было бы знанием ни о чем. Убеждение, что содержание знания суть содержание предмета (собственно, цель познания), далеко идуще и впечатляюще. Весь вопрос в том, как его провести, сделав доказательным резюме гносеологии. Учитывая, что обосновать возможность мыслить то, что не есть мысль, для экзогена бесконечно более сложно, чем для эндогена, вопросу нельзя отказать ни в серьезности, ни в остроте. Итак, по какому праву «наши представления» признаются знанием определенностей наличной действительности? В порядке концептуальной проработки проблемы в русле экзогенной традиции возникали соответствующие подходы, которые истории гносеологии известны под именем натурализма, телеологизма и панлогизма.


Натурализм. Принимая за максиму тезис «Не мы отражаем действительность — она отражается в нас» в ходе психофизиологического с ней контакта, натурализм (от Эпикура через Гассенди, Гоббса, Локка, французских материалистов до Фейербаха и вульгаризаторов теории отражения включительно) выступает оригинальным сочетанием гносеологического механоламаркизма и антропологизма. В самом деле, с одной стороны, гипертрофируется роль внешней среды в формировании знания; с другой — предпосылкой бесстрастного, зеркального ее (среды) воспроизведения объявляется строгая психофизическая детерминация: механизм воссоздания явлений через рецепторы запрограммирован на адекватность.


Расхожие клише о фотографировании, копировании реальности с помощью эмпирического и даже теоретического (!) созерцания, непосредственном запечатлевании воздействующих объектов — концептуальные составляющие натурализма — дают лишь видимость объяснений. По крупному счету натурализм (антропологизм) безоружен перед лицом столь судьбоносных гносеологических проблем, как основания заблуждений, критерии схватывания сущностного, разграничение необходимого и сходного, внутреннего и внешнего и др.


Телеологизм. Полагает презумпцию изначальной синхронизированности субстанции и субъекта: по плану творения бытие и сознание, природа и логика действуют заодно; они заведомо резонансны. Осуществляющая взаимосогласование порядка идей и порядка вещей модель «предустановленной гармонии» как подарок, ниспосланный свыше, мистична. Введение ее в контекст рассуждений переходит границу дозволенного, сообщает некую вирулентность гносеологическим построениям.


Панлогизм. Несколько иное, но в чем-то глубоко родственное телеологическому, обоснование возможности совпадения объективного и субъективного в познании развивал Гегель. Решить проблему знания, по его мнению, значит построить особую логику, где теория бытия выступает и теорией познания. Каковы реквизиты этого проекта?


Первой категорией «Науки логики» выступает «бытие». Бытие — чистая предметность, находящаяся вне субъекта. Вторая категория Гегеля — «ничто». В ее введении заключается большой смысл. Если представить, что познание как направленный процесс движения от незнания к знанию начинает развертываться из какой-то точки, для нее можно зарегистрировать нулевую отметку знания. Бытие как онтологическая реальность (и потенциальный предмет знания) для этой точки будет неосвоенным, лишенным определенности «ничем». «Ничто» есть поэтому категория гносеологическая, выражающая отсутствие знания о бытии. Третьей категорией Гегеля является «становление». Было бы логичным предположить, что «становление» принадлежит к разряду категорий гносеологических: обозначает процесс возникновения знания в смысле преодоления незнания, последовательного лишения бытия неопределенности для познания, перехода от «ничто» к позитивной теории, науке, культуре в целом. Между тем у Гегеля «становление» двойственно: оно выражает как процесс становления знания о бытии (развертывание науки), так и становление самого бытия (развертывание действительности).




Введение в философию. Учебное пособие

В учебном пособии кратко изложено содержание всех основных разделов философии: историко-философское введение, предмет и метод философии, онтология, гносеология, философия науки, социальная философия, философская антропология.<br /> Для бакалавров, магистров, аспирантов и всех, кто интересуется основными проблемами философии.

229
 Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. Введение в философию. Учебное пособие

Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. Введение в философию. Учебное пособие

Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. Введение в философию. Учебное пособие

В учебном пособии кратко изложено содержание всех основных разделов философии: историко-философское введение, предмет и метод философии, онтология, гносеология, философия науки, социальная философия, философская антропология.<br /> Для бакалавров, магистров, аспирантов и всех, кто интересуется основными проблемами философии.

Внимание! Авторские права на книгу "Введение в философию. Учебное пособие" ( Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. ) охраняются законодательством!