Книги

Введение в философию. Учебное пособие

Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А.

Возрастное ограничение:

Жанр:

Философия

Издательство:

Проспект

Дата размещения:

04.06.2018

ISBN:

9785392279418

Язык:

Объем текста:

413 стр.

Формат:

epub

Тема 2.
Главные направления философии XX в.

Отличия философии XX в. от всей предшествующей (классической) философии

Панорама философских концепций XX в. отличается чрезвычайным плюрализмом и во многом созвучна тем процессам, которые были характерны для социокультурной ситуации в целом этого времени. Уже во второй половине XIX-го столетия отчетливо обозначился поворот западной культуры к критике классического наследия Нового времени и прежде всего традиции европейского Просвещения. Надежды «века разума» со всей очевидностью пришли в противоречие с реалиями истории, продемонстрировавшими, что освобождение от устоев традиционного общества и раскрепощение человеческой субъективности в обществе свободной конкуренции отнюдь не может автоматически привести к всеобщему счастью и процветанию. Войны, кровавые итоги революционных потрясений, экономическое бесправие и новые формы порабощения человека, его отчуждения отнюдь не исчезли с арены истории после провозглашения идеалов Просвещения. Народившийся человек массы, востребованный буржуазным обществом, был несопоставим в своей усредненности и отсутствия потребности к самореализации и творчеству с идеальным образом индивида, сложившимся еще в пору цветения культуры Возрождения и воспринятым последующей традицией Просвещения. Одновременно зарождение модернизма в искусстве, историцистский поворот в гуманитарном познании, диверсификация естественно-научных дисциплин, а затем и становление неклассического типа научной рациональности на рубеже XIX–XX вв. внесли свой вклад в критическое отрицание устоев культуры классической модерности. Все эти факторы породили потребность в новом неклассическом варианте философского видения мира.

Классическая метафизика эпохи Античности и Средневековья исходила из принципиальной возможности усилиями разума сконструировать образ универсума, понять единство бытия и место человека в его контексте. В центре размышлений философов Античности было космическое целое и микрокосм человеческого бытия, настроенный на него своими познавательными и моральными способностями. В эпоху европейского Средневековья Бог, мир как его творение и человек — стержневые темы христианской метафизики. Отсюда и в плоскости этики и социальной философии человеческое существо мыслилось как созвучное в идеальной перспективе строю космоса или божественного творения, призванное стремиться к индивидуальному и общему Благу и обретению добродетелей. Классическое философское сознание Нового времени антропоцентрично по своей доминанте. Оно приносит с собою радикальную переакцентировку метафизических размышлений, ибо в их центре отныне оказывается феномен сознания как наиболее очевидной отправной точки размышлений об универсуме. От Р. Декарта к И. Канту и Г. В. Ф. Гегелю идет линия развития классической новоевропейской метафизики сознания, делающей реалии такового теми очевидностями, которые позволяют в рациональном ключе рассуждать о мире и человеке, социальной жизни. В определенном смысле альтернативой ей является линия британской мысли Нового времени от Ф. Бэкона до Д. Юма, основывающейся на культе эмпирически данного и индивидуально неповторимого, а потому и подрывающего веру в широкие метафизические конструкции, рисующие образ реальности и человека. Но и в ее границах именно человек и его опыт — средоточие философских размышлений.

Классическая философия Нового времени — философия модерна находит свою кульминацию в Просвещении и наследии немецкой классической философии, в целом она имеет своей квинтэссенцией идеи рационализма, гуманизма и глобального историзма с венчающими их утопическими проектами будущего. Рационализм классического модерна, вне зависимости от его представленности в сочинениях сторонников как гносеологического эмпиризма, так и рационализма, в целом можно охарактеризовать как перспективу видения реальности как рациональной по своей основе, доступной для постижения усилиями человеческого разума, способного созидать отвечающее его основаниям общественное устройство. В классической философии модерна утверждается также линия гуманизма, уходящая своими корнями в традицию европейского Возрождения и предполагающая высшую ценность человека и его свободы. Климат просвещенческой мысли породил идею глобального историзма, содержащую в себе убеждение в универсальном и поступательном прогрессе человечества, идущего по пути совершенствования разума и собственных моральных потенций. Она по сути своей опиралась на европоцентризм, т. е. убеждение в том, что история всех народов центрирована вокруг оси эволюции ее авангарда — Европы, и рисовалась как телеологически запрограммированная, заданная целью совершенствования человеческого рода. Именно в полемике с этими идеями и складывается постклассическая философия.

Неклассическая философия связана с критикой возможности воспроизведения фундаментальных бытийных основ мироздания средствами чистого разума. В ее границах дискредитируются притязания разума на создание жестких теоретико-мировоззренческих конструкций метафизического плана. Становление неклассической философии изначально сопряжено с фронтальной атакой на классическую метафизику модерности, проведенной теоретиками философии жизни, позитивизма и классического марксизма в трех различных плоскостях: 1) низвержения ее схем от лица различным образом переживаемого и концептуализируемого потока жизни; 2) поклонения позитивному научному знанию, которое опирается на строгую фиксацию эмпирически данного; 3) в ракурсе ее развенчания от лица революционной практики. Характерно при этом, что как неакадемический (Ф. Ницше), так и академический (В. Дильтей) варианты философии жизни при всем своем антиметафизическом «запале», историзируя разум и демонстрируя его связь с потоком жизни, сохраняют в себе определенные метафизические проекции. Представители же первого (О. Конт, Г. Спенсер, Д. С. Милль) и второго позитивизма (Э. Мах, Р. Авенариус и др.) настроены принципиально антиметафизично, утверждая принципиальную невозможность говорить о мире самом по себе с позиций служащего науке и интерпретирующего реальность в ее перспективе разума. Свою лепту в изначальную критику метафизического теоретизирования от лица философии праксиса внес и классический марксизм, ибо реальность мыслима здесь лишь сквозь призму исторически трансформирующихся форм деятельности. Очевидно, что при этом в его границах сохранись и определенные стереотипы метафизического конструирования реальности, уходящие своими корнями в немецкую классическую философию.

Постклассическая западная философия уже в период ее зарождения ставит под вопрос базисные идеи философской мысли эпохи классической модерности. Под огонь ее полемической критики попадает, прежде всего, рационалистическая установка. Еще в философии А. Шопенгауэра мир предстал как тотально иррациональный и противостоящий по своей сути любым рационально-смысловым конструкциям, притязающим на осуществление контроля над ним. На лимиты рационального теоретизирования указала по-своему и позитивистская философия, в которой, правда, всегда оставались достаточно сильны просвещенческие мотивы, вера в возможности научного знания. Тем самым, была выявлена своеобразная «избыточность» классического рационализма, его невнимание к сосуществованию в мире человека рациональных представлений и способов деятельности со всегда присутствующим нетематизированным и не введенным в орбиту рассудка и разума иррациональным остатком. Устами Ф. Ницше постклассическая западная мысль представила мир как совокупность различных интерпретаций, находящихся на службе «воли к власти». Этот же немецкий мыслитель заговорил о «смерти человека» в современной ему культуре, обозначив тему утраты индивидуально-личностного начала в контексте массового общества и став «отцом» тенденции, получившей впоследствии имя «теоретического антигуманизма». Столь же радикально идет и пересмотр формулы классического историзма, ибо уже В. Дильтей отрицает его линеарно-прогрессистский вариант, настаивая на существовании многообразия сугубо индивидуальных «духовных миров» различных культур, в которые можно проникнуть путем усилий герменевтического разума. Подобного рода критика также затрагивает реальные недостатки классических глобально-прогрессистских схем исторического развития и вытекающие из них утопические конструкции грядущего. По сути уже к рубежу XX столетия складывается постклассический способ философской рефлексии, противоположный ее классическому варианту эпохи модерности.

Постклассическая философия XX–XXI столетий еще более радикально декларирует свой отход от стандартов теоретического видения мира, сложившихся в классической мысли модерности. Она формируется как результат осмысления тех социальных потрясений, которые принесли с собой две мировые войны, возвышение и падение фашистских и коммунистических тоталитарных систем, становление информационного общества и стремительный процесс глобализации, породивший многочисленные социальные и политические коллизии, угрозу международного терроризма. Многообразие картин мира, предлагаемое неклассической и постнеклассической наукой, искусством модерна и постмодерна, существование человека, начиная со второй половины минувшего столетия, в качественно изменившейся технико-технологически и информационно насыщенной социокультурной среде также не могли не наложить свой отпечаток на спектр философских проблем и способов теоретизирования современной философской мысли. Мозаичная по своей природе культура, родившаяся в информационном обществе и получившая имя постмодерна (Ж.-Ф. Лиотар), отчетливо обозначила то пространство социальных рисков, облеченной в знаково-символические формы игры и личностного эксперимента, которое сегодня является средоточием рефлексии представителей различных школ и направлений современной философии.

При рассмотрении различных направлений новейшей философской мысли XX–XXI вв. отчетливо обнаруживается их поляризация в зависимости от анализируемой ими предметности и принимаемого инструментария ее анализа. Поскольку наука играет значительную роль в жизни современного человека, она составила предмет пристальной философской рефлексии таких влиятельных направлений современной западной мысли как неопозитивизм, постпозитивизм, неопрагматизм, неорационализм. Философия лингвистического анализа, родившаяся в границах неопозитивизма, пришла к осознанию первичности обыденного языка по отношению к любым иным языкам культуры. Еще одно важное звено современной западной философии — антропологическая мысль, сфокусированная на проблеме человека и представленная такими влиятельными направлениями как экзистенциализм, герменевтика, немецкая философская антропология, неофрейдизм и другие. Философский анализ практики в ключе критики порождаемых ею социальных и культурных форм стал предметом изучения неомарксизма. Если структурализм формировался как попытка обоснования на базе лингвистической методологии возможности объективного анализа культуры, то постструктурализм обратился к проблеме самопорождения ее текстов и критики их властного потенциала.

Заимствуя во многом темы и инструментарий светской мысли, в западной философии современности представлено и довольно влиятельное религиозное крыло, возрождающее к жизни многие формы религиозной метафизики. Религиозная мысль поляризируется не только по философским основаниям, но и по конфессиональным признакам. В католической философии значимыми являются такие направления как неотомизм, неоавгустинианство, персонализм, тейярдизм и др. Протестантская мысль представлена неоортодоксией, теологией «смерти Бога», теологией процесса и иными направлениями. Мировоззренческие основания иудаизма наиболее полно воплотились в различных версиях диалогической философии.

Несмотря на многоцветие направлений современной западной философии, их специфику, ее панорама формируется в общем духовном поле, диктующем черты единства и сближения казалось бы совершенно полярных школ и концепций. Современная философия еще более, нежели постклассическая мысль XIX столетия, ориентирована на критику классической метафизики сознания эпохи Нового времени. Ведущий представитель Франкфуртской школы неомарксизма Ю. Хабермас полагает, что в целом ей присущ характер «постметафизического мышления». И хотя определенные тенденции метафизического теоретизирования сохраняются сегодня, например, в сочинениях религиозных философов, возрождающих к жизни идеи Августина или Аквината, в основном с его видением определяющей линии эволюции современной философии можно согласиться. В ее контексте утверждается преобладающее влияние коммуникативной установки, сообразно с которой любые философско-мировоззренческие конструкции рождаются в результате осмысления итогов знаково-символического, языкового взаимодействия между людьми. Философские модели мира и человека создаются не путем чистого умозрения, а в процессе осмысления различных культурных форм, созидаемых людьми. Потому-то философия есть всегда свидетельница определенного времени, в которое живет ее создатель. Проникновение в структуру бытия самого по себе, вне осознания того обстоятельства, что философ осуществляет свою деятельность здесь и теперь, в конкретной социокультурной ситуации рисуется сегодня невозможным. Философия, притязая на общезначимость собственных моделей мира и человека, должна рефлексивно схватывать и критически очерчивать свои современные возможности. Отсюда и необходимость ее отказа от абсолютистских притязаний на главенство среди форм духовной культуры. Она скорее оказывается посредницей среди соцветия культурных форм, рефлексивно приводя их к общему возможному на сегодня знаменателю. В сферу ее компетенции входит обеспечение взаимодействия между наукой и иными формами культуры, а также миром повседневности.

В границах постметафизической мысли второй полвины XX — рубежа XXI в. отчетливо обозначилась поляризация радикального постмодернизма, отвергающего возможность создания универсально значимых стандартов рационального теоретизирования и философов, отстаивающих эту перспективу на базе коммуникативной установки. К числу радикальных постмодернистов обычно относят постструктуралистов М. Фуко и Ж. Деррида, представителя герменевтики Д. Ваттимо, сторонника неопрагматизма Р. Рорти и других авторов. Их наиболее яркими оппонентами называют автора теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и создателя платформы трансцендентальной прагматики К.-О. Апеля.

Расставание с классической рационалистической установкой оказалось сопряженным для буквально всех направлений западной мысли современности с острым осознанием значимости обыденного языка как средства постижения и истолкования мира. Отправляясь от различных мировоззренческих оснований, к этой идее пришли основоположник феноменологии Э. Гуссерль, создатель экзистенцильной герменевтики М. Хайдеггер и творец философии лингвистического анализа Л. Витгенштейн. Повышенный интерес современной философской мысли к феномену языковой опосредованности человеческих представлений о мире вполне обоснован, ибо наши образы действительности возникают всегда сквозь призму фиксации его реалий в знаково-символической форме. Наполненные смыслом образы мира рождаются в среде обыденного языка, а также возникающих на его основе иных символических форм культуры. Это обстоятельство особенно остро осознается в среде современного информационного общества, в мозаичной культуре постмодерна, заставляющей одного из крупных западных теоретиков Д. Ваттимо констатировать «утрату чувства реальности» современным человеком. Мир в подобной перспективе предстает как заданный знаково-коммуникативными процессами, как пространство непрерывной интерпретации. Постметафизическая мысль имманентным ходом своего развития порождает современную «герменевтическую ситуацию» (А. Димер), в которой разум неминуемо становится герменевтическим в широком понимании этого слова, т. е. ориентированным на создание различных стратегий понимания и интерпретации мира, не притязающих на исключительность.

Осознание значимости коммуникативной активности в формировании образов мира приводит представителей современной философии к рассмотрению властных функций языка. Эта тема была вне поля зрения классической мысли модерности и получает сегодня свое развитие в связи с реалиями культуры информационного общества, в котором языковая среда, знаково-символические формы, отделяясь от своих создателей, начинают жить самостоятельной жизнью, диктуя способы и ритмику социального бытия. Именно поэтому проблема взаимосвязи языка и власти занимает представителей лингвистической философии, неопрагматизма, неомарксизма, постструктуралима и иных направлений современной мысли. Анализ языковых форм оказывается важным средством социальной критики, анализа культурной традиции.

Герменевтический разум отвергает возможность обнаружения магистрального пути постижения реальности. Ее образы в его преломлении выглядят поливариантными и лишаются абсолютистских притязаний на выражение имманентной сути вещей. В этой связи обычно звучит, наиболее полно представленная в постструктуралистском обрамлении, критика «глобальной метанаррации», созидавшей всеобщие схемы мироздания в границах классической философии минувшего. Сосуществование разнообразных интерпретаций мира, его реалий, невозможность утверждения монополии какой-либо из них как базирующейся на раз и навсегда незыблемых критериальных основаниях констатируется сегодня как представителями философии науки, так и школами антропологической и социокультурной ориентации. Один из классиков герменевтики П. Рикер говорит в данной связи о конфликте и взаимодополнительности интерпретаций как выражающих базовую направленность познания.

Тема кризиса гуманизма также трактуется в современной философии в свете сложившейся герменевтической ситуации. Крушение гуманистических начал культуры связывается ее представителями с порождением властно-дискурсивного механизма создания человека массы, Следуя по стопам Ф. Ницше, многие представители так называемого теоретического антигуманизма — от одного из основоположников экзистенциальной герменевтики М. Хайдеггера до лидеров постструктурализма М. Фуко и Ж. Деррида — констатируют «смерть человека», полную нивелировку индивидуально-личностного начала в культуре современности. В противоположность их воззрениям звучат голоса светских и религиозных авторов, утверждающих возможность и значение возрождения гуманистических начал. Об этом в разное время и с несхожих позиций писали экзистенциальный феноменолог Э. Левинас, теоретик неомарксизма Э. Фромм, социобиолог М. Мидгли, католические философы Ж. Мартен и К. Ранер и другие авторы. В современной философской риторике борьба за гуманизм рисуется как непрестанная устремленность на демистификацию властного дискурса, его критику позволяющую человеку защитить свою индивидуальность и свободу. Через повествование о себе, как полагают многие современные авторы, притязающие на выражение духа постмодерной эпохи, человек получает возможность выявить спектр собственных возможностей, выстроить линию своей жизни как произведение.

Герменевтический разум развенчивает целостные универсалистские представления об истории — метанарративные повествования. Еще в первой половине минувшего столетия такого рода метанарраивы гегелевского и марксистского типа стали объектом ожесточенной атаки со стороны концепций локальных цивилизаций (О. Шпенглер, А. Д. Тойнби, П. А. Сорокин) и предложенной в ключе критического рационализма критики «нищеты историцизма» К. Поппера. Эта линия полемики с классическим историзмом, его линейно-прогрессистскими и детерминистскими схемами нашла свое продолжение в англо-американской аналитической философии истории, экзистенциальной герменевтике и постструктурализме. В итоге сегодня торжествует, уходящая своими корнями в «перспективизм» Ф. Ницше, стратегия видения истории, сообразно с которой любые виды повествования о ней, ее интерпретации востребованы ситуацией современности. Такой взгляд на историю отмечен принципиальным антиутопизмом, ибо предполагает, что глобальным конструкциям будущего надлежит разделить судьбу метанарративных конструкций, потерпевших поражение в битве идей.

«Герменевтическая ситуация», складывающаяся в современной западной мысли, генерирует возможность диалога и взаимного влияния казалось бы полярно противоположных концепций. Так, например, представитель неопрагматизма Р. Рорти синтезирует в границах своих построений идеи философии лингвистического анализа, постпозитивизма, экзистенциализма и герменевики, а сторонник герменевтики П. Рикер апеллирует к философии лингвистического анализа, постпозитивизму, структурализму, постструктурализму и иным направлениям. В границах неомарксзма Ю. Хабермаса критически синтезируются идеи, предложенные герменевтикой, лингвистической философией, постструктурализмом, фрейдизмом, прагматизмом и неопрагматизмом и иными школами.

Герменевтический разум толерантен к различным проявлениям веры и субъективно очевидного. Он ни в коей мере не притязает на создание метафизических конструкций, похожих на возникшие в границах классической новоевропейской метафизики сознания. Одновременно в его границах вполне возможно построение критико-метафизических проекций, которые являются исторически ограниченными допущениями и не содержат притязания на описание реальности вне этих пределов. Подобные тенденции осознания деятельности разума в его герменевтической функции складывались параллельно как в границах антропологической ветви западной философии, так и в пределах ее направлений, ориентированных на практику осмысления динамики научного знания. Именно поэтому в границах современной западной мысли формируется довольно толерантное отношение к религии. С утверждением постметафизической мысли новая «герменевтическая ситуация» значительно изменяет видение возможностей разума и предполагает его сильный союз с верой в поле языка. Постоянно превосходя существующие горизонты значений, герменевтический разум ставит под вопрос стабильность и ригидность форм знания и в союзе рассудком исследует ресурсы фиксированных в языке, исторически обусловленных и отмеченных печатью случайных обстоятельств человеческих верований. «Ослабление чувства реальности» способствует появлению различных версий «постсекулярной» мысли от Ю. Хабермаса до А. Макинтайра и Ж. Деррида, утверждающих «мирное сосуществование» веры и разума, религии, науки и иных культурных форм в постмодерной ситуации. В свою очередь религиозные философы различной конфессиональной принадлежности широко используют в своих построениях герменевтическую методологию, широкий спектр идей светских авторов.

От неопозитивизма к постпозитивизму

Неопозитивизм продолжает линию философствования, утвердившуюся в трудах основоположников позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер, Д. С. Милль) и теоретиков его второй волны — эмпириокритицизма (Э. Мах, Р. Авенариус). По отношению к этим двум ветвям позитивистской философии неопозитивизм именуется обычно «третьим позитивизмом» и соотносится с такими направлениями как логический атомизм, логический позитивизм и лингвистическая философия, на базе которых формируется, начиная с 50-х гг. прошлого столетия, единый корпус идей современной аналитической философии. Неопозитивизм продолжает традицию британского эмпиризм, уходящего своими корнями в учения Д. Локка, Дж. Беркли и Д. Юма. С предшествующими фазами развития позитивизма неопозитивизм роднит субъективно-идеалистическая, эмпиристская платфома, предполагающая отвержение глобальных метафизических допущений и доверие к данным науки и человеческого опыта. Если представители первой волны позитивизма фокусировали свое внимание на систематизации научного знания и классификации наук, а сторонники эмпириокритицизма — на вопросе онтологического статуса научных понятий, выяснения их конструктивной природы в свете отвержения метафизики, то неопозитивизм в целом обращается прежде всего к аналитике языка логики и математики, естествознания, а затем и обыденного языка.

На первые два десятилетия минувшего века приходится период логического атомизма, получившего свое развитие в трудах Б. Рассела (1872–1970) и Л. Витгенштейна (1889–1951). Развитие математики и споры об ее обосновании поставили на повестку дня вопрос о возможности создания идеального логического языка, способного предложить непротиворечивое описание мира. Рассматривая парадоксы теории множеств, Рассел пришел к выводу, что их источником является логическая непроясненность языка этой математической теории. Именно поэтому логический анализ языка предстал, по британскому философу, важнейшей предпосылкой обоснования математики и науки в целом. Смысловое содержание терминов и высказываний должно быть, по Расселу, прояснено при помощи аппарата математической логики. Для снятия непроясненных ситуаций использования языка он предложил разработанную им семантическую теорию типов и описаний (дескрипций). Идеальный язык логики высказываний и логики предикатов должен, сообразно с предложенной им стратегией, непротиворечиво воспроизводить человеческий мир. Снятие языковой противоречивости и неопределенности делает его всецело прозрачным, представленным в достоверных суждениях.

В теории типов Рассел разграничил абстракции разного уровня и ввел запрет на их смешение, что было важно для устранения парадоксов теории множеств. Он полагал, что принципиальным моментом в анализе языка является различение имен, непосредственно указывающих на объект, и описаний. При этом он разграничивал определенные описания, относящиеся к индивидуальным предметам, и неопределенные описания, характеризующие классы таковых. Продолжая британскую номиналистическую традицию, Рассел полагал, что понятия являют собой слова, фиксирующие общие признаки некоторого множества реально существующих индивидуальных объектов. Теория описаний Рассела позволила выявить различия между понятиями, которые обладают реальными денотатами — означаемыми, и теми, которые, обладая смыслом в определенных контекстах, тем не менее, описывают вымышленные объекты, не соотносимые с предметностями, принадлежащими реальности. Для установления статуса используемых имен их необходимо развернуть в описания и соотнести с множеством объектов данных в опыте постижения реальности. При этом неопределенные описания, обобщающие свойства класса предметов, должны быть в ключе номиналистической установки сведены к определенным описаниям, характеризующим индивидуальные объекты. Если последовательно идти по этой линии рассуждений, то следует различать высказывания об индивидах, о классах предметов, и о классах классов. Подобное размышление соотносимо с теорией типов, позволяя различать предметные и метаязыковые высказывания.

Апеллируя к аналитическим средствам логики высказываний и логики предикатов, Б. Рассел и А. Н. Уайтхед в контексте совместного трехтомного труда «Principia Mathematica» (1910–1913) попытались применить средства математической логики для анализа языка науки. Сообразно с этой стратегией надлежало разграничивать простые атомарные высказывания, которые непосредственно фиксируют предметы, свойства и отношения, и молекулярные высказывания, которые сложны и опосредованно описывают реальность. При этом предполагалось, что истинность молекулярных высказываний обнаруживается на основе их сведения — редукции к атомарным в духе установок эмпиризма и номинализма. Мир, сотканный из логических атомов и их молекулярных обобщений, принципиально плюралистичен по своей структуре и несводим к какому-либо единству, ибо именно таким он рисуется в проекции логического идеального языка.

Платформа логического атомизма нашла свое дальнейшее обоснование в «Логико-философском трактате» (1922). Л. Витгенштейна, рассматривавшего логику как доопытное условие видения мира. Он предположил, что мир человека состоит из фактов — того, что происходит, которые описываются в языковых высказываниях. Атомарные высказывания запечатлевают элементарные события мира — атомарные факты. Объединение атомарных фактов рождает более сложные молекулярные факты. Мир дан человеку через языковые формы, которые могут таить возможность несоответствия мысли и мира. В силу этого обстоятельства необходим логический анализ языка, позволяющий выявить путь к верной фиксации фактов мира.

Витгенштейн полагал, что в совокупности высказываний о мире можно выделить предложения фиксирующие факты, тавтологические по своей природе предложения логики и математики, а также высказывания философского (метафизического) содержания. Тавтологии логики и математики не зависят от фактов и всегда верны. Ничего не говоря о фактах, они задают корректную структуру перехода от одних утверждений о мире к другим. Они трактуются как важные для постижения структуры мира. Предложения же философского языка понимаются Витгенштейном как лишенные смысла, ибо они ничего не говорят о фактах мира и одновременно не являются тавтологиями. Рассуждая подобным образом, Витгенштейн воспроизводил тезисы номинализма и эмпиризма, которые прозвучали уже в качестве программных в трудах Рассела. В подобной перспективе на долю философии выпадает логический анализ языка, создание его идеального варианта, пригодного для фиксации структур мира.

Если логический атомизм был сфокусирован на поиске идеального варианта языка, высвечивающего структуру мира, то логический позитивизм, получивший широкое распространение в 20–40-е гг. минувшего века, сделал предметом философской рефлексии язык науки, сохранив при этом принципиальные эмпиристские, номиналистичекие и антиметафизические тезисы, характерные для воззрений Б. Рассела и Л. Витгенштейна. В организационном плане становление логического позитивизма ассоциируется, прежде всего, с деятельностью представителей так называемого Венского кружка, а также с исканиями Берлинского общества эмпирической философии, Львовско-Варшавской и Упсальской школ, ряда иных европейских и северо-американских академических сообществ. Венский кружок был основан в 1922 г. при Венском университете М. Шликом, сплотив на платформе своей программы таких видных философов и ученых как Ф. Вайсман, Г. Ган, К. Гедель, Р. Карнап, Ф. Кауфман, В. Крафт, О. Нейрат, Г. Фейгль, Ф. Франк и др. Сконцентрировав свои усилия на анализе языка науки и выявлении структуры присущего ей способа производства знания, теоретики этого объединения стремились решить проблему унификации науки и обнаружения методологических стандартов, призванных способствовать ее поступательному росту. И хотя деятельность кружка прервалась в связи с экспансией национал-социализма, его идеи оказали значительное воздействие на академическую философию Запада.

Сторонники логического позитивизма обратились, прежде всего, к проблеме осмысленности языка науки и критериев надежности научного знания. В совокупности суждений, которые встречаются в контексте языка, на их взгляд, можно выделить откровенно абсурдные, метафизические и научные. Абсурдные предложения откровенно бессмысленны, в то время как метафизические (философские) суждения обнаруживают отсутствие смысла в силу того, что они не могут принципиально обрести эмпирического подтверждения. Критерием осмысленности и одновременно проверяемости суждений науки выступают для опирающихся на опытные данные дисциплин эмпирическая подтверждаемость, а для логики и математики — непротиворечивость. Атака на метафизику, развернутая Расселом и Витгенштейном, находит свое продолжение в построениях приверженцев логического позитивизма, хотя изначально такого рода подход вызвал резкое неприятие К. Поппера и некоторых других теоретиков, резонно критиковавших его путем обращения к истории научного знания, в развитии которого немалая роль принадлежит философским идеям.

Представители логического позитивизма достаточно интересно поставили вопрос о специфике теоретического и эмпирического уровней научного познания, породив дискуссию об их соотношении, которая и по сей день генетически восходит к выдвинутым им положениям. Краеугольным камнем их доктрины стала догма о принципиальной эмпирической проверяемости (верифицируемости) теоретического знания, притязающего на статус опытно-научного. Сообразно с учением верификационизма, из научной теории должны быть выведены дедуктивным путем эмпирически проверяемые следствия, которые указывают на конкретное взаимодействие изучаемых явлений и процессов в формате пространственно-временных обстоятельств. Такого рода эмпирические следствия могут быть принципиально проверены на опыте, результаты которого должны быть запечатлены в так называемых протокольных суждениях. Сопоставление принципиально эмпирически проверяемых следствий, выведенных из теории, и протокольных суждений составляет суть операции верификации — проверки, призванной, по замыслу теоретиков логического позитивизма, обнаружить истинность или ложность выдвигаемой теории.

Купить

Внимание! Авторские права на книгу "Введение в философию. Учебное пособие" ( Ильин В.В., Лебедев С.А., Губман Б.Л.; под ред. Лебедева С.А. ) охраняются законодательством!

Введение в философию. Учебное пособие

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Тема 2.
Главные направления философии XX в.

Отличия философии XX в. от всей предшествующей (классической) философии

От неопозитивизма к постпозитивизму

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Введение в философию. Учебное пособие

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Тема 2.Главные направления философии XX в.

Отличия философии XX в. от всей предшествующей (классической) философии

От неопозитивизма к постпозитивизму

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Тема 2.
Главные направления философии XX в.