|
|
ОглавлениеГлава 1. Семейное право: возвращение «блудного сына» или «жив курилка»? 1.2. О контрапунктах суверенности 1.3. Частное и публичное: центростремительная энергетика 1.4. О комплексе неполноценности или комплексе полноценного? Глава 2. Семейно-правовые нормы: включенность в иные социальные контексты, или об «агентах влияния» 3.2. Неопределенность как благо Глава 4. Семейный кодекс, или «золушка» дефиниций. 4.1. Несколько вводных замечаний 4.2. Предположение первое: дефиниция брака 4.3. Предположение второе: семья как дефиниция и конструкция 4.4. Предположение третье: о дефиниции ребенка Глава 5. Семейно-правовые нормы: гендерные вопросы и гендерные ответы 6.2. Конкретизация: единство доктрины и практики 6.3. Толкование как личностный феномен 6.4. Аналогия — технология усмотренческой деятельности 6.5. Субсидиарное применение норм: «вкрапления» усмотрения 6.6. Коллизии норм: коэффициенты трения Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 5. СЕМЕЙНО-ПРАВОВЫЕ НОРМЫ: ГЕНДЕРНЫЕ ВОПРОСЫ И ГЕНДЕРНЫЕ ОТВЕТЫПравовое равенство и неравенство как парные категории в той или иной мере отражают фактические различия между людьми. Благодаря праву «хаос фактических различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому масштабу и равной мере». Этот «переоборудованный хаос», имеющий источником бесконечную изменчивость человеческой натуры и постоянство некоторых ее характеристик, воплощается в разнообразные конструкции, строящиеся на основе равного масштаба либо, напротив, механизмов выравнивания через своеобразную правовую позитивную «дискриминацию». В ряду классических факторов, формирующих потребность в таких механизмах, яркую и по-прежнему актуальную позицию занимает гендер. Его нельзя ни игнорировать, ни преувеличивать — оба подхода ведут к одному и тому же тупику. В этом вопросе желательна гармония, которая, впрочем, необходима при решении всяких социальных задач. Однако пройти по «лезвию бритвы» и не сорваться в левую пропасть воинствующего феминизма или в правую пропасть консервативного патриархизма, конечно же, нелегко как законодателю, так и правоприменителю. Совершенно очевидно, что гендер не есть только женский вопрос. Этим понятием обозначается совокупность социальных норм поведения людей в зависимости от пола. Как отмечает Н. Л. Пушкарева, в западной науке нет единства взглядов по вопросу о том, считать ли гендер «мыслительным конструктом», т. е. просто научной дефиницией, определяющей социально-культурные функции пола и различающей их от функций билогических, или же «конструктом социальным». В последнем случае предполагается по меньшей мере четыре группы характеристик: биологический пол, полоролевые стереотипы, полоролевые нормы и полоролевая идентичность. Соответственно используются понятия «гендерного дисплея» или «гендерной системы» (как менее «заумного»), под которыми подразумеваются «идеи, институты, поведение, формальные и неформальные правила и другие социальные взаимодействия, предписываемые в соответствии с полом». При этом в российской социологической науке признак пола, в отличие от западной, где акцент традиционно делается на биологических, психологических и культурологических различиях полов, «изначально социален, так как личность, независимо от ее пола, рождается и развивается (если, конечно, это не «маугли») в социуме, в многообразной системе социальных связей и отношений». Особая «взбудораженность» гендерной темы в 70—90-х гг. XX в. (как очередной виток актуальности — после этапов конца XIX — начала XX в.) породила новые направления исследований. Так, появилась история женщин — изначально как своеобразная попытка «переписать историю» или, с точки зрения Э. Дэвин, стремление преодолеть почти абсолютную доминанту старой истории, сопровождавшую готовностью заменить общеупотребляемый термин history (который можно прочитать и как his story, дословно: «его история», «история мужчины») новым термином, характеризующим иной подход к изучению прошлого, а именно термином her story (т. е. «ее история», «история женщины»). Однако постепенно толкование содержания понятия «гендер» изменилось в направлении рассмотрения его не в плане концептуализации мужского доминирования, а как системы всех форм взаимодействия и «взаимоотталкивания» мужского и женского начал. Изучение феминности стало невозможно без анализа маскулинности — «женская история» неминуемо встретилась с «историей мужской». Традиционными объектами стали социально-экономические аспекты гендерно-исторических исследований. Более или менее очевидными проявились перспективы гендерного подхода к исследованиям политической истории: история маргинализации женщин, их борьбы за политические и гражданские права и свободы, аналитика форм «скрытого воздействия на политику и неявно маркированного политического поведения женщин» (еще до актуализации «женского вопроса» и суфражистского движения). Но наиболее перспективными, полагает Н. Л. Пушкарева, являются гендерные исследования в области культурологии, истории ментальностей и общественного сознания. В социологии появились исследования маскулинности, лингвистике — гендерной асимметрии и т. д. Актуализировались гендерные исследования в психологии. Так, психологи отмечают, что разделение людей на мужчин и женщин является одной из центральных установок восприятия нами различий, имеющихся в психике и поведении человека. Причем многие из них эти различия связывают с генетическими, анатомическими и физиологическими особенностями мужского и женского организма, хотя и не сводят их к исключительной доминантной роли — помимо конституциональной стороны эти различия имеют социокультурный контекст: они отражают то, что в данное время и в данном обществе считается свойственным мужчине, а что — женщине. Существует точка зрения, что наше восприятие биологических различий между полами тоже определяется культурными факторами (например, со времен античности до конца XVII в. в Европе преобладало представление о том, что женский организм является недоразвитым вариантом мужского). Если бы такое видение биологических различий сохранилось до сегодняшнего дня, — отмечает Д. В. Воронцов, — «то с учетом знаний о человеческой природе мы были бы более склонны считать мужской организм модификацией женского». Однако в эпоху Возрождения взгляды изменились — мужчины и женщины были признаны полярно различными по своей природе организмами — с этого момента различия в социальном статусе стали предопределять различиями в биологическом статусе. В последнее время, продолжает Д. В. Воронцов, стало принятым четко разграничивать указанные аспекты, связывая их с понятием пола и гендера: «пол» описывает биологические различия, определяемые генетическими особенностями строения клеток, анатомофизиологическими характеристиками и детородными функциями; «гендер» указывает на социальный статус и социально-психологические характеристики, которые связаны с полом и сексуальностью, но возникают из бесконечной совокупности отношений между людьми. В юриспруденции гендерная проблематика также получила новые импульсы исследований: от прав человека — к правам человека-женщины, от льгот — к аналитике гендерно нейтральных и гендерно выраженных правовых норм в различных отраслях права. Впрочем, все-таки и в историческом контексте, и в реалиях сегодняшнего дня преобладающим объектом гендерных исследований продолжает оставаться женский социум, кроме, пожалуй, гендерной психологии. В то же время постепенно усиливается внимание и к проблематике мужской гендерной общности — вплоть до постановки вопроса о выравнивании статуса мужчин со статусом женщин в тех областях социальной регуляции, где «льготирование» последних стало как бы излишним. Колебания чаш этих весов, похоже, в отличие от естественно-научного отрицания «вечного двигателя», заданы бесконечно давно и бесконечно надолго — хоть и имеется распространенная точка зрения, что с седьмого дня творения. Внимание! Авторские права на книгу "Семейное право: в "оркестровке" суверенности и судебного усмотрения. Монография" (Тарусина Н.Н.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
