|
|
ОглавлениеМосква – Петербург – телепатия творчества Алексей Ахматов. Анатомия лени Елена Ворон. Свидетель обвинения Гумер Каримов. Ночь в «Клозери-де-Лила» Людмила Лапина. Темное отражение Александр Мартусевич. По ту сторону Александр Мартусевич. Вечер 20 мая Леонид Смирнов. Грустная сказка со счастливым концом Алексей Дунев. Карьера троечника Евгений Каминский. Неподъемная тяжесть жизни Антонина Каримова. У кого что болит… Наталья Лунёва. Город моего детства Пяйви Ненонен. Лошадиные романы Алексей Смирнов. Пусть будут узоры Владимир Шпаков. Лестница в небо Леонид Рожников. Про мальчика, который потерялся Леонид Рожников. Amanita phalloides Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуЮлия ЧерноваРассказ Юнию Младшую, дочь сенатора Марка Юния Максима, полагали одной из самых пленительных и добронравных женщин в Риме. О ней не ходила худая молва, ее имя ни разу не упоминалось в ядовитых настенных надписях, коими римский народ привык выражать свое отношение к нравам и поступкам сильных мира сего. В пятнадцать лет она была выдана замуж за человека состоятельного и принадлежавшего к одной из знатнейших семей. Увы, это было единственное, чем ее муж мог гордиться, – ум, радушие, сердечность и прочие добродетели были ему чужды. Но при том, что Юния отличалась завидной красотой и поразительной веселостью, она в течении нескольких лет не искала иных утех, кроме тихих домашних радостей. Оставшись бездетной вдовой, Юния не поторопилась с новым замужеством и не обнадежила ни одного из многочисленных искателей ее руки, продолжая вдовствовать пять лет. И вот разнесся слух, повергший в уныние самых терпеливых ее поклонников. Слух о близящейся свадьбе Юнии Младшей с Квинтом Эмилием Летом, начальником императорской гвардии. Никого предстоящее событие не удручило сильнее, нежели родных Юнии, избегавших всякой близости с императорским двором. Император Коммодий, правивший Римом уже тринадцатый год, не отличался кротким нравом и стойкостью привязанностей. Он успел сменить уже нескольких начальников гвардии, из коих один был выдан воинам и зарезан вместе со всей семьей, второй отравлен, а третий обезглавлен. Приходилось сомневаться, что Квинта Эмилия Лета постигнет иная судьба. Естественно, заботливые родители не могли желать для своей дочери подобного супружества, справедливо полагая, что жизнь с угрюмым и нелюдимым мужем все-таки лучше смерти с весельчаком. Лет был весел настолько, насколько вообще может быть весел человек, находящийся меж Сциллой и Харибдой. С одной стороны, он вечно боялся заговора против императора, с другой – самого императора. Манеры его казались бы безупречными, если бы не отвратительная привычка то и дело оглядываться через плечо, словно ожидая удара в спину. Из особых внешних достоинств он мог похвастать только двумя шрамами, крестообразно пересекавшими щеку, так что один касался уголка губ и взбегал к виску, а другой от уголка глаза тянулся вниз, к уху. Но коль скоро сама Юния ничего не имела против, то свадьба состоялась, и удрученные родители, провожая дочь в дом жениха, оплакивали ее так, словно прощались навек. В особняке мужа Юния прожила лишь несколько дней, а потом Лет, вынужденный неотлучно находиться при императоре, забрал жену во дворец. Рим – шумный город, но Юния полагала, что именно за дворцовыми стенами можно укрыться от шума. Первый же час пребывания во дворце рассеял ее заблуждение. Не успели супруги выйти в колоннаду, как послышались звуки флейт, кифар, арф, бубнов и тимпанов. Раздалось пение. Хор гремел все громче, и вскоре появилась процессия, какую Юния могла бы вообразить разве что на вакхическом празднике. Впереди бежали юноши в накинутых на плечи леопардовых шкурах. Размахивали жезлами, увитыми плющом и виноградом. За ними поспешали девушки в развевающихся одеждах, разбрасывали вокруг охапки цветов, окунали пальцы в чаши с благовониями и разбрызгивали капли ароматных масел. Одна из этих капель угодила Юнии точно в глаз. Она зажмурилась, вытирая слезы. Несколько мгновений ничего не видела. Звенели арфы и кифары. Пронзительно завывали флейты. Пение сменялось громогласными выкриками. Процессия вихрем неслась мимо. Юния покрепче прижалась спиной к стене. Когда вновь открыла глаза, увидела женщину в расшитых золотом одеждах. Она казалась статуей, отлитой из золота, так плотно пальцы ее унизывали перстни, руки и ноги охватывали браслеты, шею – ожерелья, голову – диадема. Волосы были посыпаны золотой пудрой. Только лицо оставалось белым. Но с этого лица смотрели удлиненные, невероятные, золотистые глаза. Сумасшедшие глаза – столько в них билось нерастраченной силы, невыплаканных слез, неподаренной нежности, непросиявших улыбок. Процессия пронеслась, женщина исчезла, и Юния несколько раз прижала к ушам ладони, проверяя, не оглохла ли. – Это императрица? – спросила она, уверенная, что никто иной не посмел бы заковать себя в золотую броню. – Перед императрицей носят факел, – пояснил муж. – Это наложница императора, Марция. Как всякая жена, Юния питала неистребимую неприязнь к наложницам, считая, что они покушаются на права законной супруги. – Прошу, постарайся с ней подружиться, – сказал Лет. Юния была слишком недавно замужем, чтобы на первую же просьбу мужа ответить отказом, хоть просьба оказалась неприятной. Вдобавок в душе ее вспыхнуло черное подозрение. Юния полюбопытствовала: – Тебе она нравится? – Нравится? – переспросил Лет так, что Юния разом прониклась к Марции самыми теплыми чувствами. – Марция? Нравится? Лет был крайне озадачен. Наконец, выдавил: – Выбрать в подруги амазонку? Для этого надо быть Геркулесом. Ни для кого в Риме не было секретом, что император изо всех сил стремился подражать великому герою. Накидывал на плечи шкуру и брал в руки палицу. И, памятуя о поединке Геркулеса со львом и гидрой, с безопасного расстояния поражал стрелами и дротиками запертых в клетках животных. ...Выполняя обещание, данное мужу, Юния отправилась повидаться с Марцией. В покоях Марции кипела работа. Художники спешно заканчивали фреску. Марция стояла на низком табурете. Она уже сбросила золотую броню, облачившись в легкий греческий хитон. Черные волосы свободно рассыпались по плечам, от золотой пудры и следа не осталось. Но золотистые глаза пылали столь же неистово. Слегка откинувшись назад, Марция натягивала воображаемый лук. Юния поежилась. Пожалуй, она не чувствовала бы себя так спокойно, окажись в руках амазонки настоящий лук. Перевела взгляд на фреску. На алом фоне стены светлела фигура амазонки. Юния поразилась мастерству художника. В какую бы часть комнаты она ни отступала, казалось, острие стрелы нацеливалось точно в сердце. Кроме художников и Марции в комнате находился еще один человек. Красноватый загар, высокие скулы, миндалевидный разрез глаз выдавали в нем египтянина. Как и явное пристрастие к благовониям и тонким льняным одеждам. Проколотые мочки ушей обличали бывшего раба. А холодноватый насмешливый взгляд и лукавый изгиб губ указывали на характер дерзкий и энергичный. Мужчина стремительно поднялся, приветствуя Юнию. Назвался Эклектом, смотрителем императорской опочивальни. Вновь опустился в кресло. Судя по вальяжной позе, вольноотпущенник Эклект находился в милости – и у императора, и у Марции. Он жонглировал разноцветными шариками и, даже вступив в беседу, не оставил своего занятия. Марция вежливо осведомилась о родителях Юнии, ее прежней жизни. Желая быть любезной, сказала: – Помнишь, Эклект, как император намеревался сжечь Рим? Кто удержал его? Лет, начальник гвардии. Юния покраснела от удовольствия. Любую похвалу мужу воспринимала, как одобрение своего выбора. Марция, словно угадав ее мысли, продолжала: – Это важно – оказать предпочтение достойному. Слишком часто судьба и нрав женщины зависят от мужчины. Золотые глаза ее сощурились, и сразу стало ясно, что плакать Марция разучилась давным-давно. – Твоя судьба – быть прославленной в веках, – быстро проговорил Эклект. – Недаром месяц декабрь в честь тебя назван амазонием. Юния отметила, что египтянин, несмотря на свои насмешливые взгляды, умеет не только жалить, но и жалеть. – Я бы охотно смирилась с меньшей славой, – улыбнулась Марция. Но в золотистых глазах не было веселья – это Юния видела прекрасно. – Август, сентябрь, октябрь, ноябрь теперь тоже не существуют, – беспечно усмехнулся Эклект, подкидывая шарики. – Зато появились месяцы: коммодий, геркулес, непобедимый, преодолевающий. И он перешел на греческий: – Почему ты краснеешь, Марция? Краснеть за своего мужа – обязанность императрицы. – Императрице легче, – ответила наложница. – Она никогда его не любила. Юния охотно бы провалилась сквозь землю. Упустила время сказать, что знает греческий язык. А слушать дальнейшее – не желала. Встрепенулась, различив шаги. Занавеси у входа отдернули, и в комнату стремительно вошел мускулистый мужчина, одетый, подобно гладиаторам, в кожаную набедренную повязку. Левый бок и рука его были забрызганы кровью. Внимание! Авторские права на книгу "Проспект на Невском: 22 автора, которых нужно знать (сборник рассказов)" (Коллектив авторов) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
