|
|
ОглавлениеМосква – Петербург – телепатия творчества Алексей Ахматов. Анатомия лени Елена Ворон. Свидетель обвинения Гумер Каримов. Ночь в «Клозери-де-Лила» Людмила Лапина. Темное отражение Александр Мартусевич. По ту сторону Александр Мартусевич. Вечер 20 мая Леонид Смирнов. Грустная сказка со счастливым концом Алексей Дунев. Карьера троечника Евгений Каминский. Неподъемная тяжесть жизни Антонина Каримова. У кого что болит… Наталья Лунёва. Город моего детства Пяйви Ненонен. Лошадиные романы Алексей Смирнов. Пусть будут узоры Владимир Шпаков. Лестница в небо Леонид Рожников. Про мальчика, который потерялся Леонид Рожников. Amanita phalloides Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуСветлана ТулинаРассказ 9 сентября, 206 год после ЕР Конец света начался как нельзя более некстати. Понимаю, насколько нелепой выглядит эта фраза, особенно будучи занесенной в ежедневник, но она наиболее точно выражает мои ощущения – более неподходящего времени для вселенской катастрофы было бы трудно придумать. Только-только все стало налаживаться после нескольких сотен лет оголтелого евгенического мракобесия, только-только объединенное человечество сделало первые робкие шаги в светлое завтра – все вместе, плечом к плечу, без звериного деления на альф и омег, вожаков и отверженных. Только-только позволил я себе внутренне возликовать о принятом таки вчера законе, первой ласточке будущей весны толерантности и равноправия. И тут Земля решила преподнести сюрприз. Природа воистину обладает странным чувством юмора. Но стоит рассказать обо всем по порядку, тем более что именно для этого я решил упорядочить свои разрозненные заметки. Вчера был эпохальный день – наконец-таки окончательно утвердили и приняли в последнем чтении закон об уголовной и административной ответственности за употребление оскорбительных терминов «маленький человек» и «маленькие люди». Вместо этих унижающих человеческое достоинство ругательств для обозначения мелких как социума официально закреплено архаичное и малоупотребимое ныне, но не несущее никакой отрицательной смысловой нагрузки слово «быдло». Также решено использовать производные от этого термина «быдлован» и «быдлоюзер» – в отношении отдельных индивидуумов. В бытовой повседневной речи разрешено употреблять самоназвание «мелкие», но из официальных документов позорное словосочетание «маленький человек» изгнано – отныне и навсегда. Наша партия добивалась этого знаменательного события более полувека, и еще несколько лет назад у меня буквально опускались руки, когда кто-нибудь из коллег по конторе, в которой я имел неудовольствие работать, смотрел недоумевающее, пожимал плечами и говорил: – Ну и что здесь такого? Они же действительно маленькие… А некоторые осмеливались добавлять еще и «простые» – конечно, только если разговор происходил наедине, терять драгоценные баллы личностного рейтинга никому из них не хотелось, а за подобную непристойность в публичном месте вряд ли бы все обошлось простым штрафом или общественными работами на пару недель. Но мы продолжали свою борьбу – тогда казавшуюся безнадежной. В старинной классической музыке, электропериодом которой одно время увлекалась моя жена Люсиль, был такой термин – «колбаса». Это означало постоянное повторение одной и той же темы, по кругу, с минимальными изменениями. В самые тяжелые дни мне казалось, что вся наша жизнь – такая вот колбаса, старинная заезженная пластинка, снова и снова проворачивающаяся по одному и тому же кругу и заставляющая нас наступать на те же самые грабли. Постоянное стремление разделить людей на сверх- и недо-человеков, неважно по какому признаку, но неизменно приписывая себя, конечно же, к первой категории. Постоянная борьба за власть – и коллективное попинание тех, кому в этой борьбе не повезло, пусть ныне и обряженное в цивилизованные одежды всеобщего избирательного права для всей цветовой гаммы генетических карт, но от этого не менее омерзительное. И лицемерие, повторяющееся из поколения в поколение. Сурово осудить методы дорвавшихся до власти евгенистов, но при этом продолжать пользоваться плодами их преступных деяний, оправдывая себя тем, что так уж исторически сложилось, – это ли не верх цинизма? Иногда мне и самому казалось, что мы ничего не сумеем добиться, слишком уж все привыкли и не хотят никаких перемен, даже перемен к лучшему. И вот – свершилось. Такое знаменательнейшее событие! И надо же, чтобы сегодня, словно в насмешку… Но вернусь на день назад, чтобы записать в подробностях наиболее запомнившееся. 8 сентября 206 года после Евгенической Реформации Эта дата наверняка войдет в историю как Великий День начала искоренения многовековой несправедливости – так думал я, окрыленный и пьяный почти без вина. Я удрал с официального торжества после первого же тоста – хотелось немедленно разделить свою радость с теми, кто заслужил ее более всего. Дома ждала жена, но она наверняка уже все знает, из зала велась прямая трансляция. Люсиль не могла ее не смотреть, ведь этот проект – наше с нею общее детище, шестой и самый любимый ребенок, отнимавший порою куда больше времени, чем любой из пяти настоящих, и приносивший волнений не меньше, чем все они, вместе взятые. Люсиль наверняка все уже знает, с нею мы отметим вечером, а сейчас мне следовало навестить и порадовать тех, кто вряд ли смотрел тиви. И я отправился в Мемориал. Когда-то эти районы называли «резервациями» или даже «спальными», но те времена, к счастью, давно миновали. Колючая проволока, в несколько рядов окружавшая когда-то участок города, ныне съедена ржавчиной дотла, и ужасные те слова тоже истрепались и вышли из употребления. Рыжие ошметки уничтоженного временем ограждения иногда попадаются между стенами полуразрушенных домов, они меня даже радуют, эти уродливые фрагменты прошлого. Они показывают, насколько мы изменились. Сейчас ведь даже представить себе невозможно, чтобы какое-то пространство, будь то часть города, отдельное здание или просто клочок земли, было бы окружено колючей проволокой или забором. Однажды я попытался объяснить концепцию принудительного ограничения свободы своим детям, но не добился успеха. Они так ничего и не поняли, переспрашивая все время: – Но забор-то зачем? Ведь он же мешает! Ведь если забор, то как входить? И выходить как? А потом Лайса, самая младшая, принялась смеяться и хлопать в ладошки – она решила, что папочка рассказал смешную сказку. И они все смеялись вместе с ней, и двойняшки, и старший, Тимоти – уже вполне себе такой солидный первоклассник. И я тоже смеялся, и утирал с глаз слезы радости. Это ведь прекрасно, что дети больше не понимают такого, это дает нам шанс, всем нам! Забор из слов – он ведь ничуть не лучше забора из колючей проволоки. Зачастую – так даже и хуже. И потому то, что свершилось сегодня – воистину величайший повод для радости… Я шел по знакомой улочке между привычно обшарпанных стен полуразрушенных домов с картонками в оконных проемах, аккуратно перешагивая кучки мусора и здороваясь со всеми встречными. И радовался каждый раз, когда со мною здоровались в ответ, или даже просто кивали. Еще каких-то десять лет назад, когда я только начинал свою работу здесь, добиться ответного «првета» – или даже просто вежливого кивка! – от местного быдла считалось невиданным достижением. А сегодня со мною здоровается чуть ли не каждый пятый. И некоторые даже не в ответ, а сами. Сами! А ведь не все из них ходили в мою группу, раньше я не обращал внимания, а сегодня вдруг как громом среди ясного неба. Это ли не прогресс и не доказательство? Значит, и между собою они тоже могут общаться и обучать друг друга, значит, наши труды не пропадают даром! Поистине, сегодня знаменательный день и мне есть чем гордиться. Жену я застал в клубе. Ну конечно же! Как я мог только подумать, что моя деятельная Люсиль в столь важный и радостный день усидит дома и будет терпеливо дожидаться мужа с работы, подобно средневековой домохозяйке! Я, очевидно, совсем потерял разум от радости, что мог такое подумать. Конечно же, ей пришла в голову та же самая мысль, что и мне, – праздник будет неполным без участия в нем наших развивающихся друзей, даже мысленно я не хочу называть их подопечными, это оскорбительно. Люсиль очень энергична, но не всегда правильно оценивает ситуацию. Вот и сейчас, сияя радостной улыбкой и широко размахивая руками, она уже включила большой экран во всю стену аудиозала и отыскала новостной канал. И теперь пыталась втолковать что-то собравшемуся в зале быдлу – все так же радостно улыбаясь и широко размахивая руками, такая прекрасная в своем порыве, что у меня защемило в груди. Я хотел бы еще немного полюбоваться ею от порога, но положение следовало спасать – кое-кто из быдлован уже начал проявлять первые признаки скуки и нетерпения, этого нельзя допустить, если не хочешь потерять аудиторию и закрепить негативный рефлекс, они ведь куда легче положительных закрепляются, иногда буквально с первого раза, природа, ничего не поделаешь... Громко хлопнув в ладоши, я шагнул в зал. Резко взмахнул обеими руками вверх, через стороны. И замер, улыбаясь навстречу обернувшимся ко мне лицам. Вот чему никак не научится Люсиль. Широкие резкие жесты чрезвычайно эффективны для привлечения внимания, кто спорит. Но ими, как и любым сильнодействующим средством, нельзя слишком увлекаться, иначе наступает привыкание, или того хуже – отторжение. Так природа устроила, и между обычным человеком и быдлованом разница не настолько уж и велика, что бы там ни утверждали евгенисты. Просто мозг обычного человека с раннего детства подвергается массовым атакам разнообразных раздражителей, по специально разработанным обучающим и формирующим методикам, а потому адаптируется со временем и может выдержать довольно массированную информационную атаку, прежде чем наступит перегрузка и отторжение. Быдловане же, несмотря на всю проделанную нами работу, все равно остаются куда более близкими к природе, а потому быстро утомляются и теряют интерес. В работе с ними главное – вовремя делать развлекательные паузы. Вот как сейчас, например. – Дядяденс! – кричит Вьюн, я узнаю его издалека по щербатой улыбке и торчащим во все стороны рыжим косичкам. – Сбачка! Дядяденс! Меня уже окружили, радостно дергали за одежду, выкрикивали приветствия высокими голосами. Вьюн пробился сквозь толпу, сияя жутенькой улыбкой, в которой с прошлой нашей встречи, похоже, зубов еще поубавилось. Его рыжие бакенбарды тоже были заплетены в две тугие косички, воинственными ершиками торчащие вдоль гладко выбритого подбородка. Он протянул мне маленький фонарик из стандартного гуманитарного набора и протараторил: – Првет, Дядяденс! Сбачка гавк! Кажи сбачку, а?! И я зажег фонарик и показал им «собачку» – на стене, тенью от ладони с оттопыренным мизинцем, при движении которого собачка «гавкала». Многочисленная аудитория была в полном восторге, Люсиль же смотрела осуждающе. Она не одобряла подобные «потакания низменным инстинктам», была куда более строгой учительницей и добивалась от своих быдлован просто таки потрясающих результатов. Достаточно упомянуть хотя бы о том, что в ее группе была поголовная грамотность, и отдельные личности не бросали чтения даже после окончания учебы, нам постоянно приходилось обновлять с такой же регулярностью растаскиваемую клубную библиотечку. Вот только новеньких с каждым циклом к Люсиль записывалось все меньше и меньше… Внимание! Авторские права на книгу "Проспект на Невском: 22 автора, которых нужно знать (сборник рассказов)" (Коллектив авторов) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
