Юридическая Сафонов А.А. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Юридическая
Издательство: Проспект
Дата размещения: 09.10.2017
ISBN: 9785392263516
Язык:
Объем текста: 376 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Введение

Глава I. Государственно-конфессиональные отношения в позднеимперской России в исследованиях и документах

Глава II. Вероисповедная политика Российской империи в исторической ретроспективе

Глава III. Вероисповедный вопрос в Российской империи на рубеже XIX–XX вв.

Глава IV. Право на свободу совести как предмет общественных дискуссий

Глава V. Разработка религиозного законодательства в 1904–1906 гг.

Глава VI. Влияние указа 17 апреля 1905 г. на положение религиозных объединений

Глава VII. Вероисповедные законопроекты Министерства внутренних дел

Глава VIII. Вопросы религиозной свободы в партийных программах и представительных учреждениях

Глава IX. Вероисповедное законодательство Временного правительства

Заключение



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Глава VIII.
Вопросы религиозной свободы в партийных программах и представительных учреждениях


1. Вероисповедный вопрос в программах политических партий


Манифест 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка» положил начало институционализации и легализации политических партий, а также предложил вниманию нарождавшихся партийных организаций проблему реформирования религиозного законодательства в духе провозглашенной свободы совести. С началом деятельности Государственной думы программные положения ведущих политических партий по вопросам религиозной свободы обретали форму законопроектов, обсуждались на заседаниях думских фракций и комиссий. Анализ заявлений политических партий по поводу путей и перспектив модернизации религиозного законодательства представляет для нас существенный интерес.


Из многочисленных классификаций политических партий возьмем за основу наиболее распространенную в современной науке, согласно которой партии разделяются на три крупных блока, представлявших три основных направления общественно-политической мысли: правое (консервативно-монархическое), либеральное и социалистическое. Входившие в указанные блоки партийные организации, несмотря на отдельные идейные расхождения, объединяла общность позиций по ключевым вопросам российской действительности. Рассмотрим взгляды каждого из направлений на религиозно-церковный вопрос.


Церковный вопрос был тесно увязан в партийных программах с вопросом национальным. Подход политиков консервативно-монархического толка к решению национального вопроса характеризовался стремлением сохранить существующее унитарное государственное устройство, первенство и господство русской нации и РПЦ. Они были сторонниками единой и неделимой России, отвергая идею предоставления национальным регионам какого-либо самоопределения. В теории и на практике правые боролись как с либералами, выступавшими за предоставление каждой нации, населяющей Россию, культурно-национальной автономии (право обучения на родном языке, употребления его наряду с государственным русским языком, выделение ассигнований на развитие национальной культуры и др.), так и с социалистами, выдвигавшими лозунги федерализма и дарования народам права национального самоопределения вплоть до политического отделения от России. Воззрения своих идейных соперников об изменении формы государственного устройства правые трактовали как предательство национальных интересов России.


Идеи унитарного и конфессионального государства представали в программах правых организаций единым целым. Рассматривая РПЦ как важнейший консолидирующий социальный институт, они выступали последовательными критиками его разрушения и отступления от его канонов, однако не исключали возможности его реформирования в неоконсервативном духе. Свою политику в национальном и конфессиональном вопросах идеологи правого монархизма основывали на принципах великорусского патриотизма, антисемитизма, приверженности православию как единственной истинной религии.


Особый вес и влияние правомонархическому движению придавало участие в нем иерархов РПЦ. Так, почетными и действительными председателями отделов Союза русского народа (СРН) — наиболее многочисленной, влиятельной и агрессивной в идейно-политическом плане правомонархической организации — являлись два митрополита, девять архиепископов и епископов. Девизом Союза был призыв «За Веру, Царя и Отечество».


Православной церкви идеологи монархизма отводили первенствующее положение в империи, определяя ее как важнейшее структурное звено государственной системы, руководительницу духовной жизни народа, залог незыблемости и прочности самодержавия. «Союз русского народа исповедует, — отмечалось в п. 1 его программы, — что Русское государство связано неразрывно и жизненно с православной Церковью и поэтому она, единая истинная, апостольская и отеческая Христова Церковь, должна… сохранить в России свое исконное господствующее положение… Ей одной должно принадлежать право и свобода проповедования всем народам, населяющим Русское государство». «Самодержавие Русского Царя всегда должно быть православным, — указывалось далее в программе, — точно в таком же церковном единении с народом должно быть и Царское Правительство и поэтому оно должно быть непременно православным и коренным русским». В пользу предоставления православной церкви, основывавшейся на канонических началах соборности и правильного приходского устройства, первенствующего в империи положения высказывался Русский народный союз имени Михаила Архангела — более умеренная организация правых, возникшая в марте 1908 г. под руководством В. М. Пуришкевича в результате раскола СРН.


В созданной правыми иерархии вероисповеданий и народностей первенствующее положение принадлежало православной вере и русскому народу, к которому причислялось все проживающее в империи славянское население (великороссы, белорусы, малороссы и червонорусы). «Русский народ должен как в центре своего Отечества, так и на его окраинах чувствовать себя хозяином, — было записано в программе Русской монархической партии, образованной в апреле 1905 г. вокруг газеты «Московские ведомости» под председательством В. А. Грингмута. — Где бы ни находился Русский человек в России, всюду он должен иметь возможность молиться в благолепном русском православном храме, подчиняться только русским законам, изданным Самодержавным Русским Царем».


Еще дальше шли идеологи Союза русского народа, указывавшие, что «русская народность, как собирательница земли Русской и устроительница Русского государства, есть народность державная, господствующая и первенствующая и что только ей одной под Верховной властью своего неограниченного Самодержавного Русского Царя принадлежит право государственного строения и управления». Видя выход из революционного кризиса в возвращении к традициям допетровской России, выступая за созыв Земского собора либо Государственной думы, СРН трактовал избирательные права как исключительную привилегию русских людей; инославные и нехристианские народности должны были присутствовать в выборных органах «на правах челобитчиков». Только русские и православные наделялись исключительным правом на государственную службу и преподавание в правительственной школе на территории Российской империи. В «коренных русских областях» (к ним принадлежала вся территория империи, за исключением Финляндии, Польши, Прибалтики, Закавказья и Средней Азии) им принадлежало также исключительное право на службу на ниве общественного самоуправления — земского и городского, право быть присяжными заседателями и сословными представителями в судебных органах. На территории империи русские должны были также иметь исключительное право на приобретение и аренду земли (исключая частновладельческую), заселение свободных территорий, разработку полезных ископаемых, занятие охотой и рыболовством. Русские наделялись преимущественным правом на приобретение и аренду городской земельной собственности, занятие торгово-промышленной деятельностью, на ловлю морских животных и рыб в водах, принадлежащих России.


По отношению к проживающим в Российской империи неправославным конфессиям провозглашалась веротерпимость. За инославными и иноверными вероисповеданиями монархисты признавали право на свободное отправление их обрядов и религиозной жизни в Российской империи, однако пропаганда вероучений им запрещалась, оставаясь привилегией только РПЦ.


«Инородцы» подразделялись идеологами монархии на «дружественные» и «недружественные» русскому народу; критерием при этом служило участие представителей этих народов в революционном и национальном движении. В зависимости от места в иерархии тому или иному народу предоставлялись льготы и привилегии или, напротив, вводились ограничения в правах.


Равными русским, «своими верными и добрыми соседями, друзьями и сородичами» провозглашались нерусские народности, «имеющие исконную племенную оседлость в коренной России и живущие извечно среди русского народа». Из иноверцев деятели Союза русского народа выражали свое особое «благорасположение» к мусульманам. Печатные издания монархистов констатировали, что революционные проявления в мусульманской среде осуждались мусульманским духовенством. В проекте устава СРН было заявлено, что «членам мусульманских отделов при СРН предоставляются все гражданские права наравне с русскими православными людьми».


СРН имел сторонников в консервативной старообрядческой среде и со своей стороны оказывал поддержку старообрядцам, в лице которых видел охранителей традиционных начал и принципов русской жизни, культуры и благочестия. В 1906 г. под руководством черносотенца Ф. Г. Колонтаева был образован консервативно-монархический «Союз старообрядцев». Лидер беглопоповцев Н. А. Бугров финансировал нижегородскую черносотенную газету «Минин» и неизменно пользовался поддержкой СРН на выборах в Государственной думой. Ревнители старой веры составляли подавляющую часть членов некоторых отделов СРН, в уставе которой предусматривалось, что РПЦ должна состоять из православных, единоверцев и воссоединенных с ними на одинаковых правах старообрядцев.


Дискриминации подвергались народности, которые, по мнению идеологов правых, желали умаления значения и «государственной мощи» России. Деятели Русского народного союза имени Михаила Архангела причисляли к ним покоренных русским оружием обитателей Кавказа, прежде всего армян, а также поляков и евреев. Опыт деятельности представителей этих народов в Первой и Второй Думах еще более убеждал правых в неспособности последних «проникаться чувством Русской Государственности». Для представителей этих народностей проектировались ограничения в политических, гражданских и имущественных правах. Так, в программе СРН иноверцам и инородцам, враждебным русскому народу, запрещалось на территории коренной России: «а) состоять на государственной и общественной службе, а также в сухопутных и морских войсках, в звании присяжных поверенных, докторов и инженеров; б) служить на железных дорогах, в морских и речных предприятиях и на телефонных и почтовых станциях; в) держать христианские училища и учительствовать; г) издавать и продавать книги и повременные издания; д) содержать типографии, литографии и т. п.; е) заниматься врачебным, больничным и аптекарским делом; ж) держать православную прислугу; з) учреждать и держать кредитные учреждения и ссудные кассы… л) владеть, приобретать и арендовать недвижимую собственность».


На позицию правых в национальном и вероисповедном вопросах оказали воздействие выборы в Первую Государственной думой, в которых участвовало и нерусское население окраин. Традиционный лозунг русских националистов «Россия для русских» не мог придать им популярности в населении. В предвыборной программе, принятой в сентябре 1906 г., лидеры СРН отказались от своих требований привилегий исключительно для русского населения. Было подчеркнуто, что все народы России, за исключением евреев, должны пользоваться равными правами.


Вместе с тем антиеврейские лозунги тогда были расширены и детализованы. В тексте избирательной платформы во II Государственной думой идеологи СРН именовали евреев «человеконенавистниками», людьми, высказывавшими непримиримую ненависть к России и ко всему русскому, допускавшими в отношении христиан всякие беззакония и насилия вплоть до убийства. Союз добивался неукоснительного исполнения ограничительного законодательства в отношении евреев: сохранения «черты еврейской оседлости», лишения евреев всех политических, гражданских и имущественных прав. Ужесточение российского законодательства в отношении евреев рассматривалось как стимул для принудительной еврейской эмиграции. Программа СРН провозглашала поддержку сионизма.


Близкий черносотенным организациям «рецепт» разрешения церковного вопроса предлагали националисты. Идеология российского национализма была выражена в программе Всероссийского национального союза (ВНС) — крупнейшей политической организации периода третьеиюньской монархии и одного из главных политических союзников П. А. Столыпина в III Думе, ценимого премьером за способность не идти на компромисс с оппозицией по национально-религиозным вопросам, а также в речах и выступлениях идеологов национализма П. Н. Балашева, М. О. Меньшикова, А. И. Савенко, П. И. Ко­валевского и др.


Как идейно-политическое направление, занимавшее пограничные позиции между правыми монархистами и либеральными консерваторами (Союз 17 октября), Всероссийский национальный союз отличало стремление к симбиозу входивших в противоречие друг с другом либеральных и консервативных принципов. В трактовке религиозно-церковного вопроса противоречивость воззрений Партии русских националистов была очевидной. ВНС в одном и том же пункте своей программы признавал «свободу веры» и ограничивал ее отождествлением Российской империи с христианским государством, в котором предлагалось сохранить «установленные преимущества православной церкви». Указанное положение означало признание неполноправия конфессий в России.


Причисляя себя к сторонникам свободы вероисповеданий и правового равноправия граждан, лидеры ВНС пытались примирить эти принципы со своими постулатами о государственном статусе РПЦ и господстве русской народности. Это порождало дифференцированный подход к вероисповедной свободе, трактуемой с позиций соображений политической целесообразности, степени общественной пользы того или иного верования, учений о христианском государстве, союза Российского государства и РПЦ. «Националисты провозглашают начало небезграничной свободы веры», — пояснял позицию ВНС один из лидеров его думской фракции Л. В. Половцов. Как указывал лидер ВНС и Фракции умеренно-правых в III Думе, переименованной затем в Русскую национальную фракцию П. Н. Балашев: «Свобода вероисповеданий должна быть проведена в жизнь, и все законопроекты, касающиеся этой свободы, будут поддержаны фракцией. Но совершенно другое дело, когда под видом законопроектов о свободе вероисповеданий будут предложены законопроекты, преследующие не идейные, а политические интересы, законопроекты, в которых сепаратические цели преобладают над религиозными — в таких случаях фракция умеренно-правых будет голосовать… против их принятия». «Все религии в России имеют право на исповедание и проповедь в пределах своей церкви, — замечал П. И. Ковалевский, — если эти религии не являются вредными для человечества и государства».


Политические и «светские» аргументы превалировали у националистов над религиозными и при определении ими приоритетов церковной политики Российского государства. православие объявлялось ими национальной религией, соответствующей духу и характеру славянства так же, как католицизм присущ латинским народам, а протестантизм — немцам, способствовавшей сохранению русских национально-государственных начал. К достоинствам православия причислялись отсутствие у него светских политических амбиций и его большая либеральность в сравнении с инославными религиями.


Из трактовки православия как национальной религии русского народа, скрепившей русскую нацию духовно в прошлом и обеспечивавшей идейно-духовную целостность Российского государства в настоящем, националисты выводили тезис о преимуществах РПЦ в империи как религии государственной. Главными из них являлись монополия РПЦ на публичную проповедь и миссионерство. Инославным и иноверным вероучениям националисты отказывали в праве публичной проповеди. Декларируя свою приверженность платформе Указа 17 апреля 1905 г., они выступали сторонниками запрета легализации перехода из христианства в нехристианское вероисповедание, которая узаконила бы принцип религиозного безразличия, равноправности и равноценности христианских вероучений с нехристианскими.


Свои воззрения националисты пытались обосновать исторической традицией. Как вспоминал входивший в состав Главного совета ВНС и являвшийся председателем вероисповедной комиссии в III Думе архиепископ Холмский Евлогий (Георгиевский): «Свобода вероис­поведания была веками в России ограничена. Переход из православия в другое исповедание считался уголовным преступлением. Сдать позицию без всяких условий казалось недальновидным… Я на опыте в Холмском крае узнал, что означает безусловная свобода веры, когда не приняты во внимание ни психология инославных, ни реальная обстановка, в которой сталкиваются люди разных вероисповеданий. Не будучи принципиальным противником «свободы», я стоял за постепенность. Этот путь постепенности был намечен Столыпиным; он хотел дать «свободу совести», но не хотел давать свободы религиозной пропаганды, т. е. дать внутреннюю свободу, но ограничить право агитации в пользу того или иного исповедания. …Может быть, и не надо было цепляться за старые позиции — бояться пропаганды, но мы, увы, тогда еще не знали, что придут безбожные агитаторы, которые будут кощунствовать и вытравлять самое понятие Бога из русских душ».


В трактовке современного американского исследователя Пола Верта позиция П. А. Столыпина интерпретируется следующим образом: «…Столыпин и его сотрудники стояли перед неприятной задачей: согласовать два едва ли совместимых императива — проявлять, насколько возможно, снисходительность к религиозным верованиям и устремлениям народа (разумеется в той мере, в какой они не представляли собой политическую угрозу государству), но при этом не восстанавливать против себя правых, что было очень важно для успеха других столыпинских реформ».


Выдвигая в качестве программного лозунга защиту интересов православия в центре и на окраинах Российской империи, деятели ВНС тем не менее были далеки от идеализации РПЦ, констатировали ее неблагополучное состояние. Критическому анализу подвергалась деятельность Святейшего Синода, являвшегося, по мнению идеологов ВНС, средоточием православно-церковного бюрократизма, препятствующего полноценному осуществлению РПЦ ее высоких религиозной и национально-государственной миссий. Вызывало недовольство и растущее административное вмешательство во внутрицерковную жизнь. Националисты высказывались за реформирование РПЦ на канонических принципах, за возвращение ее к староканоническому строю допетровской Руси, когда правительственная власть не вмешивалась в каноническую жизнь РПЦ, за восстановление патриаршества, за укрепление и расширение соборного начала в церковной жизни, за оживление православного прихода.


Суть взаимоотношений государства и РПЦ, по мнению идеологов ВНС, должна была заключаться в их добровольном взаимодействии и взаимосодействии при полном невмешательстве во внутренние дела друг друга. Между тем, как справедливо указывает исследователь национализма Д. Коцюбинский, и в этой части религиозно-церковной доктрины идеология ВНС была противоречивой: «С одной стороны, русскими националистами декларировалось полное невмешательство государства во внутренние дела РПЦ, — с другой стороны, на РПЦ налагалась обязанность обслуживать политические нужды государства, а на государство, в свою очередь, — обязанность оказывать православному духовенству материальную помощь».


Основывая свои суждения о государственно-привилегированном статусе РПЦ на тезисе о глубокой укорененности православной церковности в русском национальном сознании, националисты, тем не менее, выражали серьезные опасения относительно приверженности большинства русского народа православной традиции, подчеркивали опасность распространения в его среде конкурирующих вероучений. Конкурентами нуждавшейся в существенном реформировании РПЦ считались в первую очередь инославные конфессии. Так, по словам А. И. Савенко, и лишенный иерархического устройства протестантизм и сложно иерархически организованное католичество оказывались более энергичными и близкими к нуждам простого народа, чем обюрократившееся православие. Ввиду этого ВНС выступал с лозунгом противодействия «инославной экспансии»: возвращения в лоно РПЦ униатов, пресечения роста симпатий к католицизму в великосветской среде и др.


На вторые позиции после РПЦ в Российской империи лидеры ВНС ставили религиозную общину старообрядцев, сумевшую сохранить исконно русские национальные чувства, традиции, бытовой уклад жизни народа. Старообрядцам предлагалось даровать права не меньшие, чем те, которыми обладали католики и протестанты. Обращаясь к думской фракции националистов с призывом принять все меры к выработке законов, обеспечивающих старообрядцам беспрепятственное отправление их религиозных обрядов, Московский отдел ВНС предлагал предоставить старообрядцам наибольшие преимущества перед остальными вероучениями. Между тем первенствующее и господствующее положение РПЦ не оспаривалось. Отношение ВНС к православному сектантству, а также к баптизму было негативным.


Трактовка проблемы религиозной свободы партиями либеральной ориентации являлась важной составной частью сформулированной ими либеральной модели общественного и государственного переустройства, альтернативной той, что действовала в условиях авторитарного режима. Учение о свободе занимало ключевое место в теории и практике российского либерализма начала XX в. Разрабатывая положения своей партийной программы, теоретики либерализма указывали: «…В свободе личности мы признаем альфу и омегу нашего политического символа веры; в нашей программе это вместе и исходное начало, на котором все строится, и конечная цель, к которой все направляется. Мы считаем особенно важным настаивать на этом в русском обществе, среди которого не только реакционные, но и прогрессивные партии часто относились с пренебрежением к этому основному требованию общественности… Свобода, как искренний и универсальный принцип политики, есть непременно свобода всех, а не только некоторых».


Идея обеспечения прав и свобод личности рассматривалась либералами в контексте стратегической задачи по построению в России гражданского общества и правового государства. Требование предоставления населению свободы личности, веры и совести, а также создания судебных гарантий для ее обеспечения было заявлено в программной статье «От русских конституционалистов», опубликованной в № 1 журнала «Освобождение» в 1902 г. Указанная статья, автором которой являлся П. Н. Милюков, была первым шагом в деле выработки контуров либеральной модели переустройства общества. О необходимости обеспечения свободы совести шла речь и на проходившем в Петербурге 6–9 ноября 1904 г. земском съезде, впервые открыто предъявившем правительству требование конституционных реформ и наметившим пути их проведения. В результате внесенного В. Д. Кузьминым-Караваевым и учтенного съездом предложения, что «вслед за свободой совести должна быть упомянута свобода вероисповедания, ибо понятия эти не тождественны», указанные свободы стали фигурировать в программах либералов вместе. Свободы совести и вероисповедания трактовались земцами как неотъемлемые условия для «полного развития духовных сил народа, для всестороннего выяснения общественных нужд и для беспрепятственного выражения общественного мнения». В программу земского либерализма было внесено также положение о равенстве личных, гражданских и политических прав граждан Российской империи.


В марте 1905 г. на проходившем в Москве третьем съезде «Союза освобождения» — предтечи кадетской партии — принцип свободы совести был обстоятельно обоснован. Свобода совести явилась программным лозунгом «Союза освобождения». Формулируя свои требования в религиозном вопросе, «Союз» высказался за прекращение религиозных преследований и свободу выбора религии: «…никто не может быть вынуждаем исповедовать какое-либо вероучение или принадлежать к какой-либо вероисповедной организации; всякий имеет право свободно выбрать себе то или другое вероучение и присоединиться к тому или другому вероисповедному обществу».


Свобода выбора религии является, как известно, элементом свободы вероисповедания. Между тем разработчики программы не ограничивались свободой вероисповедания, а шли значительно дальше. Они провозглашали право человека определить свое отношение к религии, отказаться «от всякого вероучения и перестать принадлежать к той церкви, членом которой он считался», т. е. право на свободу совести. Признание свободы совести, по словам идеологов «Союза освобождения», влекло за собой освобождение церковных обществ от государственной опеки, а также освобождение государства от подчинения церковным интересам. Ведение актов гражданского состояния провозглашалось делом гражданских властей на всей территории империи. В программе предусматривалась также отмена постановлений Уголовного уложения 1903 г., противоречивших началам политической свободы.


Включение в религиозную доктрину либералов-освобожденцев положений о свободе выбора, как в рамках религии, так и за ее пределами, об освобождении церкви от государственной опеки и вмешательства означали готовность последних к пересмотру существующей модели государственно-церковных отношений, к построению мировоззренчески нейтрального, светского государства.


В проекте «Основного закона Российской империи», разработанном группой умеренных либералов и принятом на заседании бюро земских и городских съездов 6 июля 1905 г., шла речь преимущественно о свободе вероисповедания. Там декларировалось право граждан империи как на свободу выбора либо изменения религии, так и на свободу отправления религиозных обрядов: «Все российские граждане свободны в исповедании веры. Никто не может быть преследуем за исповедуемые им верования или убеждения, ни понуждаем к соблюдению религиозных обрядов, никому не возбраняется выход и оставление исповедуемой им веры. Отправление богослужения и религиозных обрядов и распространение исповедуемого каждым вероучения свободно, поскольку совершаемые при этом действия не нарушают общих законов».


Указанные выше положения свободы вероисповедания и совести были аккумулированы в программе Партии конституционалистов-демократов — наиболее радикальной среди либеральных политических организаций. Программа кадетов гласила: «Каждому гражданину обеспечивается свобода совести и вероисповедания. Никакие преследования за исповедуемые верования и убеждения, за перемену или отказ от вероучения не допускаются. Отправление религиозных и богослужебных обрядов и распространение вероучений свободно, если только совершаемые при этом действия не заключают в себе каких-либо общих проступков, предусмотренных уголовными законами. Православная церковь и другие исповедания должны быть освобождены от государственной опеки». Указывалось также на равенство всех российских граждан перед законом, без различия пола, вероисповедания и национальности, а также на отмену ограничений личных и имущественных прав поляков, евреев и всех без исключения иных групп населения.


Спустя месяц после выработки кадетской программы ноябрьский общероссийский съезд земских и городских деятелей единогласно принял резолюцию по еврейскому вопросу, составленную Ф. И. Родичевым. Поводом для привлечения внимания к еврейскому вопросу стали еврейские погромы, последовавшие за изданием Манифеста 17 октября, в ходе которых пострадало около 60 населенных евреями городов и местечек. Вину за погромы либералы возлагали на власть, установившую путем долголетних исключительных антиеврейских законов взгляд на них как на людей бесправных, над которыми безнаказанно можно чинить насилие. Путь разрешения еврейского вопроса виделся либералам в пересмотре этой политики, признании того обстоятельства, что «еврей, как всякий другой гражданин русской земли, неприкосновенен в своих правах», как и того, что в результате издания акта 17 октября 1905 г. «пали все ограничения личных прав, обусловленные вероисповеданием». Заканчивалась резолюция призывом к установлению равноправия евреев, а также к отмене действия всех законов, правил и циркуляров, ограничивающих их права.


Между тем позиция кадетской партии по еврейскому вопросу не отличалась последовательностью. Многие влиятельные члены кадетского Центрального комитета В. А. Маклаков, А. В. Тыркова, Н. А. Гредескул, Д. Д. Протопопов и др. были противниками равноправия евреев. Они разделяли воззрения правового либерала П. Б. Струве, который в решении еврейского вопроса предлагал ограничиться привлечением евреев на службу русской государственности, а также их ассимиляцией с русской культурой и упразднением черты оседлости. Безусловно, этого было не мало. Но подобная позиция правого крыла кадетской партии не могла придать ей популярности в среде еврейской буржуазии, оказывавшей кадетам материальную поддержку. Ввиду чего П. Н. Милюков и руководство партии были вынуждены отмежеваться от правых кадетов в еврейском вопросе. Однако поставить его на повестку дня обсуждения в Государственной думе они так и не решились.




Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

В фокусе авторского внимания находятся государственно-конфессиональные отношения начала прошлого века, когда был накоплен неоценимый опыт управления религиозным разнообразием и осуществления масштабной вероисповедной реформы, нацеленной на воплощение в жизнь свободы вероисповеданий, а затем и свободы совести. Исследование касается модернизации системы управления конфессиями в годы Первой русской революции и в период 1907–1917 гг. Привлекая обширный комплекс источников, автор характеризует содержание и ход вероисповедной реформы, позицию по вопросу религиозной свободы правительственной власти и представительных учреждений, заинтересованных церковных и общественных кругов. Анализируется воздействие реформы на практику правоприменения, выражавшуюся в допущении переходов в инославные и иноверные исповедания, в легитимации религиозного быта допускаемых государством старообрядческих и сектантских общин, в сокращении возможностей контроля российской бюрократии над религиозной жизнью неправославного населения Российской империи.

329
 Сафонов А.А. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

Сафонов А.А. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

Сафонов А.А. Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография

В фокусе авторского внимания находятся государственно-конфессиональные отношения начала прошлого века, когда был накоплен неоценимый опыт управления религиозным разнообразием и осуществления масштабной вероисповедной реформы, нацеленной на воплощение в жизнь свободы вероисповеданий, а затем и свободы совести. Исследование касается модернизации системы управления конфессиями в годы Первой русской революции и в период 1907–1917 гг. Привлекая обширный комплекс источников, автор характеризует содержание и ход вероисповедной реформы, позицию по вопросу религиозной свободы правительственной власти и представительных учреждений, заинтересованных церковных и общественных кругов. Анализируется воздействие реформы на практику правоприменения, выражавшуюся в допущении переходов в инославные и иноверные исповедания, в легитимации религиозного быта допускаемых государством старообрядческих и сектантских общин, в сокращении возможностей контроля российской бюрократии над религиозной жизнью неправославного населения Российской империи.

Внимание! Авторские права на книгу "Государство и конфессии в позднеимперской России: правовые аспекты взаимоотношений. Монография" (Сафонов А.А.) охраняются законодательством!