|
|
ОглавлениеГлава 1. Общая характеристика принципов гражданского права Глава 2. Современные проблемы действия отдельных принципов гражданского права Глава 3. Принцип добросовестности и его значение для гражданского оборота Глава 4. Принцип свободы договора и его реализация Глава 5. Принцип неприкосновенности собственности и его реализация Глава 6. Реализация принципов гражданского права Глава 7. Принципы гражданского права в регулировании прав на недвижимое имущество Глава 8. Принципы права в регулировании отдельных видов частноправовых отношений Глава 9. Принципы цивилистического процесса Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 4. Принцип свободы договора и его реализация§ 1. Принцип свободы договора в гражданском правеПринцип свободы договора — это основной принцип рыночной экономики, который не только служит ее развитию, но и является индикатором экономической стабильности государства. Было подмечено, что еще в Римской империи чем сильнее становились экономические проблемы, тем чаще императоры ограничивали свободу договора. Вместе с тем, как показывает практика, свобода договора не может быть безграничной. Она в любом случае имеет определенные пределы, которые могут меняться в зависимости от конкретных обстоятельств. С теоретической точки зрения проблема границ свободы договора может быть сведена к вопросу о том, может ли государство вмешиваться в свободу контрактных взаимодействий и в определенные сторонами условия таких взаимодействий, и если да, то в каких случаях и каким образом. В связи с этим представляется целесообразным рассмотрение этого принципа именно в контексте его пределов. Принцип свободы договора в отечественном гражданском праве нашел легальное закрепление в п. 1, 2 ст. 1 и ст. 421 ГК РФ. Данный принцип проявляется в двух основных направлениях: в свободе заключения договора как такового; в свободе определения условий договора. Из этого направления вытекает в том числе и право заключать смешанные и непоименованные договоры (п. 2 и 3 ст. 421 ГК РФ). Здесь установлено общее правило, согласно которому сторона вправе самостоятельно выбирать: заключать ли данный договор или нет, а также с кем заключать и на каких условиях. Данное правило действует, если законом прямо не предусмотрено иное. В литературе отмечается, что свобода выбора условий договора может быть ограничена только федеральным законом либо в установленном им порядке. Хрестоматийными примерами исключений из данного принципа являются ситуации, связанные с публичной офертой, а также с ограничениями, устанавливаемыми антимонопольным законодательством для ряда субъектов. Такие ограничения могут касаться как самого вопроса «Заключать или не заключать договор?», так и вопросов, связанных с определением его условий. Кроме очевидных исключений, законодательство содержит ряд норм, которые, на первый взгляд, не касаются принципа свободы договора, однако при более детальном рассмотрении входят с ним в очевидное противоречие. Такие нормы, по сути, устанавливают границы свободы договора. Существенные условия как границы усмотрения при определении условий договора. Начнем с п. 1 ст. 432 ГК РФ, который устанавливает, что договор считается заключенным с момента достижения сторонами соглашения по всем его существенным условиям. Рассмотрение этой нормы во взаимосвязи с принципом свободы договора приводит к выводу, что свобода определения условий договора ограничена необходимостью согласования его существенных условий. Как известно, выделяются три вида существенных условий: 1) предмет; 2) условия, указанные в законе в качестве существенных для данного вида договора; 3) условия, по которым по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто соглашение. Между положением о необходимости наличия существенных условий и правом на заключение смешанных и непоименованных договоров на практике возник серьезный конфликт. В. А. Белов по этому поводу отмечает, что любой договор хоть сколько-нибудь нестандартного содержания, предмета или встречного удовлетворения обязательно встречает самое придирчивое к себе отношение даже среди судей арбитражных судов (о судьях судов общей юрисдикции, судьях мировых и тем паче чиновниках из, к примеру, налоговых органов нечего и говорить). Зададимся вопросом: «Что происходит с договором, похожим на какой-либо из поименованных в ГК РФ, но не содержащим какого-либо существенного условия, предусмотренного для данного договора?». Здесь можно предположить два варианта анализа отношений сторон. 1. Можно сказать, что стороны, руководствуясь принципом свободы договора, заключили договор, непоименованный в ГК РФ. 2. Можно сказать, что стороны заключили договор, поименованный в ГК РФ, но не согласовали соответствующие существенные условия. Различные последствия данных подходов очевидны. При этом практика и, в подавляющем большинстве, теория предпочитают второй подход, а существование первого подхода к этой ситуации, как правило, даже не рассматривается. В результате рушатся сделки, допускаются злоупотребления со стороны недобросовестных контрагентов, возникают иные негативные последствия, как для конкретных субъектов гражданского права, так и для гражданского оборота в целом. Нежелательность подобной практики долгие годы будто бы никем не осознавалась. Она поддерживалась высшими судебными инстанциями и развивалась в научных работах. В результате всего этого у нас более десяти лет существовал так называемый «классический подход» к существенным условиям договора. Согласно классическому подходу, отсутствие в договоре существенного условия влекло его незаключенность, независимо от последующего поведения сторон. Например, договор купли-продажи здания признавался незаключенным при отсутствии в нем данных, позволяющих индивидуализировать товар, даже если сам договор был фактически исполнен обеими сторонами, а необходимые данные содержались в акте приемки-передачи. Только спустя много лет в литературе стало отмечаться, что требование согласования существенных условий договора в определенной степени ограничивает свободу договора. Случаи подобного расширения списка существенных условий представляются недостаточно оправданными. Постепенно осознание негативных последствий стало приводить к отступлению практики от жестких позиций классического подхода. Были приняты: Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25.02.2014 № 165), постановление Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 «О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из договоров по поводу недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем», а также судебные акты по конкретным делам (постановление Президиума ВАС РФ по делу № А51-23410/2009). В результате всех этих преобразований в настоящее время вопрос о заключенности договора может быть поднят только до момента его исполнения сторонами. Такой подход соответствует положениям римского частного права, в котором непоименованные в позитивном праве договоры порождали имеющееся признаваемое судом обязательство должника только после того, как кредитор осуществил свое предоставление. Однако и тогда возникали проблемы, связанные с защитой стороны, чье исполнение обусловлено предварительным исполнением контрагента. Например, строитель не может начать строить до того, как заказчик предоставит ему соответствующий земельный участок. Соответственно, до такого исполнения подрядчик лишается права требования и может быть вынужден в связи с этим нести определенные убытки (например, расходы на приготовление к исполнению). Соответствует ли такая ситуация потребностям оборота? Думается, что нет. Более того, сам законодатель старался исключить ее негативные проявления, когда дополнял ГК РФ ст. 431.2, предусматривающей ответственность за заверения об обстоятельствах. Имеющаяся в данной сфере ситуация весьма наглядно показывает то, как мы сначала путем жесткого толкования создаем себе серьезные практические трудности, а потом путем издания дополнительных норм пытаемся эти трудности преодолеть. Здесь опять же уместны аналогии с римским правом, которое признавало только строго ограниченный перечень признанных в позитивном праве договоров, заключаемых посредством одного лишь соглашения (консенсуальных договоров). Такое положение оставляло без исковой защиты консенсуальные соглашения, содержание которых отклонялось от поименованных в позитивном праве контрактов. В результате субъекты были вынуждены использовать смежные правовые механизмы (формальная стипуляция, запись сделок в специальных учетных книгах сторон договора, использование литеральных сделок и реальных договоров). Но смежные институты имели свои недостатки и зачастую были неудобны для сложных двусторонних коммерческих сделок со взаимосвязанными обязательствами. Соответственно, если стороны хотели заключить двусторонний договор, порождающий обязательства самим фактом согласования воль, не укладывающийся в узкий перечень признаваемых правом консенсуальных договоров, и при этом не могли использовать серию взаимных односторонних стипуляций, их свобода структурировать договорные отношения была значительно ограничена. Положение здесь начало выправляться только с развитием принципа свободы договора. Схожая ситуация имела место в средневековом английском праве, где защита договорных прав была подавлена жестким закрытым перечнем судебных приказов и привязанных к ним исковых форм. Если ни один из перечисленных в праве исков не мог быть использован, то обязательство фактически не имело судебной защиты. Такое неудобство в XVI в. стали обходить посредством предоставления задатка (в том числе символического). Факт получения задатка считался достаточным для того, чтобы обязательства сторон приобрели судебную защиту. Возможность защиты обязательства, вытекающего из взаимно обязывающего консенсуального договора, без необходимости фактического осуществления исполнения со стороны кредитора была признана в Англии в XVI–XVII вв. Изложенное подводит к мысли, что для придания гибкости гражданскому обороту необходимо пересмотреть значение категории «существенные условия договора». Этот институт должен использоваться не для целей определения момента заключения договора (следует отметить, что, согласно современным тенденциям, он и сейчас не может использоваться для этих целей), а для целей определения норм права, применимых к конкретному договору, в той его части, которая не урегулирована сторонами. При таком подходе существенные условия договора фактически лишатся своей разрушительной функции, что укрепит стабильность гражданских правоотношений. Соотношение условий договора с поименованными договорами. Проблематика свободы договора не исчерпывается соотношением данного принципа с существенными условиями. Большой потенциал для пересмотра имеет более широкий вопрос о соотношении смешанных и непоименованных договоров с запретами, установленными в отношении отдельных видов поименованных договоров. Эту проблематику можно изобразить на примере договора дарения, обусловливающего передачу подарка его обременением в пользу дарителя. Здесь опять же нужно выбирать из двух альтернатив: 1) перед нами непоименованный или смешанный договор; 2) перед нами договор дарения, предусматривающий встречное предоставление в виде обременения будущей вещи одаряемого. Разница между вариантами развития этой ситуации очевидна. В. А. Белов по этому поводу отмечает, что стандартный подход, в данном случае, по-видимому, должен исходить из того, что поскольку в нормах о договоре дарения нет положений, допускающих обременение подарка дарителем, то такого рода положения договора являются незаконными. Поскольку ясно, что без этих положений договор не был бы совершен, то незаконным будет признан и весь договор в целом. Такая логика была бы поддержана не только правоприменителями, но и многими теоретиками. В подтверждение этого можно привести недавнюю позицию Верховного Суда РФ. Договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в соответствующей части, даже если в законе не содержится прямого указания на его ничтожность. Например, ничтожно условие договора доверительного управления имуществом, устанавливающее, что по истечении срока договора переданное имущество переходит в собственность доверительного управляющего (абз. 3 п. 74 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»). Вместе с тем, исходя из буквального понимания принципа свободы договора (об этом мною говорилось в самом начале), следует, что стороны могут предусмотреть в нем любые условия, если в законе не содержится прямого указания об ином. Двусторонние возмездные договоры не только не запрещены законом, но и, наоборот, поощряются для целей развития гражданского оборота. Соответственно, такой договор не должен рассматриваться как незаконный только в силу наличия в нем возмездности или встречного предоставления. Поэтому то обстоятельство, что возмездность и встречность не вписываются в стандартную схему дарения, должно указывать не на незаконность договора, а в пользу того, что заключенный договор просто не является договором дарения. Следует, правда, отметить, что недавние изменения в ГК РФ уменьшили негативный потенциал конфликта свободы договора и норм о поименованных договорах (речь идет о п. 2, 5 ст. 166, ст. 168, 401.1 ГК РФ и др.). Однако пока остается открытым вопрос, чем будут руководствоваться суды при анализе подобных договоров в случае возникновения споров, не связанных с их недействительностью. Думается, что к ним должны применяться нормы о непоименованных и смешанных договорах. Свобода договора и злоупотребления. Наиболее горячей точкой конфликта принципа свободы договора является его соприкосновение с принципом недопустимости злоупотребления правом и принципом pacta sunt servanda. Данный принцип предусматривает, что заключенный договор должен исполняться сторонами во что бы то ни стало. В отечественном гражданском праве этот принцип за последнее время значительно усилил свои позиции (имеется в виду снижение возможности оспаривать договор, как в отношении его действительности, так и заключенности). Однако он и сейчас продолжает рассматриваться многими отечественными теоретиками и практиками как нечто из параллельной реальности. Весьма наглядно действие этого принципа может быть проиллюстрировано на примере одного из дел, переданных на рассмотрение Президиума ВАС РФ. Суть дела была в следующем. Арендатору был передан в аренду фундамент здания (само здание на момент заключения договора было разрушено). Договор предусматривал право арендатора на реконструкцию фундамента. В результате проведенной реконструкции арендатор построил на основе фундамента здание, право собственности на которое зарегистрировал за собой. Однако и после регистрации права арендатор продолжал платить арендную плату. Арендодатель оспорил право собственности арендатора на здание. При рассмотрении дела, помимо прочего, возник вопрос о том, почему арендатор, после того как стал собственником, продолжал платить арендную плату. Арендодатель трактовал это обстоятельство как подтверждение того, что арендатор признавал, что продолжает пользоваться чужой вещью. Представитель арендатора ответил на это следующим образом: арендатор заключил договор аренды; пока договор не расторгнут, он будет платить несмотря ни на что (дело № А40-164683/2009). Несмотря на то, что арендатор считал себя собственником вещи, в отношении которой заключен договор аренды (что, по идее, являлось основанием для прекращения арендных выплат), он все равно, руководствуясь условиями заключенного договора, продолжал платить арендную плату. Данный пример приведен мною для иллюстрации практического действия принципа pacta sunt servanda. Здесь он имеет положительное проявление. Однако, на практике, недобросовестные лица пытаются использовать его для различных злоупотреблений. Здесь возникает вопрос о навязывании одной стороной очевидно не выгодных условий договора другой стороне. В случае возникновения спора сторона, навязавшая условия, как правило, в подтверждение своей позиции ссылается именно на принцип свободы договора и на то, что договоры должны исполняться. Именно такие доводы можно услышать от представителей банков и страховых компаний, когда речь заходит о навязывании страховок их клиентам. В подобных случаях проявляется негативный потенциал принципа свободы договора, и он из инструмента развития оборота превращается в инструмент его торможения. Следует отметить, что серьезная правовая проблема соотношения принципов в данном случае нивелируется судебной практикой за счет ссылок на то, что слабая сторона не смогла доказать факта навязывания невыгодных условий. Однако очевидно, что такой подход не решает проблемы, а только усугубляет ее. Соотношение принципов свободы и обязательности договора может быть проиллюстрировано на примере принципа недопустимости злоупотребления правом. Суд может отказать в защите права, возникшего у недобросовестного контрагента на основании условия, которое было включено в результате его недобросовестного поведения либо само по себе носит недобросовестный характер. Суд может пойти по одному из двух путей. 1. Признать законными условия договора, но отказать в защите права, возникшего из такого условия. В этом случае ограничивается принцип обязательности договора, а не принцип договорной свободы. 2. Признать условие ничтожным как противоречащее императивному законодательному требованию недопущения злоупотребления правом. В этом случае будет иметь место ограничение свободы договора. Если суд не приводит в действие те или иные условия договора по просьбе одного из контрагентов, это означает не то, что суд ограничивает свободу договора, а то, что он ограничивает принцип обязательной силы контрактов. Еще одной проблемной точкой современной практики является соотношение свободы договора с необходимостью реальной защиты договорных прав. Необходимо помнить, что целью действия норм обязательственного права является создание реальных механизмов защиты прав управомоченного лица. Учитывая то, что большинство обязательств носят взаимный характер, можно говорить о том, что это правило направлено на защиту интересов всех сторон обязательства. В литературе отмечалось, что, как только мы задумаемся над вопросом о реальной роли свободы договора, мы понимаем, что этот принцип теряет большую часть своего смысла при отсутствии системы принудительной защиты договорных прав. Эти слова были сказаны применительно к необходимости признания и защиты прав, вытекающих из непоименованных договоров в Древнем Риме и средневековой Англии. Применительно к сегодняшним российским реалиям они обретают несколько иной смысл, который будет проиллюстрирован следующей ситуацией. В своих разъяснениях по поводу перемены лиц в обязательстве ВАС РФ высказал следующую позицию. «Уступка права (требования) по обязательству, в котором уступающий требование кредитор является одновременно и лицом, обязанным перед должником, не влечет перевод на цессионария соответствующих обязанностей цедента. Цедент не освобождается от исполнения продолжающих лежать на нем обязанностей». Указанное разъяснение было дано применительно к вопросам, возникшим по спорам из уступки права требования по договору энергоснабжения и из договора уступки права требования по договору поставки. Применительно к спору из договора энергоснабжения, разъяснения касались вопроса о возможности уступки права требования, вытекающего из длящегося договора, который продолжал свое действие в отношении первоначальных сторон и после уступки части требований. Суд первой инстанции посчитал, что переход прав кредитора к другому лицу предполагает полную замену кредитора в обязательстве. А в связи с тем, что новый кредитор не мог осуществлять функции энергоснабжающей организации, сам договор уступки не предполагал полную замену первоначального кредитора по всем обязательствам, суд признал договор уступки ничтожным. ВАС РФ признал правильной позицию кассационной инстанции, которая посчитала, что передача части прав допустима. По другому делу индивидуальный предприниматель обратился к цессионарию с иском о взыскании с последнего неустойки в связи с недопоставкой поставщиком товара. Истец полагал, что, поскольку к цессионарию перешло право требования по договору поставки, то он же и должен отвечать перед истцом за ненадлежащее исполнение обязательств цедентом. Такой довод основывался на мнении о законности только полной замены лица в обязательстве. ВАС РФ посчитал правильным отказ в иске, поскольку переход права требования не означает перехода к цессионарию долга цедента. Как видим, оба рассмотренных в Обзоре дела связаны исключительно с вопросом о допустимости передачи части прав из договора. По сути, вопрос стоял о допустимости существования после цессии наряду с должником и кредитором еще и цессионария, либо цессионарий должен полностью замещать первоначального кредитора. Однако заголовок п. 6 Обзора очевидно был гораздо шире этих вопросов. Его буквальное прочтение излагает то, что, по мнению ВАС РФ, в случае частичной уступки прав из договора должник не имеет возможности предъявлять к цессионарию какие-либо возражения, связанные с ненадлежащим исполнением договора цедентом. Такой подход, очевидно, противоречил как содержанию дел, рассмотренных в Обзоре, так и ст. 386, 412 ГК РФ. Однако именно такого понимания стали придерживаться правоприменители последующие несколько лет. Внимание! Авторские права на книгу "Принципы гражданского права и их реализация. Монография" (Под ред. Подшивалова Т.П., Демидовой Г.С.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
