|
|
ОглавлениеРаздел 1. Правовое государство как проблема XXI века Раздел 2. Генезис противоречий в политико-правовых представлениях о правовых основах государства Раздел 3. Синтез представлений о правовом государстве в теориях Нового времени Раздел 5. Правовое государство как индикатор особости политических процессов в истории России Раздел 7. Правовое государство в процессах модернизации социально-политических систем Раздел 11. Опыт социальной рефлексии по проблемам государственной политики в современной России Раздел 12. Личность гражданина в процессе становления правового государства Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуРаздел 6. Экспериментирование с институтами и принципами правового государства в условиях глобализацииКогда сегодня мы говорим о таких вещах, как «гражданское общество» и «правовое государство», спорим о том, есть ли они в России или их нет, то не всегда и не вполне осознаем, что эти наши споры порождены особым свойством того, что скрывается за этими понятиями и за нашим отношением к ним. Как представляется, это не просто идеи и ценности либеральной демократии. Это не просто политическое наследие прогресса современной цивилизации. Это, образно говоря, продукт определенного качества, и качество этого продукта определяется тем, что он был создан в режиме экспериментирования. В результате такого экспериментирования, которое длилось десятилетиями и веками, в котором участвовали целые народы и отдельные гениальные личности, как раз возникала очень типичная для всех продуктов подобного экспериментирования ситуация. С одной стороны, есть идеал состояния политических отношений, и все его знают и ценят, все к нему стремятся. С другой стороны, никто до него недотягивает именно потому, что осознал и принял этот эталон не как дар свыше, а как повод войти в сообщество экспериментаторов. Тех экспериментаторов, которых мы причисляем к ряду цивилизованных в политическом смысле стран и народов именно на основании их способности делать элементы своего прошлого, настоящего и будущего смыслом, материалом и целью экспериментирования. Смысл его состоит в том, чтобы всю свою политическую историю и современность, свое будущее превращать в один грандиозный цивилизационный эксперимент, прокладывающий дорогу другим, по разным причинам менее склонным к такому экспериментированию социально-политическим системам. Сначала Европа, за ней Северная Америка, за ними уже в XX столетии Россия и Индия с Китаем, все это были масштабные эксперименты с идеями, институтами и процедурами консервативного, либерального и социалистического и демократического характера, которые превратили эти социально-политические системы и свойственные им черты в некие эталоны политического и вообще цивилизационного прогресса. Данный раздел посвящен обоснованию возможности иного, не хронологически описательного и не сравнительно описательного взгляда на правовое государство. Данный взгляд основан на предположении, что сегодня мы воспринимаем это состояние политических отношений в качестве необходимого для всех цивилизованных социально-политических систем и одновременно трудно достижимого для них идеала. Происходит это не потому, что здесь замешана какая-то мистика общечеловеческих ценностей, мистика естественных прав человека, а потому что это вполне естественный, полезный и доступный для разнообразного употребления в связи с разными культурными, экономическими и правовыми практиками разных народов продукт их совместного экспериментирования над политической сферой. Фактическая сторона этого процесса, в том числе применительно к вопросу о том, как реализовывалось желание людей жить в правовом государстве, неплохо освещена в научных публикациях юристов и политологов. В этих исследованиях показано, как шаг за шагом лучшими умами Старого и Нового Света разрабатывались теоретические модели, которые затем с разным успехом апробировались в разных политических ситуациях, применительно к разному набору исходных параметров социально-политических систем. Известно и понятно в основных чертах, где, кто и как устраивал свое государство на правовой лад, какая из этого происходила польза для граждан и самого государственного механизма. В частности, существуют достаточно детальные исследования по истории конституционных реформ в европейских странах и России в XVIII–XIX столетиях, позволяющие понять причины, по которым государственная власть в Европе, как только становилась абсолютной, почти сразу проявляла интерес к опосредованию законом своих взаимоотношений с обществом и в регулировании своей собственной деятельности при помощи законов. Хорошо изучена отечественными специалистами история тех экспериментов по приживлению в России новых правовых принципов деятельности государственных механизмов, которые разрабатывал М. М. Сперанский. Еще, может быть, лучше изучена на сегодняшний день история великих реформ второй половины XIX столетия и Столыпинских реформ начала XX века. Непонятно другое: что делать сегодня российским гражданам и элитам, которые видят перед собой удачные примеры своих соседей и которые чувствуют себя некомфортно в собственном государстве. Они верят, что могут жить комфортнее, и поэтому хотят поставить свой эксперимент с правовым государством. Они готовы добросовестно изучать и даже копировать опыт своих соседей по европейскому дому, но вот уже более двух десятилетий в их сознании никак не складывается системное представление о необходимом и возможном по российским условиям порядке действия в направлении создания правового государства. Дискуссии бросаются из одной крайности в другую: то главной причиной незавершенности затяжных российских экспериментов с правовым государством объявляются бюрократия и коррупция, то свойства ментальности самого российского социума и непреодолимая колея российской истории. Иначе говоря, плох не замысел эксперимента, не сам эксперимент, а те условия, при которых он в России ставится. Что касается позиции государства, то современные исследователи, изучающие его участие в модернизационном процессе, приходят к пессимистичному выводу: «Как видим, государственная власть весьма расплывчато представляет себе характер необходимых модернизационных усилий, а осуществляемые государственным аппаратом действия как минимум демонстрируют противоречивость сигналов, посылаемых обществу». Этот путь представляется не самым эффективным. Затраченные за последние десятилетия модернизации интеллектуальные и материальные усилия для решения задачи по этой формуле дали несоизмеримо маленький результат: мы только лучше стали понимать, что действовать в создании правового государства России придется преимущественно, сообразуясь с внутренними условиями, их спецификой. Это вывод, к которому можно было бы прийти просто на основании здравого смысла. На эту ситуацию можно посмотреть с другой стороны: может быть, в самой идее построения правового государства и в самих прежних опытах его построения недостает той системности, которая могла бы сегодня побудить массу российских граждан и элиты поверить в ее ценность в сравнении с другими вариантами экспериментирования с государственным механизмом и реализуемость; понять, что практически может дать этот эксперимент в российских условиях, а что он может отнять у общества и государства из уже имеющегося багажа исторического наследства. Несколько уточнений следует сделать по поводу смысла, который в данном случае вкладывается в понятие «эксперимент». Это необходимо, потому что широкому кругу потребителей политической информации это понятие известно, прежде всего как публицизм с достаточно растянутыми смысловыми границами. Это публицизм, употреблением которого чаще всего исследователи пытаются выразить свое отношение к политике, которая без волевого вмешательства в ее ход могла бы развиваться в ином, более естественном русле. В последние два десятилетия в этом ключе много было написано о советском эксперименте и либеральном эксперименте в России, Восточной Европе и странах третьего мира. Как часто бывает с публицизмами, они отражают интуитивное ощущение специалистами по политическим процессам того состояния, в котором находится мировой политический процесс в течение последних двух столетий. Волевое вмешательство в политику перестало выглядеть произволом. Оно нашло оправдание в идеологии и науке о политике, в представлениях, что все в политике подчинено правилам, но правила эти человек волен приспосабливать к своим текущим интересам, к решению разнообразных задач управления, к перераспределению различных ресурсов. Политический процесс приобрел тот системный вид, который предполагал возможность экспериментирования с ним на системном уровне. Все это, действительно, напоминает то, что в точных и естественных науках, а также в тяготеющих к их точности и естественности социологии и психологии называют «экспериментом» — исследование причинных связей среди переменных значений объектов, основанный на максимально точном и полном воспроизведении этих связей и этих переменных значений при помощи различных приборов, математических моделей и прочих инструментов, позволяющих в любой момент повторить эксперимент в том же объеме и получить тот же (верифицируемый) результат. Особенно заметными в последние два столетия эти экспериментальные тенденции стали в тех случаях, когда речь заходила о масштабных реформах политических систем отдельных стран, в первую очередь о реформационных или революционных преобразованиях государственного механизма. Принципиальное отличие состоит в том, что политические эксперименты протекают не в лабораториях и не специально устроенных для них полигонах. Хотя в истории нередки были случаи (они имеют место и сегодня в тех странах, которым извне навязываются стратегии либерально-демократического развития), когда социально политическая система конкретной страны воспринимается собственной элитой или элитами великих держав именно как полигон для свободного экспериментирования с ресурсами, технологиями и доктринами и используется как своеобразный расходный материал в процессе политического познания. Теоретический проект их политических экспериментов формируется в сложном режиме конфликта научных и идеологических доктрин, традиций и предрассудков, религиозных представлений, политических интересов различных политических сил. Так формировался теоретический проект социалистического эксперимента в России в конце XIX и начале XX столетий. Нередко (как это произошло и с постсоветской Россией) программа очередного политического эксперимента заимствуется из опыта других социально-политических систем в предельно упрощенном виде. Их практическими участниками и экспертами, оценивающими результативность произведенных с политической системой манипуляций, являются не отдельные аналитики или научные группы, а массы и элиты, которые создают бесконечный ряд переменных значений для различных политических объектов и субъектов. Политическая наука также развивается в этом направлении, активно используя инструментарий точных и естественных наук, социологии и психологии. Она достигла определенных успехов в разработке, например, различных политических технологий и моделей, позволяющих раз за разом получать при работе с конкретными моделями, при решении однопорядковых задач примерно одинаковый результат в виде, допустим, итога волеизьявления граждан в ходе очередной электоральной процедуры. Возникает (добросовестно разделяемая самими политическими технологами) иллюзия экспериментальной практической подтверждаемости теоретических расчетов политических аналитиков, вполне сравнимой по объективности с экспериментальной подтверждаемостью данных в точных и естественных науках. Внимание! Авторские права на книгу "Правовое государство: теоретическое проектирование и современная политическая практика. Монография" (Вестов Ф.А., Фаст О.Ф.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
