|
|
ОглавлениеАрхивное дело П. П. Ершова. Пролог Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуВЕЛИКИЙ СКАЗОЧНИКПовесть биографическая, IКогда я пытался вспомнить, чему меня учили в школе, мне на память приходило лишь высказывание Н. М. Карамзина о Сибири, как о «Втором Новом Свете». И это при том, что долгая сибирская зима известна жуткими морозами, а жаркое, но короткое лето изводит не столько опьяняющим зноем, сколько немыслимыми полчищами гнуса. Казалось бы, какой уж тут Второй Новый Свет! Хотя, думается мне, что Карамзин в первую очередь имел в виду не столько сам уникальный край и его природу, сколько удивительных и талантливых людей, его населяющих... Наше повествование начнется в деревне Безруковой Ишимского округа Тобольской губернии юго-западной части Сибири. Деревня та, расположенная в Ишимской степи, могла быть известна лишь тем, что через нее проходил Великий Московско-Сибирский тракт, по которому гнали каторжан и доставляли почту, а также товары из европейской части России к границам Китая... Вот, казалось бы, и все, что можно было бы написать о деревне Безруковой в многоязычном проекте полноценной энциклопедии под названием «Википедия», если бы не одно но... Итак, Западная Сибирь. 1815 год, 22 февраля по старому стилю. Русская печь одной из крестьянских изб была уже закрыта заслонкой, и кошка вольготно растянулась на теплом и свободном от чугунков краю пода. Свет, падавший в небольшое оконце, позволял увидеть хозяев небольшого дома, которые сидели в чистой половине и сматывали клубки шерсти. Женщина, Ефимия Васильевна, принадлежала к известному в Тобольске купеческому роду Пиленковых. Правда, ее отец по сравнению с братом считался мелким торговцем и был рад тому, что дочка удачно вышла замуж за полицейского чиновника. А этим чиновником был Павел Алексеевич Ершов, который в должности частного комиссара Черемшанской волости и служил до сего дня, незыблемо выполняя повеления правительства, осуществляя службу, стараясь не допускать задоров и драк. А тем паче «огненного боя» или разбоя наиболее отчаянных как среди поселенцев, так и местных жителей. И если таковое случалось, то сам занимался производством следственных и уголовных дел. Он хотя и числился комиссаром Черемшанской волости, но его комиссарский дом стоял-таки в Безруковой по причине все того же сибирского тракта, который проходил мимо того дома. В тот час он вместе с женой сматывал клубки шерсти для вязки. Неожиданно Ефимия Васильевна ойкнула. — Что, матушка? — настороженно спросил ее супруг. — Кажись, началось и тянет-то как, — сказала она и, отложив в сторону клубок, ухватилась руками за нижнюю часть живота. — Что началось? — с недоумением переспросил ее супруг. — Не должно... Доктор сказал, что не ранее начала апреля. — И воды отходят... Павлуша, как же это? — Да я его... — полицейский чиновник вскочил и бросился к двери. Матушка сидела, боясь шелохнуться, и тихо постанывала. Через полчаса вернувшиеся вестовые доложили, что доктор в стельку пьян. — А это кто? — спросил взволнованный Ершов, указывая на вошедшего с ними молодого человека с докторским саквояжем. — Мы фельдшер-с! — испуганно произнес тот и представился: — Родимов Александр Павлович. — Роды принимали, фельдшер-с?! — Сами не принимали, но внимательно наблюдали-с и все записывали! Я и тетрадочку с собой успел прихватить... — Представляю, что вы там наблюдали... — Зря вы так! — даже немного покраснев, произнес молодой человек. — Тогда пошли... И ввел фельдшера в спальню, где на кровати уже в одной рубахе лежала Ефимия Васильевна. Рядом с роженицей сидела повивальная бабка Марфа, держала ее для спокойствия за руку. Ефимия Васильевна, увидев еще юношу, зарделась. — Кто это? — спросила она мужа. — Фельдшер-с, — ответил Павел Алексеевич. — А где же доктор? — снова спросила она. — Где, где? На кудыкиной горе. Напился уже, сукин сын! — ответил муж. — А как же?.. — Ты, Ефимия Васильевна, хочешь, чтобы я ему глаза завязал? — Как же он тогда?.. — Вот и я об этом же. Давай матушка рожать с теми, кого тебе Бог послал... Фельдшер, успокоившись, вздохнул и поставил саквояж на стул. — Так, — серьезно начал он. — Нужна будет вода, много воды... — Да все уже приготовили, и воды нагрели... — вмешалась в родовые хлопоты бабка Марфа. — Пойдемте, доктор, я вам воды на руки солью... Прошло несколько минут тревожного ожидания, и вот Павел Алексеевич уже с волнением наблюдает, как показалась головка сына, как он очутился в руках охваченного радостным трепетом юноши-фельдшера, отложившего в этот момент свою тетрадку в сторону. — Что же он молчит-то? — тихо спросил его Ершов. — Очень слабенький, пискнуть сил нет, — ответил фельдшер, — но, слава Богу, дышит, выходит, что живой... Осмелюсь посоветовать. Вам бы срочно батюшку на дом вытребовать... — Зачем? — вопрошал фельдшера полицейский чиновник, сам ведавший за строгостью исполнения приказов касательно запрета на крещение в частных домах. В их разговор вмешалась невозмутимая Марфа: — Надо бы поскорее окрестить младенца, не ровен час, не выходим. И снова помчались полицейские вестовые в Ишим, уже к дому священника. Поп с попадьей увидели в окне, как к их дому подъехали всадники. — Что бы это значило? — удивился поп. — Я тебя упреждала! Кто намедни напился и анекдоты про государя-батюшку рассказывал? Поп перекрестился... — Спаси и сохрани... — произнес он. — Хотя дальше Сибири не пошлют, но в дьяконы, хоть и на старости лет, могут упечь... И тут взвыла уже попадья: — Я же тебя, ирода, просила не пить... По миру теперь с детишками пойдем. — Ты, того, собери быстренько вещей в дорогу... Уже через минуту он с воющей попадьей, а та с узлом, вышел на крыльцо дома. — Куда меня? — обреченно спросил он. — К Павлу Алексеевичу... Матушка Ефимия Васильевна родила, да чадо, сказывают, недоношенное... Окрестить надо, а то как бы чего не вышло... — Слава Тебе, Господи! — радостно воскликнул поп, широко крестясь. Попадья толкнула его в бок. И он быстро поправился. — Слава Богу, что Ефимия Васильевна разрешилась благополучно... Через два часа началось таинство святого крещения. Ефимия Васильевна лежала на кровати, рядом стояли бабка Марфа и приглашенные крестные. Батюшка, опуская младенца в купель, произнес: — Крещается раб Божий Петр, во имя Отца... Аминь! Далее младенец был показан Творцу и опущен в купель во второй раз. — И Сына! Аминь! И вновь младенец был изъят из воды, чтобы быть опущенным в купель в третий раз. — И Святого Духа! Аминь! И в тот самый момент, когда божественная душа, ниспосланная Творцом, очевидно, вошла в сей комочек народившейся плоти, грудничок словно бы ожил, забился в руках священника и разразился громким криком. От сего умиления лицо матушки Ефимии Васильевны оросилось слезами благодарности Творцу, и она степенно осенила себя крестным знамением. Павел Алексеевич обессиленно опустился на стул, словно это он сегодня разродился, а не матушка Ефимия Васильевна. Обращаю ваше внимание и на то, что в таинстве крещения младенец, как в сказке о Коньке-Горбунке, был трижды окунаем в освященные воды незримого Иордана и стал практически неуязвим для каких-либо темных сил, сглаза и иной порчи... Однако же вернемся в дом Ершовых. Поп, довольный, что для него все обошлось благополучно, уже обильно кропил святой водой и Ефимию Васильевну, и Марфу, и хозяина дома. — Сколько старшенькому-то, Николаю, сейчас? — уточняла восприемница. — Два годика в январе минуло, справляли, говорят, на Рождество Христово шибко радостно... Вот теперь и еще одного Бог дал... — Выходит, что этот будет Петр Павлович?.. — снова спросила она. Дядя Петруши согласно закивал головой. В этот самый момент и их, как восприемников, щедро окатили святой водой... Стол на радостях был накрыт отменный, святой отец снова увлекся питием и чуть было не начал повторять услышанный накануне анекдот, да вовремя осекся, увидев грозные очи полицейского чиновника. В бумагах исследователей жизни Петруши Ершова я обратил внимание на упоминание того, что рожденного младенца окрестили в Богоявленском соборе Ишима в тот же день. Внимание! Авторские права на книгу "Возвращение «Конька-Горбунка»" ( Ильичев Сергей ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
