Философия Ильин В.В. Теория познания. Гносеология. Учебник

Теория познания. Гносеология. Учебник

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Философия
Издательство: Проспект
Дата размещения: 31.07.2018
ISBN: 9785392279340
Язык:
Объем текста: 555 стр.
Формат:
epub

Оглавление

От автора

Глава I. Гносеология как наука

Глава II. Познавательное отношение

Глава III. Феномен знания

Глава IV. Легитимация знания

Глава V. Человек мыслящий – символический

Глава VI. Знак – смысл – значение

Глава VII. Понимание

Глава VIII. Творчество



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Глава III.
Феномен знания


Термин «знание» традиционно употребляется в следующих трех смыслах. Первый имеют в виду, когда говорят о некой предрасположенности, способности, умении, навыке, которые базируются на осведомленности, как что-либо сделать, осуществить. Второй смысл подразумевают в случае идентификации знания с вообще любой познавательно значимой (в частности − адекватной) информацией. Третий смысл соответствует специальному толкованию знания как особой познавательной единицы (гносеологического таксона). Этот смысл предполагает квалификацию знания как ненаучного − практически-обыденный, художественный и т. п. опыт; донаучного − протознание − базис грядущей науки; лженаучного − домыслы, предрассудки, камуфлирующие под науку (френология); паранаучного − знание, не удовлетворяющее науке по своему гносеологическому статусу (парапсихология); антинаучного − нарочитое искажение научного взгляда на мир (дезориентирующие хилиазмы, социальные утопии); и, наконец, − научного − специфический тип мировосприятия и мироотношения, реализующий гносеологический регламент науки.


§ 8. Знание – технология действия


Аттестует рецептурно-эмпирическое, утилитарно-инструментальное умение, способность изготавливать, получать материальный предмет с заданными свойствами в опоре на ранее приобретенный опыт. Подобное знание – достояние мастерового, ремесленника, умельца, усвоившего технологию (алгоритм) выделки, производства жизненно важного продукта. Гносеологически речь идет о несистематизированном не обработанном средствами теории навыкании – практическом приобретении специальности (квалификации), закрепляемым упражнением, привычкой. Причастность профессии требует знаний, исходно кристаллизуемых не из рефлексии (теорийной проработки предметной сферы), а из нормативно-инструктивной канвы деятельности «делай, как я», передаваемой носителем искусства (техне) своего дела. Социально-исторически грандиозной сценой генерации знаний-технологий выступал ареал древневостчной культуры.


§ 9. Знание − признание истины


Понятие знания согласно второму смыслу идентичного термина задается основанием познавательного отношения субъекта к истине, формам ее фиксации, удостоверения, признания. Проблематика способа удостоверения истины как характерологической особенности знания возникает в связи с различением концептов «истинность в себе» и «знание». «Истинность в себе» суть положение, высказывающее нечто так, как оно есть, безотносительно к субъективному мышлению, восприятию, переживанию; идет от сущего, обусловливающего ее вневременность, независимость от любого индивидуального акта сознания и его содержания; соотносится с предметной присущностью, дистанцируясь не только от уникального, но и от универсального субъекта, от истории науки − лишь бы утверждаемое истиной действительно принадлежало тому, что в ней утверждается.


Сопряженная с сущим истинность в себе предопределяет незатрагиваемую случайными, темпоральными, психологическими условиями познания свою содержательную ценность: многообразию частных познавательных актов выражения одного и того же содержания соответствует единая истина в качестве самотождественного содержания (Риккерт, Кассирер, Гуссерль). В последнем состоит момент трансцендентности передающих истину в себе суждений. Поскольку если подобные суждения не были трансцендентными, если бы они не обладали никаким значением, выходящим за пределы данного в них, если бы вся их ценность совпадала с тем, что они представляют собой в качестве психических процессов, истина тогда прямо творилась бы в актах суждения (Фрейтаг, Фолькельт). То, что отличает познавательную значимость истины (плоскость quaestio juris) в процессах нашего ее сознавания (плоскость quaestio facti), всецело зависит от в себе истинности − вне обстоятельств причастности к ней конкретных мыслящих интеллигенций (излюбленный мотив вышеупомянутых антипсихологистов).


Знание же как сознаваемая истина заключает специфическое познавательное отношение субъекта к истине, обусловленное формами ее удостоверения и признания. Будучи процессом лишения противостоящего субъекту объекта его чуждости, познание трансформирует объективное в субъективные образы, системы понятий. Если «истина в себе» фиксирует объективное обстояние дел «с позиции вечности», без становления ее в культуре, постижения человеком, то «знание» как способ задания истины для субъекта, характеризует меру отчетливости для субъекта ценности того или другого когнитивного содержания. Знание, следовательно, есть не просто констатация истины, а право субъекта на истину (истина для нас) с позиций наличия для этого доводов, оснований.


В зависимости от определенности последних варьируется модальность (от гипотетической до аподиктической) суждений, изменяется (нарастает, убывает) наша уверенность в обладании истиной.


Субъективное признание истины как аксиологический акт − феномен комплексный, складывается, протекает на фоне наличия объективных и субъективных причин.


Объективное основание признания чего-то истинным конституируется объект-интенцией (О-интенция) суждений, в которых столько истинного, сколько отвечает природе познаваемых вещей (несет истину в себе). Объективно-достаточное основание признания истины оформляется в экспертизе − фронтальном концептуальном и практическом опробовании знания (логическая, эмпирическая проверка, оправдание, испытание, проработка). Удостоверенная О-интенция суждений поэтому детерминирует их интерсубъективность, общезначимость − для каждого гносеологически стандартного, среднетипического, среднестатистического познавателя возникающее в качестве интегрального эффекта испытаний (в случае верификации) основание признания чего-то истинным обладает и достаточностью, и универсальностью. В противном случае разрушаются каноны познавательных отношений, появляются симптомы гносеологических девиаций.


Субъективная значимость суждений, или признание истинности по субъективному основанию, имеет три ступени: мнение, вера, знание.


МНЕНИЕ. Мнение есть сознательное признание чего-то истинным по недостаточным субъективным и объективным основаниям. Характеризуя чувственное отношение субъекта к истине, связанное с когнитивной неуверенностью, мнение сопряжено с гносеологически гомологичным ему сомнением, возникающим в ситуации нехватки или отсутствия субъективного опыта, сковывающего простор квалифицирующего суждения: является ли некое положение дел истинным. Мнение означает отсутствие у субъекта принципиального, последовательного взгляда, на некоторый предмет, одновременную наличность разноречивых сомнений, существование которых − за неимением ясных оснований (аргументов) − не позволяет однозначно судить о предмете. Проблема отсева альтернатив в границах мнения сродни метаниям буриданова осла: отсутствие системы коррелятов предпочтения либо торпедирует выбор, либо реализует его как полуинстинктивное, бездоказательно-безотчетное, спорадически произвольное действие. Чем руководствуется, почему поступает именно так в рамках мнения субъект, не знает и он сам: любая случайность, любая деталь могут сыграть роль соломинки.


Гносеологически изоморфна мнению догадка, не представляющая сознательного признания за истину заключенного в ней содержания. Скажем, решая проблему становления научного атомизма, следует разводить высказывания современного естествознания и греческой философии. Атомизм Больцмана, Смолуховского, Резерфорда − нечто иное, нежели атомизм Левкиппа и Демокрита. Игнорировать это различие означает нарушать чувство истории, смешивать знание и гносеологически альтернативную ему догадку. Догадка включает неявную, неудостоверенную, случайно фиксированную истину, достоверность in nuce. Последнее подчеркивает: «знать» и «знание» не совпадают с «быть истинным», «обладать истиной», они означают «признавать истиной», имея на то соответствующие дискурсивные основания.


ВЕРА. Вера есть сознательное признание чего-то истинным, достаточное с субъективной, но недостаточное с объективной стороны. Как и в случае мнения, здесь мы имеем дело с изумительным и непонятным инстинктом, актом «скорее чувствующей, чем мыслящей части нашей природы» (Юм). Отличие одного от другого заключается в том, что субъект-интенция (С-интенция) признания истины опирается на ощущение согласованности (а не несогласованности, как в условиях «мнения») суждений с прежним субъективным опытом, всем миросозерцанием, ощущение, которое в противоположность мнению (сомнению) поставляет момент убежденности, несомненности, истинности чего-либо для субъекта.


С гносеологической точки зрения вера есть скрытый параметр, вводимый в субъективно значимую ситуацию для стабилизации поведения, упразднения неоднозначности, выбора вполне определенной жизненной линии. Объект и принцип веры недостаточен и незначим для всех; он достаточен и значим для меня. Веруя, я апеллирую к свободной высшей воле, надеясь на ее вмешательство в мою собственную судьбу, − тем самым я упрочиваю порождаемые мной цепи причинения.


Под гносеологический типаж «веры» подпадает «идеология», также выступающая формой удостоверения и признания истины по недостаточным объективным (сообщающим универсальность) и достаточным субъективным (идущим от особого характера субъекта) основаниям. В традиционной лексике понятие «идеология» употребляется для обозначения свода взглядов на реальность, способы ее освоения, трансформации с позиций целей, ценностей, идеалов, принятых различными субъектами социокультурной жизни, начиная с индивида, группы, класса, общества, сообщества и кончая человечеством в целом. Фиксирующая, отражающая и выражающая многоразличные субъективные интересы «идеология» (во всяком случае до сего дня) аттестует виды партикулярного, кружкового, т. е. всегда частичного сознания. От прочих модификаций последнего и в особенности образований массового, повседневного сознания идеологию отличает устойчивость: модели субъективных ориентаций, самоутверждений, действий и последействий в социуме достигают здесь степень прочности предрассудка, что является следствием всесторонней обработки, стереотипизации обыденного сознания, итогом немалых пропагандистских усилий.


Отсутствие достаточных объективных (опирающихся на доказательство, обоснование, экспертизу, проверку) и наличие достаточных субъективных (персональных ожиданий, прозрений, антиципаций) оснований для признания чего-то истинным делают идеологию разновидностью тенденциозного, нарочитого, умышленного, «себе на уме», нагруженного сознания. Такому сознанию присущи:


− спекулятивность − своеобразный примат идей, воспаряющих над реальностью и производных от нее интересов. Продуктам, фрагментам, компонентам сознания, идеям в пределах идеологии уготавливается автономная, конституирующая функция с полным игнорированием земных источников, условий их (идей) возникновения. Идеи превращаются в руководящий, направляющий, определяющий относительно действительности параметр;


− иллюзорность − отсутствие рефлексии и понимания реальных источников идей на фоне демонстрации предметов такими, какими они идеологам кажутся, означает абсурдизацию действительности, изображаемой в превращенном, перевернутом виде, точно в камере обскура. По этой причине идеологический процесс есть творение человеческой головы, в корне своем мистификаторский, ложный;


− догматичность − идеологическое сознание − фокусированное; отправляющемуся от исходных (незыблемых, априорных) принципов идеологу главное − остаться им (принципам) верным, проявить преданность, неотступничество. Идеологу хватает стоицизма не менять своих мнений даже о вещах, которые его огорчают. И в этом смысле вопреки Марку Аврелию идеолог в полной безопасности от них. Идеолог невозмутим и неколебим. Душа его безмятежна, вращается в модальности de dicto, предопределяющей: а) подмену позитивных исканий методологией. Идеолог представлен в позиции перстуказующего: не проводя исследований, он поучает, как надлежит проводить их; б) превращение теории в разновидность прожектерского сознания. Прожектерство − модификация сектанства. Отгороженное от жизни плотно закрытыми дверьми безоглядного доктринерства, подобно сектанству, оно занято выработкой ответов на никем не поставленные и не заданные вопросы; в) отсутствие радикальности, под которой разумеется способность понимать вещь в ее корне. Мысль идеолога скользит точно по маслу, ибо ищет он не там, где требуется искать, а где светлее. Он не анализирует, а спрягает, согласует, связывает, увязывает, дефилируя по поверхности и останавливаясь у первой неоднозначной версты, дабы самоисчерпаться, утратить интенцию на постижение глубинных смыслов происходящих событий. Он говорит о чем угодно много и преимущественно хорошо, однако далек от сопоставления причин со следствиями, прослеживания сущностных связей наглядно данных частей с природой целого;


− апологетичность − будучи субъективно ориентированным типом духовного производства, ввиду локальности, идеология мало-помалу утрачивает способность реалистичного рассмотрения, − чем дальше, тем больше отходит от фактической природы вещей, превращается в искаженное отображение, иллюзию. Неспособная к изменению, прогрессивной самокоррекции согласно требованию жизненных реалий идеология становится безоглядной защитницей принятой (заданной) линии. Нестыковка с действительностью, контрпримеры, явные и скрытые противоречия, неувязки до мозга костей враждебны идеологии, но ею не принимаются: не реальность порождает на свет идеологию, а идеология реальность. Чем капитальней рассогласования, тем тверже, несокрушимей идеология. По самой сути своей она противостоит критицизму и в данном отношении сближается с мифом, процесс идеологического творчества становится процессом производства идеологем, смыкается с мифотворчеством;


− авторитарность − обслуживая частные субъективные интересы, идеология приписывает им всеобщность, выдавая за универсальные. Именно по этой причине идеология не терпит диссидентства, инакомыслия. Беспрекословное, слепое подчинение бытия − данному виду сознания, практики − данному множеству идей, реальности − данной совокупности принципов, − подлинное и окончательное кредо идеологии. Идеология вездесуща, воинствующа, всепроникающа, действует по закону железной трубы, имеющей два конца и не оставляющей выбора: либо с нами, либо против нас;


− репрессивность − подведение явлений под искусственные доктринальные схемы не может не сопровождаться профилактической опричной работой: ведь если ложь − принцип, то насилие − метод. Проявляя экспансивную сущность и адресуя установки массам, идеология подталкивает их к соответствующим перекройкам (перестройкам) действительности, связанным с насильственным принятием экзистенциальных, поведенческих, мыслительных стандартов, правил общежития, способов жизни. Несогласные как слой искореняются. В практической амбициозности, предвзятости, силовой нетерпимости скорее запустить доктрину в реальность, исходя из логики борьбы и условий, а не требований объективного обстояния дел заключается глубинная агрессивность идеологии, берущей на вооружение наиболее прямолинейный и одновременно тривиальный метод развязок каких бы то ни было проблем − метод Александра Македонского.


Как видно, идеология, представляя сорт превращенного отображения действительности с превалированием С-интенций, оказывается продуктом политипических симбиозов догматизма и начетничества, лицемерия и утопии, застойности мысли и узости интеллекта, рассогласованности слова и дела, тенденциозности и агрессивности и т. д. Индуцируемые идеологией дереализация и дезориентация духовности, разумеется, опасны, однако не в них одних дело. Гораздо опаснее то, что, овладевая массами, идеология реализует себя как мощная материальная сила, − сила, отличающаяся воинственностью и слепотой. Идеология, следовательно, используя оборот Ортеги, не просто объявляет шах истине, не просто деформирует познание и практику. Идеология, в точном смысле слова, обладает натуральной убойной силой, − на деле она разбивает жизни и судьбы общества и опекаемых им людей.


ЗНАНИЕ. Знание есть объективно и субъективно достаточное признание истинности суждения. Познание вообще охватывает всю сферу суждения − предикативного и допредикативного, все виды мысли, приобретающей любую форму (от вербальной до визуальной, изобразительной, музыкальной); в нем находят материализацию различные варианты удостоверения содержания, акты веры в разнообразных модальностях. Познание, следовательно, − производительный процесс, результатом которого выступает многообразие знания. О последнем − речь ниже. Здесь же, расценивая знание как форму сознательного признания истины, уместно подчеркнуть следующее.


Схоластическая философия толковала познание через призму модели двух заведенных часов: имеется начало principium essendi и начало principium cognoscendi, по которым все, долженствующее быть, существует, а все существующее − познается. Против этой наивно-реалистической модели восстает весь наш познавательный опыт. Действительно, в мире масса до конца или вовсе не познанных вещей, добротного знания о которых не имеется.


Знание − не божий дар, а результат демонстрации. Будучи средоточием О- и С-интенций, воплощенных в суждении, знание кристаллизуется и по азимуту от сущего, и по азимуту от субъективного отношения к истине. О-интенция поставляет материю знания, С-интенция задает порядок восприятия мира, поставляет право наделять информацию объективной значимостью. В результате возникает универсально согласованное понимание действительности, базирующееся на дискурсии; мысль и объект утрачивают самобытность, переходя в среду, где мир как взаимосогласованное целое существует для нас (Бозанкет) − в виде достоверной рациональной реконструкции. Мир знания поэтому есть мир в логической форме, о нелогическом мире мы лишены возможности знать (Пэко, Витгенштейн).


Сфера знания – необозрима, необъятна. Но есть в нем нечто, позволяющее различать общую основу ее составляющих. Это нечто – специфический гносеологический этос (совокупность ценностей, правил, предписаний, стандартов, канонов, императивов), задающий и регулирующий сам ход освоения предметности, генерации результатов, отстаивания убеждений, отношений к коллегам и наследию. Здесь спрессована своеобразная «порождающая грамматика» тех конкретных, крайне различных, переменчивых идей, концепций, теорий, действий, которые в богатстве своем образуют динамический массив реальной науки.


Гносеологический регламент знания (разумеется, в идеале) – свод жестких, точно формулируемых требований к формам получения, удостоверения и признания истин. В отличие от прочих видов интеллектуальных занятий в деле разыскания истины представитель знания руководствуется началом достаточного основания. Согласно последнему ни одно допускаемое в «знание» положение (в идеале) не может считаться истинным и справедливым без явного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе. В более развернутой редакции закон достаточного основания предъявляет ко всякому входящему в «знание» утверждению три требования: 1) во всяком утверждении субъект должен заключать достаточное основание предиката; 2) утверждения должны быть достаточно обоснованы в опыте и законах мышления; 3) утверждения должны быть необходимо обоснованы с помощью других утверждений (выведены из родовых утверждений) (Липпс). Закон достаточного основания намечает водораздел «знания» и «незнания»: в «знание» допускаются лишь всесторонне апробированные, выверенные, подвергшиеся экспертизе единицы познания. Составляющие «незнания» не являются необходимо обоснованными; обоснованность же фрагментов «знания» такова, что характеризуется необходимостью (аподиктичностью). Аподиктичность знания, означающая его принудительность для всякого субъекта познания, конституируется внутренним строем знания, его логической организованностью, понимаемой как архитектоническая упорядоченность знания.


Группа разобщенных идей не образует знания; для этого требуется много больше, а именно: «систематическая связь в теоретическом смысле», под которой разумеется обоснование знания и надлежащий порядок в ходе обоснования (Гуссерль). Категории «систематически связанное», «логически обоснованное», «структурно упорядоченное» обозначают композицию знания, построенного по принципу познания «из основания». Этот принцип в итоге и обусловливает тот тип отношения субъекта к истине в условиях знания, какой характеризуется «обязательностью признания».


Факт обязательности признания в форме принудительной реакции «нормально мыслящего» субъекта на комплексы надлежаще обоснованного, логически эксплицитного, аподиктичного знания давно зафиксирован в гносеологии. Чувство, с каким мы воспринимаем суждение знания, является в точном смысле имперсональным, надличностным: комбинируя суждения, рассуждая, мы чувствуем себя связанными ощущением очевидности, которое реализуется как транссубъективное, надиндивидуальное повеление, которое обязывает согласовывать с собой наши квалифицирующие и поисковые акты. Поэтому отсутствие аподиктичности в рассуждении выступает показателем выхода за пределы знания (последовательной дискурсии), где проявляется состояние субъективной неуверенности: исходя из каких оснований, как рассуждать, реализовывать способность суждения.


Обобщая отметим, что устанавливаемые по закону достаточного основания условия «знания» – сугубо дискурсивно удостоверяемые. Не случайно, вообще говоря, уже Платон, выявляя гносеологическую специфику знания в отличие от субъективной убежденности типа мнения, объявлял условия первого рациональными, а условия второго – чувственными. Так, пожалуй, впервые возникло понимание различия ощущаемой (незнание) – «идеационной» (знание) истины.


Сфера незнания может включать истину, но эта истина остается «в себе», не являясь должным образом удостоверенной. Специфической чертой ненауки является ее соответствие нерефлективной стадии интеллекта, необремененного контролем, анализом своих собственных ресурсов (процедуры образования и преобразования знания) и стремящегося вывести истину из чувственной реальности (Гегель). Сфера знания же содержит концептуально одействованную, рационально обработанную истину. Значит, знание следует связывать со способом приобщения субъекта к истине, именно: приобщение согласно кодексу рациональности (баланс О- и С-интенций), принятому в такой форме познавательной деятельности, как знание.


Завершая рассмотрение проблематики знания как признания истины по достаточным объективным и субъективным основаниям, обратим внимание на еще одну допускаемую комбинаторикой возможность: признание истины по объективно достаточным, но субъективно недостаточным основаниям. С гносеологической точки зрения данный случай − вырожденный. Истории познания известны феномены: Эрмит, Марков не признавали геометрию, в эпоху триумфа полевых представлений Яноши отстаивал эфирные и т. д. Все эти связанные с взаимодействием научных школ, перипетиями жизни самоутверждающихся индивидов многоразличные фобии, предрассудки, навязчивые штампы представляют предмет занятий психологии, социологии, истории, но не гносеологии. Рефлексию «особости» субъекта проводят хронисты, биографисты, летописцы, а не гносеологи. Последние имеют дело с суждениями не восприятия, а стандартного опыта. Если в актах познания не дифференцируется доказанное очевидное и слепое предубеждение, если отрицается преимущество обоснования перед некритической установкой, то разрушается возможность теории как теории вообще, утрачивается возможность теории познания.


Сказанное справедливо, однако не в полной мере. Вихри познания более глубоки и витиеваты, понимание чего не позволяет удовлетвориться предоставленными ориентирами. С целью демонстрации мысли углубимся в только что выписанную картину.


Мнение есть сознательное признание истины по недостаточным субъективным (S) и объективным (О) основаниям; вера есть сознательное признание истины по достаточным субъективным и недостаточным объективным основаниям; знание есть сознательное признание истины по достаточным субъективным и объективным основаниям. Или в более компактной символической записи:


Мнение •


Вера S •


Знание S • O


Комбинации S- и O-оснований, наглядно градуируя плоды когнитивных усилий, демонстрируют степень воплощенности «доказательной достоверности» в «суждениях вкуса», позволяют вводить качественные, модальные оценки мыследеятельностных продуктов «выхода».


Мнение (гносеологический типаж • ) суть чувственная (эстематичная) форма выражения истины, атрофирующая все и всякие признаки обоснованности. Сфера мнения бездоказательна, декларативна, гносеологически необязательна, мотивирована смутным, дискурсивно не невосстановимым предчувствием. По этой причине о мнениях не спорят; их уважают – не уважают; воспринимают – не воспринимают, но никогда не расценивают как регламентированные способы законных рассуждений о субстанциальном.


Гносеологически жалкие, ущербные, вслепую пущенные стрелы мнения социологически обретают несвойственную им силу гражданского оружия через феномен навязывания – вовлечения в орбиту предвзятостей посредством пропаганды (технологии brain-washing). Дразня честолюбием, потребностью в самоутверждении пред ликом «сильных» («популярных») мира сего, мнение рекрутирует новообращаемых в стаю. Шиболет стаи (толпы) – отсутствие динамического упорства индивида, а значит, податливость, нерефлективность, импульсивность, консервативность. У Толлера на вопрос «кто вы?» толпа отвечает «масса безымянна». Наше «просвещенное» время Московичи называет «веком толп». Как люди сбиваются в антиинтеллектуальное «коллективное вещество», проще говоря, – в стаю? Как возникают ведущие и ведомые в человеческих группировках? Бехтерев для объяснения «восстания масс» вводил фигуру «социальная эпидемия». Гносеологически последняя тематизируется идеями «некритичность», «неаналитичность», – следовательно, «суггерендность». Если брать половое основание, под силовое поле суггерендности подпадают прежде всего женщины (носители «аффективного» сознания). Если брать образовательное основание, то в качестве наиболее суггерендных проявляют себя неофиты – необразованные слои. Если брать социальное основание, придется указывать на деклассированные (граждански несамодостаточные) страты – бомжей, маргиналов, лимитчиков, мигрантов. При неблаговидном ухищрении раскачать общественный контур точечно влияют именно на эти группы населения. Соответственно ментальный рычаг противостоять предубежденности мнений (и обслуживающей их пропаганды) – наращивание критичности, аналитичности, автономности мысли, действия, побуждения.


Вера (гносеологический типаж S • ) подобно мнению суть чувственная (эстематичная) форма выражения истины, атрофирующая общезначимые доказательства. Сфера веры (идеологии, апологии – апофеозиса), передавая демонстрационную закупорку души в смысле универсальном, обнажает уповательную ее (души) сторону в смысле партикулярном. Шлейфы от «особого характера» субъекта, активируя S-основание из прошлого частного опыта, предрасполагают к принятию беспочвенных линий. Так складывается поддержка любых (и не торжественно заявляемых) «пафосных» обстояний. Трепетное отношение, священную преданность в качестве нарочитой склонности души возможно выказывать женщине, партии, безличному процессу – «автоматизация», «механизация», «химизация», всевышнему и т. д. Упор на вере, крепкой лишь субъективными предпосылками признания, идет рука об руку с насилием, – в отсутствие общезначимых техник удостоверения ценностей прибегают к репрессии. При невозможности мысленно показать преимущество неких взглядов обращение в «свою веру» сопровождается принудительным созданием адептов (угнетением, притеснением – опыт широко истолкованного миссионерства).


Знание (гносеологический типаж S • O) суть рациональная, дискурсивная (ноэматическая) форма выражения истины, активирующая все возможные демонстрационные комплексы. Fons et origo знания – каноническая доказательность (венчающаяся логической систематизацией), формирующая универсальное чувство обладания истиной, справедливое как для всех, так и каждого. Невстраиваемое в корпус когитальной аподиктичности «умышленно мыслящее» лицо («себе на уме»), квалифицируясь в терминах ментальной девиантности, из рассмотрений устраняется. Последнее культивирует почву трансцендентализма, оперирующего усредненным, типичным мыследеятелем, стандартно, «нормально», т. е. автоматично реагирующим на надлежаще обоснованную, удостоверенную истину.


Справедливо, но до известных пределов. Представление о нестандартно мыслящей мысли, инаково заявляющем себя, интригующем сознании как неприемлемом преступлении нейтрализуется логически оправданным допущением следующей объемной позиции в систематике познавательных способностей. Простая комбинаторика наводит на вариацию, закрепляемую записью


• O


Это – специфическая когнитивная стадия, концентрирующая то, для чего адекватных слов-понятий не выработано. Квалифицируем ее как крайне важную таксономическую единицу, релевантную первооткрывательству. Возникает субъект (единичная интеллигенция), с позиций особого взгляда которого универсальная общезначимая система знания (опирающаяся на демонстративность О) неполноценна.


Традиционная гносеология данный случай обходит, проводя его по статье «девиация». Между тем направляемая требованием полноты, всесторонности рассмотрения мысль обязана включить его в свою компетенцию. Включить под видом «не перверсии», а добропорядочного звена, заслуживающего позитивной концептуализации. Намечая некий опыт последней, истолкуем означенный когнитивный ярус в терминах естественной поисковой морфогенетики, институционально размещаемой в нише первопроходчества, пионерства, интеллектуального лидерства, идейного экспансионизма, складывания эвристики в науке актуальных исканий.


Итак, предмет анализа – борьба субъекта с комплексами общезначимого, но с его позиций необоснованного знания.


Погружаясь в проблемную сферу, уточним самозаконность предлагаемой постановки. Классическая гносеология как капитальная доктрина познавательного процесса, концептуализирующая феномен нацеленного на конденсацию истины знания, организуется как весьма отрешенная теория, спрягающая argumentum ad rem. С этих позиций – подобно тому, как ради жизни утрачивают смысл жизни, ради знания утрачивают смысл знания. Назначение знания – искать, выявлять, фиксировать объективное обстояние дел. Теория знания же тематизирует знание не как охваченное духом исканий «сочинительство» – живую, амбициозную выработку истины (ad cogitantum et agentum homo natus est), а как сданное в архив (ad acta) сочинение – выдохшуюся, уставшую от самой себя выработанную истину, ожидающую officium supremum.




Теория познания. Гносеология. Учебник

Соответствуя новой программе, учебник представляет систематический проблемный курс для продвинутой университетской аудитории. С опорой на фундаментальные достижения науки и практики автор излагает основные проблемы теории познания.

419
 Ильин В.В. Теория познания. Гносеология. Учебник

Ильин В.В. Теория познания. Гносеология. Учебник

Ильин В.В. Теория познания. Гносеология. Учебник

Соответствуя новой программе, учебник представляет систематический проблемный курс для продвинутой университетской аудитории. С опорой на фундаментальные достижения науки и практики автор излагает основные проблемы теории познания.

Внимание! Авторские права на книгу "Теория познания. Гносеология. Учебник" ( Ильин В.В. ) охраняются законодательством!