|
|
ОглавлениеРоссия в глобальном мире и задачи интеллигенции Раздел I. Ретроспектива. Российская интеллигенция прошлое и настоящее Ф.М. Достоевский об интеллигенции, идеале народа и человека Вклад художественной интеллигенции в победу советского народа в Великой Отечественной войне Критика интеллигентского сознания в истории отечественной мысли Земство и его роль в либерализации российского государства Раздел II. Рефлексия. Интеллигенция: реальность или фантом? Феномен интеллигенции: социально–эпистемологический подход Философская рефлексия как методология самоопределения в социальном пространстве Морализм и демонофания русской интеллигенции Интеллигентность как необходимое качество сотрудника силовых органов России Офицерский состав как социально–типический представитель военной интеллигенции Раздел III. Перспектива. Россия в XXI веке и будущее российской интеллигенции Интеллигенция как носитель духовно–нравственных норм Интеллигенция и патриотизм в фокусе глобализации Раздел IV. Взгляд извне. Интеллектуальный синкретизм от Гурджиева до Баттиато и Сгаламбро Об интеллигенции, о вечном и настоящем Роль русской интеллигенции в становлении современной науки в Узбекистане Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуНижников С. А., Критика интеллигентского сознания в истории отечественной мысли…нет сейчас вопроса более жгучего, Прошло уже более ста лет после выхода в свет знаменитого сборника Вехи, в котором отечественные мыслители, представители русской интеллигенции провели небывалый, откровенный и до сих пор для многих болезненный самоанализ. Высказанные ими идеи были не новы, – об этом писал уже и Карамзин, и Достоевский, и Ключевский и многие другие. А после них еще – С. Булгаков, И. Ильин, Г. Федотов и др. Перу последнего принадлежит замечательная статья, в которой определяется как историческое развитие, так и само понятие радикальной интеллигенции: «русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей»; и еще резче: «орден», «религиозная секта», в которую не вмещаются Толстой и Достоевский. Авторы Вех надеялись, что только инициировали самоанализ, что он развернется дальше, шире и глубже, а после очищения начнется конструктивная созидательная творческая работа. Но не тут-то было, – слишком они были в этом смысле самонадеянны и слишком высокого мнения об интеллектуальном слое в России, несмотря на всю свою критику. Надеялись, что кто-то еще может образумиться, что-то еще можно спасти… Но то, что все завершилось наихудшим образом, – в этом нет их вины. По Шпенглеру, при вырождении культуры в цивилизацию «в невероятных количествах растет голая интеллигентность – это единственное цветение, этот сорняк на городских булыжниках. Это уже не скупая, глубокая мудрость старых крестьянских родов, которая оставалась истинной, пока эти роды жили; но это пустой дух дня, газет, литературы, собраний народа; дух без крови, который критически разъедает все, что еще осталось истинного, то есть живые остатки выросшей культуры. Ибо культура является растением». Это происходит, по Шпенглеру, когда «место сословий должны занять несовместимые с ними деньги и интеллигентность, контора и кафедра, счетовод и писарь, – без манер, без обязанностей, без дистанции». В России перед Вехами, подвергшими критике сознание данной «интеллигенции», были Бесы Достоевского и сборник Проблемы идеализма (1902). После Вех последовали сборники Из глубины (1918) и Из-под глыб (1974). Казалось бы, самоанализ проведен на глубочайшем уровне, состоялась откровенная психотерапия для образованного слоя России, осталось только читать, осмыслять и делать выводы. Более того, история на деле подтвердила истинность прогнозов Вех и Достоевского, а Солженицын описал, как это реально происходило в Красном колесе и Архипелаге ГУЛАГ. По нам уже прошлось и «желтое колесо» девяностых. Однако самое поразительное, что наблюдается неприятие авторов Вех за их откровенность и нелицеприятность. «Что же ответила на эти вещие призывы русская интеллигенция? – задает риторический вопрос П. И. Новгородцев, и сам же отвечает: «К сожалению, приходится засвидетельствовать, что ее ответом было единодушное осуждение того круга мыслей, которые принесли “Вехи”». Так было, и так есть сейчас. В сборнике Из глубины Новгородцев поясняет и причины этого явления: «единодушным хором порицания были встречены “Вехи” в русском обществе. Это объясняется тем, что сотрудники “Вех” несли с собой начала, резко разрывающие с социалистическими, анархическими и народническими верованиями русской интеллигенции». В. В. Розанов добавляет об интеллигенции: «над черствой бесчувственностью ее и черным бесстыдством ее можно было бы поставить крест, но появились “Вехи” <…> вдруг подняли интеллигенцию из той ямы и того рубища, в которых она задыхалась, в высокую лазурь неба. <…> Нравственный позор революции и интеллигенции заключался в ее хвастовстве, в ее бахвальстве, в ее самоупоении. Это было какое-то самоупоение, которого не проткнешь. Все “мертвые души” Гоголя вдруг выскочили в интеллигенцию, и началось такое шествие, от которого только оставалось запахнуть дверь». Вехи были написаны с болью «за прошлое и в жгучей тревоге за будущее родной страны», этим обусловлена как популярность сборника, так и его неприятие. Розанов отмечает, что «Успех “Вех” произошел отчасти от того, что никакая брань на книгу не могла переубедить общество в том, что здесь подали голоса свои самые чуткие, самые впечатлительные люди страны; и что после революции и войны это впервые послышался новый, свежий голос…» Солженицын в статье Образованщина уже в 1974 году пишет следующее: «Роковые особенности русского предреволюционного образованного слоя были основательно рассмотрены в «Вехах» и возмущенно отвергнуты всею интеллигенцией, всеми партийными направлениями от кадетов до большевиков. Пророческая глубина «Вех» не нашла (и авторы знали, что не найдут) сочувствия читающей России, не повлияла на развитие русской ситуации, не предупредила гибельных событий». П. П. Гайденко отмечает, что «к несчастью, книга «Вехи» оказалась пророческой. Самые худшие опасения ее авторов сбылись. И интеллигенция, и весь народ заплатили дорогой ценой за утопически-максималистскую программу и разрушительные идеи…» («Вехи»: Неуслышанное предостережение»). Но и сейчас российская интеллигенция все еще расколота, как и общество, гражданская война в душах еще не закончилась. Как и предполагал Солженицын, «промежуток между Февралем и Октябрем 1917 года Россия будет изживать более ста лет. И может быть, не только Россия: “Вехи” и сегодня кажутся нам как бы присланными из будущего». Выявленные и подвергнутые критике в Вехах черты, по мнению П. Ткаченко, являлись «вовсе не досадной издержкой деятельности радикальной интеллигенции, не каким-то побочным явлением, а ее сутью, прямым следствием ее идей и убеждений», «отклонением от природы человеческой», в связи с чем автор не верит в возможность ее преображения. Не будем в данном случае касаться власти как таковой, она бывает разной. Более важен в данном случае вопрос об отношении интеллигенции к власти, народу, обществу, государству. И здесь мы сталкиваемся с болезнью, которой уже около двух столетий. Речь идет о диагнозе, поставленном нашими великими мыслителями, философами и писателями, юристами и социологами с мировыми именами. Наблюдается совершенно противоположное, и в этом Россия – уникальная страна: жить в России и любить Россию – непопулярно и небезопасно. Разрушать ее – поощрительно, прогрессивно, «демократично» и «либерально», модно и даже денежно. Слово «патриотизм» фактически изгнано из лексикона либеральствующих интеллектуалов. Необходим был Солженицын, вернувшийся в подвергнувшуюся новому игу уже «желтого колеса» страну, чтобы вновь прозвучало это слово. Внимание! Авторские права на книгу "Прошлое и будущее российской интеллигенции. Сборник научных трудов" (Под ред. Чумакова А.Н.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
