|
|
ОглавлениеI. Восточные славяне. Образование Древнерусского государства II. Государство Русь (IX в. — Начало ХII в.) IV. Борьба русских земель и княжеств с монгольским завоеванием и крестоносцами в XIII в. VI. Россия в XVI в. Иван Грозный VII. Россия на рубеже ХVI—ХVII вв. Смутное время VIII. Россия в ХVII столетии. Бунташный век IX. Россия в конце ХVII в. — первой четверти ХVIII в. Петровские преобразования X. Дворянская империя во второй четверти — середине ХVIII в. Дворцовые перевороты XI. Россия во второй половине ХVIII в. Просвещенный абсолютизм Екатерины Великой ХII. Внутренняя политика в России в первой половине XIX в. ХIII. Общественное движение в России в первой половине XIX в. XIV. Внешняя политика России в первой половине XIX в. XV. Внутренняя политика в России во второй половине XIX в. XVI. Идейная борьба и общественное движение в России во второй половине XIX в ХVII. Внешняя политика России во второй половине XIX в. ХVIII. Политическое положение в России в начале XX в. XIX. Внешняя политика России в начале XX в. XXI. Советская Россия в конце 1917—1920 гг. ХХII. Становление и развитие советского общества в 20—30-е годы ХХIII. Великая Отечественная война 1941—1945 гг. XXIV. Советское государство в послевоенные годы (1945—1952 гг.) XXVI. Перестройка и распад Советского Союза ХХVII. Россия в 90-е гг. XX в. Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуIX. РОССИЯ В КОНЦЕ ХVII в. — ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХVIII в. ПЕТРОВСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ9.1. ДАТСКИЙ ПОСЛАННИК ЮСТ ЮЛЬ О ПЕТРЕ30 ноября 1709 г. Вечером в 4 часа прибыл в Нарву его царское величество при салюте из 177-ми орудий. Я б охотно выехал к нему на встречу верхом, как то предписывал мне мой долг, но коменданты, по высокомерию, этого не разрешили под неосновательным предлогом, будто бы сами они должны доложить обо мне царю, прежде чем я к нему явлюсь. Мне поневоле пришлось подчиниться. По приезде царь тотчас же вышел, чтоб посетить старика Зотова, отца нарвского коменданта. Зотов некогда состоял его дядькою и в шутку прозван им патриархом. Казалось, царь очень его любит. Я послал секретаря миссии на царское подворье попросить означенного Зотова осведомиться у царя, могу ли я ему представиться. На этом комендант велел мне сказать от царского имени, что царь идет сейчас обедать к обер-коменданту и что я также могу туда явиться. Я так и сделал. Лишь только я с подобающим почтением представился царю, он спросил меня, однако, через посредство толмача, о здоровье моего всемилостивейшего короля; я отвечал ему надлежащим выражением благодарности. Далее он осведомился, не служил ли я во флоте, на что я ответил утвердительно. Вслед за этим он тотчас же сел за стол, пригласил меня сесть возле себя и тотчас же начал разговаривать со мною без толмача, так как сам говорил по-голландски настолько отчетливо, что я без труда мог его понимать; со своей стороны и он понимал, что я ему отвечаю. Царь немедля вступил со мной в такой дружеский разговор, что, казалось, он был моим ровнею и знал меня много лет. Сейчас же было выпито здоровье моего всемилостивейшего государя и короля. Царь собственноручно передал мне стакан, чтоб пить эту чашу. При нем не было ни канцлера, ни вице-канцлера, ни какого-либо тайного советника, была только свита из 8 или 10 человек. Он равным образом не вез с собою никаких путевых принадлежностей — на чем есть, в чем пить и на чем спать. Было при нем несколько бояр и князей, которых он держит в качестве шутов. Они орали, кричали, дудели, свистали, пели и курили в той самой комнате, где находился царь. А он беседовал то со мною, то с кем-либо другим, оставляя без внимания их орание и крики, хотя нередко они обращались прямо к нему и кричали ему в уши. Царь очень высок ростом, носит собственные короткие коричневые, вьющиеся волосы и довольно большие усы, прост в одеянии и наружных приемах, но весьма проницателен и умен. За обедом у обер-коменданта царь имел при себе меч, снятый в Полтавской битве с генерал-фельдмаршала Рейншильда. <...> 15 декабря 1709 г. После полудня я отправился на Адмиралтейскую верфь, чтобы присутствовать при поднятии штевней на 50-пушечном корабле, но в тот день был поднят один форштевень, так как стрелы (козлы) оказались слишком слабы для подъема ахтерштевня. Царь, как главный корабельный мастер (должность, за которую он получал жалование), распоряжался всем, участвовал вместе с другими в работах и, где нужно было, рубил топором, коим владел искуснее, нежели все прочие присутствовавшие там плотники. Бывшие на верфи офицеры и другие лица ежеминутно пили и кричали. В боярах, обращенных в шутов, недостатка не было, напротив, их собралось здесь большое множество. Достойно замечания, что, сделав все нужные распоряжения для поднятия форштевня, царь снял перед стоявшим тут генерал-адмиралом шапку, спросил его, начинать ли, и только по получении утвердительного ответа снова надел ее, а затем принялся за свою работу. Такое почтение и послушание царь выказывает не только адмиралу, но и всем старшим по службе лицам, ибо сам он покамест лишь шаутбенахт. Пожалуй, это может показаться смешным, но, по моему мнению, в основании такого образа действий лежит здравое начало: царь собственным примером хочет показать прочим русским, как в служебных делах они должны быть почтительны и послушливы в отношении своего начальника. С верфи царь пошел в гости на вечер к одному из своих корабельных плотников. <...> 11 февраля 1710 г. Уведомившись рано утром, что для сопровождения меня на аудиенцию великий канцлер Головкин прислал ко мне лишь секретаря, я, введу отсутствия в данном случае всякой торжественности, предпочел отправиться на аудиенцию один, почему и велел сказать секретарю, что я еще не готов, что прошу его ехать вперед, а что сам поеду через час. Затем секретарь уехал. Спустя некоторое время отправился и я в Преображенскую слободу, или предместье, где находился царь в своем убогом упомянутом и описанном выше доме. У дверей, лишь только я прибыл, встретил меня секретарь и повел на так называемый Головкинский двор, находящийся шагах во ста от царского домика. Когда граф Головкин прислал мне сказать, что пора на аудиенцию, я поехал на царское подворье в экипаже, а секретарь предшествовал мне пешком. Как я вошел в комнату, смежную с царскою, граф Головкин вышел ко мне туда, встретил меня и ввел к царю. Не будучи еще готов, царь стоял полуодетый, в ночном колпаке; ибо о церемониях он не заботится и не придает им никакого значения или по меньшей мере делает вид, что не обращает на них внимания. Вообще в числе его придворных нет ни маршала, ни церемониймейстера, ни камер-юнкеров, и аудиенция моя скорее походила на простое посещение, нежели на аудиенцию. Царь сразу, безо всякого обмена предварительных комплиментов, начал говорить о важных предметах и с участием вице-канцлера стал обсуждать государственные дела. При этом, не соблюдая никакого порядка, мы то прохаживались взад и вперед по комнате, то стояли на месте, то садились. Предместье, где находится царский дом, в котором царь дал мне аудиенцию, называется Преображенскою слободой, ибо состоит она из бараков и домов Преображенского полка, главной царской гвардии. Когда полк в Москве, в Преображенской слободе живут его офицеры и солдаты; когда он в походе, там остаются их жены и дети. Среди этих-то бараков, на маленьком холме, стоит деревянный царский домик; вокруг него расставлено небольшое количество металлических пушек. Накануне капитан царского флота норвежец Вессель пригласил меня на свою свадьбу; но в самый день свадьбы царь с утра послал сказать всем званным, в том числе и мне, что произойдет она в доме князя Меншикова, и что мы имеем явиться туда. Жених и невеста, ввиду предстоявших им новых приготовлений по этому случаю, пришли в немалое замешательство. Маршалом на свадьбе был сам царь, а я, по русскому обычаю, посаженым отцом жениха. Царь охотно соглашается бывать маршалом на свадьбах, чтоб не быть вынужденным подолгу сидеть на одном месте: вообще, продолжительное занятие одним и тем же делом повергает его в состояние внутреннего беспокойства. В качестве маршала царь с маршальским жезлом в руке лично явился за женихом и невестою и повел их венчаться. На свадьбе было весело; танцовали все вперемежку, господа и дамы, девки и слуги. Царь, как уже много раз бывало на подобных собраниях, неоднократно являл мне знаки великой и особливой своей милости. Вечером он сам сопровождал молодых домой. По пути, на улицах, пили и весело плясали под звуки музыки. 22 декабря 1710 г. Так как царь в течение некоторого времени против своего обыкновения безвыездно сидел дома, чтобы лечиться, и я вследствие этого долго его не видал, то я стал искать случая повидаться с ним. Стоило это мне немалых хлопот; впрочем, при содействии одного из царских деньщиков, я таки достиг цели и застал царя дома, — неодетым, в кожаном, как у ремесленника, фартуке, сидящим за токарным станком. Царь часто развлекается точением и путешествуя, возит станок за собою. В этом мастерстве он не уступит искуснейшему токарю и даже достиг того, что умеет вытачивать портреты и фигуры. При моем посещении он временами вставал из-за станка, прогуливался взад и вперед по комнате, подшучивал над стоящими кругом лицами и пил с ними, а также порою разговаривал то с тем, то с другим, между прочим, и о самых важных делах, о каковых удобнее всего разговаривать с царем именно при подобных случаях. Когда же царь снова садился за станок, то принимался работать с таким усердием и вниманием, что не слышал, что ему говорят, и не отвечал, а с большим упорством продолжал свое дело, точно работал за деньги и этим трудом снискивал себе пропитание. В таких случаях все стоят кругом него и смотрят, как он работает. Всякий остается у него сколько хочет и уходит, когда кому вздумается, не прощаясь. Записки Юста Юля. М., 1899. С. 91—92, 100—101, 147—149, 269—270. 9.2. "ОБСТОЯТЕЛЬНАЯ РЕЛЯЦИЯ" О ПОЛТАВСКОЙ БИТВЕСего месяца 20 дня перешли мы со всею армеею через (реку) Ворсклу и по сю сторону оной с малую милю от неприятелской армеи стали. Потом же 24-го числа пошли мы далее со всею армеею и стали с четверть мили от неприятеля и, дабы оной на нас нечаянно не напал, учинили около обозу транжамент. Наша же кавалерия на правой руке между лесом поставлена была, и междо оною несколко редут зделано, и людми и пушками осажены, и изволил его царское величество всякое предуготовление чинить к нападению на неприятеля. Однако ж оной, по своей обыкновенной запалчивой отваге, в том нас упредил, и 27-го числа по утру веема рано, почитай при бывшей еще темноте, из дефилеев, в которых он во всю ночь свое все войско в строй поставлено имел, на нашу кавалерию как с конницею, так и с пехотою своею с такою фуриею напал, что, хотя он многократно с великим уроном от нашей кавалерии и от наших редут, к которым приступал, отогнан есть, однако ж наша кавалерия, понеже оную нашею инфантериею толь скоро выручить не могли, последи немного к нашему ретранжементу уступити принужденна; однако ж паки скоро остановились и неприятеля атаковали, и онаго правое крыло весьма збили, и генерала-маеора Шлипембаха, которой тем крылом командовал, в полон взяли. Междо тем послал его царское; величество (Петр I. — Ред.) его светлость генерала князя Меншикова да при нем генерал а-лейтенанта Ренцеля с некоторою частию кавалерии и инфантерии к Полтаве, дабы еще в сукурс неприятелю идущия войска, також и в шанцах оставшагося неприятельского генерала-маеора Роза с неприятельскими войски атаковать и помянутый город от блокады веема освободить. И вышепомянутой его светлость (А. Д. Меншиков. — Ред.) встретил на дороге неприятелской корпус резервы, состоящий в 3000 человеках, которые они поставили позади своего правого крыла при лесе, которых по кратком бою збили и без остатку побили и в полон побрали. А потом его светлость паки к главной армеи возвратился, генералу же лейтенанту Ренцелю веле продолжать марш к Полтаве, по которого прибытии ретировался генерал-маеор Розе с тремя при нем бывшими полками в зделанные перед городом от неприятеля крепости и шанцы; но оной от помянутого генерала-лейтенанта Ренцеля тамо атакован и по кратком учиненном супротивлении принужден со всеми при нем будучими людьми на дискрецию здатца. Междо тем же неприятелская кавалерия от главного войска от нашей кавалерии уступила (отступила) и с своею инфантериею паки случилася (соединилась), и поставили (шведы) всю свою армею в ордер баталии перед фрунтом с четверть мили от нашего обозу. Междо тем же его величество (Петр I. — Ред.) повелел тотчас двум линиям от нашей инфантерии из нашего транжаменту выступить, а третию в оном назади оставил, и тако ту армею в строй поставил, что инфантерия в среди, кавалерия же на обоих крылах поставлена. И с нашей стороны правое крыло кавалерии командовал генерал-лейтенант Баур ... левое же крыло командовал его светлость князь Меншиков, понеже тамо его пребытие потребнейше было. А корпус баталии командовал сам его царское величество <...> и при том господин генерал-фелтьмаршал Шереметев також генералы от инфантерии князь Репнин и Апарт <...> А артиллериею управлял генерал-порутчик от артиллерии Брюс. И всякой в своем назначенном месте управляли со изрядным опыты мужества и воинского искусства своего. И как войско наше таковым образом в ордер баталии у становясь, на неприятеля пошло, и тогда в 9-м часу перед полуднем атака и жестокой огонь с обоих сторон начался, которая атака от наших войск с такою храбростию учинена, что вся неприятелская армея по получасном бою с малым уроном наших войск <...> как кавалерия, так и инфантерия веема опровергнута, так что швецкая инфантерия не единожды потом не остановилась, но без остановки от наших шпагами, багинстами и пиками колота, и даже до обретающегося вблизи лесу, яко скоты, гнаны и биты. <...> И тако, милостию всевышнего, совершенная виктория, которой подобной мало слыхано и видано, с легким трудом против гордого неприятеля чрез его царского величества славное оружие и персоналкой храброй и мудрой привод одержана, ибо его величество в том воистинно свою храбрость, мудрое великодушие и воинское искусство, не опасаясь никакого страха <...> в вышшем градусе показал, и при том шляпа на нем пулею пробита. Под его же светлостию князем Меншиковым, которой також мужество свое при том доволно показал, три лошади ранены. <...> Получено известие от посыпанных для погребания мертвых по баталии, что они на боевом месте и круг оного сочли и погребли швецких мертвых тел 8619 человек, кроме тех которые в погоне по лесам в розных местах побиты. <...> А что от неприятелей при том пушек, штандартов, знамен, також и прочего в добычю получено, о том последует при семь роспись. Письма и бумаги имп. Петра Великого. Т. IX. Вып. 1. М.—Л., 1950. С. 258—276. 9.3. РЕЛЯЦИЯ О СЛУЧИВШЕЙСЯ МОРСКОЙ БАТАЛИИ МЕЖДУ РОССИЙСКОЮ АВАНГАРДНЕЙ И ШВЕДКОЮ ЭСКАДРОЮ (ГАНГУТСКОЕ СРАЖЕНИЕ, 1714 г.)<...> В 27 день (июля 1714 года) по утру господин наш адмирал со всем при нем будущим флотом, с полуночи пошел, и тогож утра приближася к неприятелю и указ дал пробиватца сквозь оного не огребая кругом, что с помощью божиею и учинено. И так безвредно, что тол ко одна скампавея стала на мель, которую неприятель взял, а протчие все как суды, так и люди без вреда прошли, хотя со всего флота (шведского) стреляли по наших над меру жестоко, от которой стрелбы у одного капитана толко ногу отбили. Когда адмирал прошел, тогда репортовал ево капитан камевдор Змаевич, что он блоковал (блокировал. — Ред.) неприятеля. По том, когда господин адмирал в то место прибыл, и учредя флот к бою послал генерала адъютанта Ягушинского к командующему тою шведцкою эсквадрою Эрншелту, чтобы оной отдался. На что оной сказал, что того учинить не может. Тогда, видя их упорство, господин адмирал дал сигнал авангардии нашей оного отаковать, которая отака началась в третьем часу по полудни и продолжалась даже до пятого часа. И хотя неприятель несравненно артиллерию имел пред нашими, однако ж по зело жестоком супротивлении перво галеры одна по другой, а потом и фрегат флаги опустили. Однакож так крепко оборонялись, что ниединое судно без обордирования от наших неотдалось. Шаудбейнахт (Эреншильд), опустя флаг, скочил в шлюпку с своими гранодеры, и хотел уйтить, но от наших пойман, а именно Ингермолацдского полку капитана Бакеева с гранодеры. Сею атакою камандовали господин шаудбейнахт карабелного флоту и генерал господин Вейд. Воистинну нельзя описать мужество наших, как начальных, так и рядовых, а что взято от неприятеля людей, судов и артиллерии, також столко побито и ранено, тому при сем реестр. Ведомости времени Петра Великого. Вып. 2. М., 1906. С. 200—207, 251—254. 9.4. НИШТАДТСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР, 30 АВГУСТА 1721 г.<...> 4. Ее королевское величество Свейское уступает сим за себя и своих потомков и наследников свейского престола и королевства Свейского его царскому величеству и его потомкам и наследникам Российского государства в совершенное неприкословное вечное владение и собственность в сей войне, чрез его царское величество оружия от короны Свейской завоеванные провинции: Лифлявдию, Эстлявдию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена, который ниже сего в артикуле разграничения означен и описан с городами и крепостьми: Ригою, Дюнаминдом, Пернавою, Ревелем, Дерптом, Нарвою, Выборгом, Кексгольмом и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими городами, крепостями, гавенами, местами, дистриктами, берегами с островами: Эзель, Даго и Меном и всеми другими от Курляндской границы по Лифляндским, Эстляндским и Ингерманландским берегам и на стороне оста от Ревеля в фарватере к Выборгу, на стороне зюйда и оста лежащими островами, со всеми на сих островах, как в вышепомянутых провинциях, городах и местах обретающимися жителями и поселениями и генерально со всеми принадлежностьми. <...> Внимание! Авторские права на книгу "Хрестоматия по истории России. Учебное пособие" (Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
