Философия Ильин В.В. Философия. Учебник

Философия. Учебник

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Философия
Издательство: Проспект
Дата размещения: 15.08.2018
ISBN: 9785392281473
Язык:
Объем текста: 547 стр.
Формат:
epub

Оглавление

От автора

I. Метафилософия

II. Философия бытия (онтология)

III. Философия познания (гносеология)

IV. Социальная философия

V. Философия ценностей (аксиология)

VI. Философия истории (историология)

VII. Философия символических форм (симвология)

VIII. Философия человека (антропология)



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



V. Философия ценностей (аксиология)


Аксиология – философская доктрина ценностей (императивы, идеалы, эталоны, регулятивы, принципы, нормы), природы, характера, способов, состава регламентирования смысло-жизненных позиций, ориентации, мотиваций человеческой деятельности.


5.1. Статус аксиологии


Аксиология – объемная философская доктрина ценностей (императивы, идеалы, эталоны, регулятивы, принципы, нормы), анализирующая природу, характер, способы, состав регламентирования смысло-жизненных позиций, ориентаций, мотиваций человеческой деятельности. Хотя соответствующий термин (от греч. αζια – ценность), номинирующий философскую доктрину ценностей, введен П. Лапи лишь в 1902 г. (он заменил им используемый И. Крейбигом термин тимология – от греч. – τιμη цена), принципиальное понимание непреходящего статуса ценностей в философских тематизациях действительности существовало исстари. Именно этим объясняется традиционное толкование философии как «заглавной науки о том, что всего ценнее» (Аристотель). «Всего ценнее» же – достойное утверждение в миру, влекущее достойное существование. В опоре на что? На непреходящие значимости, подчиняющие усилия понятиям совершенного.


Человек не только и не столько существо разумное; он – существо ценностное, идеалологичное. Разумность – капитальная, но не исчерпывающая, не самодовлеющая характеристика. Разум сам по себе нейтрален, техничен относительно экзистенциальной тематики. По идентичной разумной схеме можно строить ядерный котел и бомбу, демократию и деспотию. В «минуты роковые» разум пасует, требуя оснастки, острастки, окормления (вне которого он, говоря языком Беме, «творит одни собственные дела и им учит, и управляет наружным миром по себе, без Духа и Воли Божьей…»). Дух, Воля Божья, – отыскивая светский эквивалент метафоре, – сообщаются кристаллизуемыми в опыте вершения жизни, пролонгации истории генеральными ценностными началами, ориентирующими не только на «достижительно-эффективное», но и на «гуманитарно-желательное».


Так складывается антиципирующий пояс, позволяющий избегать провалов в «ситуацию ноль», скачков в «душащую тьму обезумевшего мира» (Горький).


Какова роль «великих далей» в человекоутверждении, выяснится позже, в этом месте же подчеркнем сугубую важность аксиологии как свода специальных знаний о гуманитарно выверенном освоении действительности.


Аксиология – нормативная, рефлективная дисциплина. В отличие от иных наук, изучающих способы конкретного нормирования поведения (юриспруденция, история, педагогика), она концентрируется на вопросах фундаментального свойства: стихия человеческого общения и принципы его регуляризации, регламентации, регуляции – составляют нерв аксиологического рассмотрения.


Предмет аксиологии – деонтологическая среда и механизмы ее обязывающего влияния, действенные отображения сферы должного на сферу сущего.


Уточняя назначение аксиологии с позиций непосредственной роли ценностей в мироопределении, возможно выделить две сущностные платформы. Условно:


– платформа Протагора: подчинение ценностей человеку («человек есть мера всех вещей: для реальных – их реальности, для нереальных – их нереальности»);


– платформа Платона: подчинение человека ценностям (к примеру, «нельзя ценить человека больше, чем истину»).


Линия «идеал выше человека» представляется неадекватной как эпистемологически, так и фактически, как генетически, так и функционально.


В онтологической плоскости она влечет гипостазирование ценностей (риккертовское: ценности образуют «совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта»).


В праксиологической плоскости она влечет насилие: сочленение должного с сущим через террор, разрушение «практического гуманизма». Как точно отмечал С. Франк, «подлинная и глубочайшая предпосылка деспотизма лежит в идее непогрешимости, в своеобразном, по существу мистическом, сознании обладания абсолютной истиной».


Последовательное продумывание данных моментов дает понимание: абсолютизм, морализм в толковании ценностей не терпим; состоятельное отношение к ценностям обусловливается их подчинением человечности. Исток ценностей – не разум, а жизнь и ее потребности.


Сумма философских знаний, сложившихся в веках, отличается цельностью, синтетичностью. Она детерминирована единой рефлективной задачей – доктринацией субъект-объектных связей. На этом фоне кажутся неправомерными планы субординировать фрагменты философской теории посредством фундаментализации аксиологии. Последнее просматривается у Виндельбанда, трактующего назначение философии быть системой «о необходимых и общезначимых определениях ценностей». Назначение философии, конечно, перекрывает очерчиваемые баденцем рамки. Оттого виндельбандовское кредо в столь прямолинейной форме лишено смысла. Вместе с тем, отвергая организационную, институциональную фундаментализацию, мы поддерживаем фундаментализацию идейную: аксиология выступает эвристическим стержнем философии. Хорошо об этом – у Риккерта: высшие ценности есть «последний базис познания»; Гуссерля: всякий акт сознания исходит из «глухой скрытой атмосферы основополагающих ценностей»; Эйнштейна: от человеческих ценностей зависит и наша внутренняя устойчивость и само наше существование; ценности в наших поступках придают «красоту и достоинство нашей жизни».


5.2. Социальное регулирование


5.2.1. Общение


Природотворящая сила человеческого – обмен деятельностью, межиндивидное взаимодействие, коммуникация, интеракция, позволяющие определять человека как существо общественное, общительное, общающееся.


Между тем общение не «делится на разум без остатка» (Гете). Камень преткновения взаимоконтактов – воцарение неопределенности, неустойчивости, нестационарности. В стихии обмена деятельностью высока вероятность столкновения интересов, воль, свобод, чреватые неорганизованной массой произвольных взглядов, действий. Возникают ситуации негарантийные, в которых «побуждения пересиливают все прочее» (Сеченов). Дело можно понять яснее и резче, если сказать: где спонтанные возмущения способны влечь непредопределяемые (трансцендентные) исходы, там мы сталкиваемся со случаем некорректных задач, нарушающих условия постановки задач корректных. Напомним, задача считается корректно поставленной, если удовлетворяет требованиям наличия, однозначности, устойчивости решений. Несоблюдение хотя бы одного из требований трансформирует корректные задачи в некорректные, т.е. не имеющие даже приближенных решений.


Шок от обнаружения последних был столь велик, что Адамар ввел соответствующий запрет на их пребывание в науке, – действительно, какой смысл может иметь решение, если сколь угодно малое варьирование переменных влечет сколь угодно большие его (решения) изменения? Иначе говоря, наука требует от своих объектов устойчивости к возмущениям, и следовательно, онтологической упорядоченности, интерпретируемости. В противном случае исчезает предмет изучения.


Намного серьезнее, острее положение в социуме, передающем проявление Homo credens по законам световой волны. Купирование произвольных натяжек, деструкций, выбросов самости, вызванных к действию автономно, производится предписаниями к сообществу и его составляющим, ставящим противовес безобразию человека в самих его побуждениях.


5.2.2. Регуляризация


Невероятное разнообразие жизненных сред, контекстов общения, – можно ли надеяться ввести их регламентацию? Мечников допускал «космическое чувство» в человеке в виде любви к ближнему и миру. На этой почве вырастал ортобиоз – учение о рациональном образе человеческой жизни.


Допущение «врожденной человечности» (Олдридж), тяги к возвышенному в качестве «законного стремления человеческой природы» (П.Романов) не ново. «Спокойствие порядка» (Августин) в виде высшего «содействования согласованной жизни» вводили поборники законоустанавливающих рассмотрений, опосредующие универсум логосом. Таковы стоики (согласно логосу устроен мир); христиане (согласно логосу создан мир), сводящие план и акт творения к разумной схеме. Аналогичный ход в конструировании образа действительности проигрывал Конт, убеждающий: всякое явление есть просто следствие порядка, который вытекает из естественных законов.


Если устремить внимание в этом направлении, придется признать – перед нами тенденция нарочитая, решительно выводящая за пределы трезвого понимания.


«Прекрасно лишь то, чего нет на свете», – говаривал персонаж Руссо. Аксиома вечного разумного масштаба жизни страдает пропуском существенного – «разумное» не покрывает «человеческого». Сущее не крепится на разумном плане; базисом жизнедействия выступает свободное самовыражение, в рамках которого человек «за все платит сам» (Сартр).


Жизнь не делает нас соврешенными, – она делает нас нормосообразными, встраивая в качестве частей в глубокий и мощный строй социально выверенного. Укрощение угроз вследствие свободы самовыражения, безнарядного произвола осуществлялось ab origine вставлением деятельности и созидания в твердые рамки предопределения. Роль регулирующего начала с переступанием границ передаваемого рационально играли смирительные колодки судьбы, рока, фатума, промысла, вводящие момент неизбежности, неотвратимости, необходимости.


Летописи рода человеческого сохранили имена богинь, дающих жребии, создающих вторую, третью перспективу провидения. В их числе мойры – Клото (прядущая жизненную нить), Лахесис (определяющая участь), Антропос (прерывающая жизнь), совокупно конкурирующие с Тихой; промойя – наделяющая заданием.


В переводе на язык мыслей указанное в темной сути транслирует из древности идею закона: предусмотрение – то, что упорядочивает человеческое движение.


Человек задуман по образу и подобию божью, а сотворен только по образу. Подобие достигается в самотворчестве по неким правилам.


Сфера человеческого в истории – сфера регуляризованного. В кругу общения мы взаимозависимы. Основание действий – наш выбор, без которого мы – элемент природы, но выбор подготовленный, экспектационный. Эффект социальности – эффект вовлечения, участия, сопричастия. В противоположность Homo ferus Homo sapiens в сообществе себе подобных руководится максимой «для людей с людьми». Сие означает согласование поведения с системой ожиданий по поводу правил исполнения частичных ролей. «Есть много вещей, не обязательно запрещенных, которые человек вряд ли решится делать в присутствии другого человеческого существа», – подчеркивает Шибутани. Обмен деятельностью крепится не на произвольных, а на вмененных фигурах, исключающих самочиние, санкционированных порядком интеракции. Невстроенность в таковой равносильна бездомью человека, пребывающего в асоциальной форме – вне общества и его установлений. Римляне ставили на изгоев клеймо «cave furem», обрекая на отлучение, отчуждение. Схожим клеймом отмечены отвергаемые обществом социальные типажи «девианта», «делинквента», «деликта» (три «д»), патологично неспособные на сколько-нибудь прочные, глубокие отношения, требующие хоть ничтожной доли души.


5.2.3 Три «д»


То, что обособливает человека из бытия, есть свобода. Свобода выбора. Последний, однако, не произвольная игра сил в духе «своей глупой воли». Свободу выбора в социуме выгодно отличает опосредованность полем правил, некоей инструктивной канвой «что и как делать», ориентирующей на поведенческое преодоление низин жизни, исключающей абсурдистско-парадоксалистские веления, самоосуществления, импровизации наподобие нелепого кредо: «Какое мне дело до законов природы и арифметики (читай: законов общества – В.И.), когда мне эти законы и дважды два четыре не нравятся».


Как показал М. Шериф, даже на восприятие реальности (стадия чувственности) воздействует позиция окружающих. Словом, казалось бы, вполне суверенный потенциал субъективности складывается через внешние оценки, квалификации, влияния.


Субъективный опыт – не сознание, а история, – говорит Дьюи. Разумеется повторное переживание и воспроизведение индивидуальностью прочных и гибких уз социальности, кристаллизованных регламентами права (юридизм), морали (этизм), традиции (традиционализм). И одно, и другое, и третье – ресурсы одного сущностного уровня, позволяющие стратегией непрямых действий, точно ключу, открывать плотно запертые двери.


Жизнь – высокая ценность. Но многократно выше жизнь патентованно достойная. Формы обеспечения достойной жизни – опробованные практикой порядки деятельности и созидания. Бес импульсивных решений, насильственных вмешательств, деструктивных маний приручается терпимостью, согласием, примирением, вытекающим из высокой резонансности инициатив социальным нарядам.


Право – формально-официальное, кодифицированное, институциональное выражение порядка (система общеобязательных долженствований) – нормы, меры, через «свободу», «равенство», «справедливость» фиксирующие правоначала (правомочность, правоспособность, правосубъектность) с обеспечивающими их сдержками, противовесами, способами контроля, санкциями.


Мораль – неформально-официальное, кодифицированное неинституциональное выражение порядка (система адресных вменений, через «совесть», «достоинство», «честь» вводящая гуманитарно прочувствованные оценки, устанавливающая внутренний распорядок души) – принципы, предписания, заповеди, максимы, непосредственно-практические повеления «что должно», формирующие способы самоконтроля, диспозиции «субъективной единичности» (Гегель) к благочинным, добродетельным самополаганиям.


Традиция – неформально-официальное, некодифицированное, неинституциональное выражение порядка (система стереотипных мироориентаций, устойчивых деятельностных реакций) – обычаи, заветы, обряды, ритуалы, предания, назидания, через «классические образцы», «символы веры», «кредо» поддерживающие, передающие, воспроизводящие элементы наследия, дабы выработать идентичность, задать преемственность, нащупать времен связующую нить, т.е. воплотить целесообразное культуротворчество.


Культура, вопреки Фрейду, есть не постановка, а снятие элементарных запретов. Снятие благодаря насаждению орудий, опор гуманитарной формации – устоев, регламентов регуляризации. Право, мораль, традиция оконтуривают рамки социальных взаимодействий двусоставно: в измерении официальной признанности, общеобязательности, эффективной позитивности и в измерении санкционированной Я-мотивации. В результате проявления человеческого в человеке – акты выбора – поддаются рассмотрению и со стороны реализации свободы, и со стороны меры подлинности человека.


Как видно, регуляризованность общения есть последний базис человечности в редакции: правоспособность, совестливость, нравственность, персональная добропорядочность, – выступают окончательными основоположениями гуманитарного. Деформация их чревата развалом гуманитарной формации, обмельчанием человека. Прекрасно об этом – у Гоголя: «Все теперь расплылось и расшнуровалось. Дрянь и тряпка стал всяк человек; обратил себя в подлое подножие всего и в раба самых пустейших и мелких обстоятельств, и нет теперь нигде свободы в истинном ее смысле».


«Рефлекс свободы» (Павлов) в цивильной аранжировке значит противодействие агрессивному принуждению, но не благочинному побуждению. Императив «автономия человеческого духа» (Маркс) допускает лишь такое прочтение «Ты должен, следовательно, можешь».


Регуляризация не возвращает пострадавшему утраченное, она предупреждает бессмысленный и беспощадный бунт, делает нормосообразным общение, координирует взаимодействие независимо мотивированных участников. Границы регуляризации – порог, за которым – ненависть, отрицание, отрешение, разрыв, распад, разложение, интервенция. Его переходят представители трех «д» – девианты, делинквенты, деликты – носители брутального, выморочного, вырожденного, асоциального.


Три «д» – профаническая, хаотическая патология на базе выхода из порядка, изъятия из регламентов. Соответствующие разрушения субъекта прав и обязанностей возникают


– в случае девианта – по причине соматических деформаций (подрыв юридизма, этизма, традиционализма). Скажем, в Австралии человека с лишним набором хромосом не судят, – считается: действия дефекта не подводимы под какую-либо канонику;


– в случае делинквента – по причине поведенческих деформаций (подрыв этизма, традиционализма). Крайним выражением аффективного самоутверждения является афронт – нарочитое игнорирование, нарушение этикета;


– в случае деликта – по причине правовых деформаций (подрыв юридизма). Варианты проступков, преступлений – виновных противоправных деяний, совершенных вменяемыми.


Единственным способом, каким человечество может пролонгировать гуманитарное состояние в степени, отвечающей «особенной действительности и специфическому содержанию» (Гегель), приличествующим высшей сфере мироздания, есть регуляризация, намечающая горизонт дозволенного. Он представляет собой форму узаконения свободных самовыражений. За его пределами – неопределенность, отсутствие гарантийности, повышенная вероятность провала в деструкцию.


Сверхзадача горизонта, – связывая обмен деятельностью, задавая поведенческую качественность коммуникации, нормировать, вводить норму.


Базовое понятие теории ценностей, – норма. Как директивная инстанция она устанавливает меры, руководящие начала, правила, порядки, распространяющиеся на все измерения человека как био-социо-природной организации.


Измерение «био». Первейшее условие нормосообразного – исключение уродливой ненормальности. Сказано в книге от Матфея: «Не все вмещают слово… но кому дано». Причисление к роду Homo идет «по способности» обладать разумом, отправлять воление. По наличию данных потенций проводится идентификация: «Люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Правоспособность вытекает из обстояния «быть человеком», пребывать нормальным «по рождению».


Измерение «социо». Фундаментальное условие нормосообразного – приобщенность к социальному этосу (совокупность правил общежития, набор согласованных норм, институционально защищаемые установления). Причастность к социальности обусловлена принадлежностью к статусам – регламенты дееспособности (удовлетворение условиям «зрелости» – цензы); членства: касты (Индия), кланы (Китай), племена (арабский мир), сословия (средневековая Европа) и т.д.; коммуникации: символизм общения, – скажем, руку мужчины жмут, руку женщины целуют, руку церковного иерарха (мужчины) целуют – по его касательству к чину и т.д.


Измерение «культура». Капитальное условие нормосообразного – чувствительность к традициям, заветам, тонким духовным влияниям. Принципы объединения людей – исходные идентификации


– стереотипы: формы устойчивой целостности миродействия от привычек, обычаев, данных в предании (фольклорно-эпические выражения, свидетельства), до обязывающих смысловых дифференцировок «МЫ» – «ОНИ», вводящих картину дробной действительности (вплоть до эндогамии);


– архетипы: формы устойчивой целостности мироотношения, миропонимания, членящие единое человечество по поколенческим, культурным, расовым, половым, ареальным признакам. Отсюда разломы в понимании, кооперации: дилеммы «отцы – дети», «старое – новое», «мужчины – женщины»; трилеммы «белые – желтые – черные», «Запад – Россия – Восток» и т.д.


Нерв социальности – интеракция, складывающаяся на базе норм, нормирования обмена деятельностью во всех отмеченных регистрах. Каковы нормы, таково межсубъективное взаимодействие, каково межсубъективное взаимодействие, таково общество.


При судействе (общественный строй, описанный в кн. Судей) власть отправлялась по авторитету; при монархии – с изменением регламента интеракции – по принуждению.


На Западе, утрирующем «право», «гражданство» преобладает достижительность в самоутверждении. В России, акцентуирующей «духовность», «моральность» есть склонность к исканиям (вплоть до самоотречения с обретением самоуважения). Откуда – отсутствие самоинициации в напряженном достижении статусов (за статусы в России не борются всеми правдами и неправдами, на статусы в России приглашают – прецедент С. Радонежского).


Таким образом, ценностный нигилизм (казус трех «д») не терпим; регламентация обмена деятельностью как матрица ценностного санкционирования поведения


– производя смыслы, значимости в общении;


– проводя отнесение к общеобязательности;


– осуществляя передачу опыта;


– намечая способы обретения статусов;


превращает знаки в события, определяет непреходящую роль регулятивов.


5.3. Ценностное сознание


5.3.1. Генезис регулятивов


Возможные интеракции предков людей в сообществах древнейших гоминид, скорее всего, управлялись двумя типами отношений: отношением естественного эгоизма, обеспечивающим выживание индивида – инстинкт самосохранения, и отношением естественного альтруизма, обеспечивающим выживание вида (группы, популяции), – инстинкт сохранения рода. Данный в известном смысле принципиальный для нас тезис не оставляет места расхожим, однако неадекватным теориям зоологического индивидуализма, трактующим социальные инстинкты, а затем и общезначимые ценности как изобретения в пользу слабых – своеобразную узду, фактор сдерживания дикарского в человеке. Такой подход, сомнительный сам по себе, не имеет надлежащего антропогенетического оправдания. Во-первых, прирожденный эгоизм препятствует социализации, главным образом таких ее составляющих, как кооперация, межиндивидная коммуникация и интеракция, оставляя перспективы Homo sapiens призрачными. Во-вторых, этот взгляд не подкрепляется фактологически. Многочисленные этологические данные, весьма уместные для уяснения происхождения ранних форм коллективности, демонстрируют вариабельность группового поведения антропоидов (аналогия от которых перебрасывается на социальные формы древнейших гоминид), наличие мирных связей в иерархии взаимоотношений особей в стаде.


По свидетельствам Дж. Шаллера и И. Эмлена, а также Дж. Лавик-Гудолл, изучавших стадные отношения морфологически наиболее близких к человеку горилл и шимпанзе, естественная иерархичность, доминирование в группах не провоцируют войну всех против всех; связи в группах упорядочены, во всяком случае предполагают максимальное исключение открытых столкновений, каждый знает свое место, слабый уступает сильному и т.д. Отлаженность системы доминирования предопределяет оптимальность межиндивидных взаимодействий на основе мирных внутристадных отношений, демпфирования, конфликтов (причем, казалось бы, в бескомпромиссных ситуациях, таких, как борьба за самку).


Следовательно, происхождение социальности, а вместе и наряду с ней ценностной регуляризации жизни нельзя выводить из подавления природной агрессивности, зоологизма человека. Такая линия, противореча прямым наблюдениям, не соответствует фактам, не отличается логическим совершенством, в концептуальном отношении не продвигает в понимании становления ни общества, ни ценностей.


Однако одно дело экзогенные факторы обусловливания, упорядочения деятельности, а другое – эндогенные. Как в действительности увязать реализацию столь разнородных характеристик – высоко адаптивных социальных и низко-, а то и антиадаптивных персональных ценностно-гуманитарных систем регуляции? Решение вопроса пролегает в границах фиксации водораздела животного, дочеловеческого и подлинно человеческого. Для развертывания мысли сошлемся на Дарвина.


Многоразличные чувства и впечатления, ощущения и способности, считает он, такие, как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок и т.д., которыми гордится человек, могут быть найдены в зачатке или в хорошо развитом состоянии у низших животных, а вот ценностно-гуманитарных (морально-нравственных) задатков, чувства совести, которое резюмируется в коротком и полном высокого значения слове «должен», у животных нет.


Каково происхождение этого специфически человеческого, не навеваемого обстоятельствами органического бытия чувства? Где его корни? Почему лишь человек вследствие какого-то душевного процесса, в силу каких-то соображений, называемых ценностно-гуманитарными, пренебрегает радостями, прелестями, удовольствиями жизни? Отчего он часто переносит всякие лишения, лишь бы остаться верным «высшим принципам»? В отсутствие близлежащих ответов на заданные и однопорядковые им вопросы в теории прорабатывался вариант преформизма. Странно, но граничащая с беспомощностью интеллектуальная растерянность всех размышлявших над проблемой была столь велика, что дальше идеи врожденного в объяснении ценностно-гуманитарных качеств человека не шли. Не шли даже эволюционисты. Даже такие, как Дарвин.


Поставленная проблема не снята и по сей день. Между тем претендующая на ее экспликацию линия преформизма дискредитирована в настоящий момент однозначно. Ценностное сознание как душевное качество по природе своей благоприобретенно и комплексно, инспирируется, с одной стороны, конденсацией в культуре гуманитарного потенциала, а с другой стороны, упрочением, усиливаемым естественным отбором, альтруистического добронравия. Вопрос о доле участия наследственности и среды в этом процессе, конечно, должен обсуждаться в количественной плоскости, входя в компетенцию точных наук. Особого суждения на сей счет гуманитарий иметь не может. Что же важно здесь подчеркнуть, так это солидность эволюционно-генетического взгляда на формирование ценностного сознания: диктуемые адаптацией требования рациональной организации жизни порождают некий внутренний регулятивный этос, который, привлекая мысль Добжанского, при некоторых условиях способен действовать вопреки интересам отдельных индивидов, но зато помогает группе, к которой эти индивиды принадлежат. Так возникает понимание естественно-исторической обоснованности, детерминированности ценностного сознания на уровне вида (коллектива). Понимание же становления его на уровне индивида (личности) может быть достигнуто за рамками антропогенетических рассмотрений – в границах собственно гуманитарного анализа.


5.3.2. Этос




Философия. Учебник

Соответствуя федеральным государственным образовательным стандартам высшего профессионального образования третьего поколения (ФГОС 3+), учебник представляет систематический проблемный курс для продвинутой университетской аудитории. С опорой на фундаментальные достижения естество-, обществознания, социально-политической практики автор излагает основные вопросы философской теории.

299
 Ильин В.В. Философия. Учебник

Ильин В.В. Философия. Учебник

Ильин В.В. Философия. Учебник

Соответствуя федеральным государственным образовательным стандартам высшего профессионального образования третьего поколения (ФГОС 3+), учебник представляет систематический проблемный курс для продвинутой университетской аудитории. С опорой на фундаментальные достижения естество-, обществознания, социально-политической практики автор излагает основные вопросы философской теории.

Внимание! Авторские права на книгу "Философия. Учебник" ( Ильин В.В. ) охраняются законодательством!