|
|
Оглавление§ 2. Нормы и источники международного трудового права: понятие и юридическая природа § 2. Эффективность выработки международных трудовых стандартов § 3. Принятие государствами обязательств в отношении норм международного трудового права § 4. Факторы, влияющие на эффективность соблюдения норм международного трудового права § 2. Соответствие внутреннего трудового законодательства России международным договорам § 4. Соответствие внутреннего трудового законодательства России международным рекомендательным актам Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу§ 2. Нормы и источники международного трудового права: понятие и юридическая природа§ 2.1. Понятие норм и источников МТПВ академическом курсе теории государства и права, изданном МГУ, правовая норма определяется как «общеобязательное правило социального поведения, установленное или санкционированное государством, выраженное публично в формально-определенных предписаниях, обычно в письменной форме и охраняемое органом государства путем контроля за его соблюдением и применения предусмотренных законом мер предупреждения за правонарушения». Как подчеркивает С. С. Алексеев, главная особенность юридической нормы — ее государственно-властный характер. При абсолютизации государственно-властной природы правовых норм, право формулируется в рамках позитивистского или легистского понимания, при котором, по определению, предложенному еще Т. Гоббсом, правовая норма определяется как приказ суверена. Правовой позитивизм, поддержанный в ХХ веке Г. Кельзеном, Г. Хартом, Г. Ф. Шершеневичем и многими другими авторитетными правоведами, стал объектом критики в связи со своим авторитаристским подходом к праву, по сути, оправдывающим государственный произвол. В противовес этому подходу была предложена концепция естественного права, подразумевающая, что если закон, принятый государством, противоречит идее права, он носит неправовой характер. Этот подход в различных трактовках предполагает увязывание права и морали и предполагает объективную заданность определенных правовых норм вне зависимости от воли государственного законодателя. Как писал еще в начале ХХ в. известный русский философ и правовед Е. Н. Трубецкой, «в зависимости от того, чем обусловливается обязательность правовых норм, они подразделяются на две основные группы, причисляемые к двум основным формам права. Все те правовые нормы, коих обязательность обусловливается санкцией того или другого внешнего авторитета (например, государства, церкви), суть нормы права позитивного, или положительного. Напротив того, все те правовые нормы, коих обязательность не обусловливается каким-либо внешним авторитетом, а требованиями разума, суть нормы права естественного». Преимущества естественноправового подхода очевидны: главное из них заключается в том, что при условии наличия качественной судебной системы, право может применяться не только на основе «буквы» закона, но и на основе его «духа». Правовые нормы, принятые государством, могут противоречить идее права. Чаще всего для иллюстрации этого тезиса приводится пример права нацистской Германии, многие законы которой были настолько бесчеловечными, что их принято считать «неправовыми». Слабость же естественного права неразрывно связана с его сильной стороной: кто именно уполномочен решать, что именно включать в состав «норм» естественного права? В XX в. учеными делались неоднократные попытки примирить естественноправовой, либо позитивистский подходы к праву, но в итоге они становились более умеренным выражением позитивистской, либо естественноправовой доктрины. Иногда при этом выделяется третий подход — социологический, подразумевающий, что право — это отражение фактически сложившегося правопорядка. Иногда такой подход рассматривается как мягкий вариант позитивизма. Трудно не согласиться с Р. З. Лившицем, полагавшим, что каждая теория, каждая школа имела свои основания считаться истинной в одних исторических условиях и ложной в других. В советское время отечественное право целиком основывалось на позитивистских позициях, исходя из ленинского постулата о том, что «право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права». В постсоветском праве, также как и в праве дореволюционной России, существуют сторонники как естественноправовой, так и позитивистской правовой концепций. Но преобладает в современных российских условиях скорее естественноправовой подход. С. С. Алексеев, принимавший участие в создании российской Конституции, указывает, что «именно естественное право изначально стало выражением и носителем "самой" философии права в реальном жизненном бытии — того значительного смысла, который выражает достаточную обоснованность статуса людей, людского поведения, поступков». М. В. Баглай пишет: «В плоть и кровь народной жизни должна войти истина: если закон противоречит естественному праву, он ничтожен». Действующая Конституция РФ построена на естественно-правовой основе. В ст. 18 Конституции указывается, что «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием». Кроме того, в ч. 1 ст. 17 Конституции говорится о том, что «в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией». Общепризнанные принципы и нормы — это и есть проявления естественного права. Таким образом, российская правовая система сделала существенный шаг в сторону романо-германской правовой семьи, поставившей идеи естественного права в качестве базы для своего законодательства несколько ранее. Как писал В. С. Нерсесянц, утверждение о том, что нормы официально действующего (позитивного) права установлены государством и обеспечены государственным принуждением, «верно, но недостаточно». В теории права в настоящее время более или менее устоялся подход, в соответствии с которым принято говорить о двух синонимичных понятиях: источниках или формах выражения права. Для анализа эффективности норм МТП следует оценивать более широкое явление — все источники или формы выражения МТП, поскольку все формы МТП, которые нельзя отнести к нормам права в строгом позитивистском смысле, так или иначе связаны с обеспечением реализации положений, закрепленных в самих нормах МТП. В международном праве наиболее распространен подход, в соответствии с которым виды источников международного права определяются исходя, прежде всего, из ст. 38 Статута Международного Суда ООН. Международный Суд в своих решениях опирается на: a) международные конвенции, как общие, так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами; b) международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы; c) общие принципы права, признанные цивилизованными нациями; d) с оговоркой, указанной в статье 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм. Ведется дискуссия по поводу признания рекомендательных актов в качестве источников МТП А. М. Лушников вскользь упоминает о рекомендациях МОТ как о международных нормах. Но, как пишет И. К. Дмитриева, они «не являются международным соглашением и не подлежат ратификации, но, тем не менее, поддаются применению»; они являются, с ее точки зрения, «вспомогательным источником права». М. В. Лушникова без оговорок относит рекомендательные акты к числу источников МТП. Особую позицию в этом смысле высказывает И. В. Шестерякова, сводящая нормы МТП к международным договорам, но сами договоры понимающая чрезвычайно расширительно: как категорию, включающую в свой состав в том числе, и рекомендательные акты. С этим подходом трудно согласиться с учетом радикального несовпадения такого подхода с общепринятым в международном праве подходом к международным договорам, включающим принцип pacta sunt servanda, т.е. обязательность выполнения международных договорных норм, закрепленным, в частности, в Венской конвенции 1969 г. и применяемым ко всем международным договорам, на которые распространяется данная конвенция. Г. И. Тункин считал, что международные рекомендации «или представляют важный момент в процессе формирования международного соглашения, или помогают установить факт наличия той или иной нормы международного права». Представляется, что в этом смысле удобна устоявшаяся на международном уровне терминология: положения и конвенций, и рекомендаций включаются в состав международных трудовых стандартов, в то время как источниками международного трудового права считаются положения международных договоров (прежде всего, конвенций МОТ). И. И. Лукашук воздерживается от оценки места рекомендательных актов в системе международного права, лишь справедливо указывая, что значение таких актов достаточно велико. Более определенно на этот счет высказывался Г. И. Тункин, говоря, что «...важно не смешивать фактическую действенность рекомендаций международных организаций с их юридической обязательностью». Далее он писал, что даже если государство добровольно осуществляет нормы рекомендации, оно в силу этого не становится связанным международными обязательствами. При этом Г. И. Тункин также подчеркивал, что установление юридической природы рекомендаций имеет как теоретическое, так и практическое значение. Как пишут специалисты МОТ, сама возможность отнесения актов, иных чем конвенции (рекомендаций, деклараций, резолюций и кодексов практики) к источникам права путем автоматической инкорпорации исключена. Они могут использоваться лишь в качестве ориентира для целей толкования. Представляется, что говорить о том, что международные рекомендательные акты следует относить к числу самостоятельных источников МТП, входящих в ее систему, вряд ли правильно. Тем не менее, такие акты могут (но не обязательно) свидетельствовать о существовании международного обычая, касающегося рассматриваемого в них вопроса. На эффективность норм МТП в узком смысле влияет и целый ряд других видов правовых актов: международные коллективные договоры, корпоративные кодексы поведения и др. Далее в настоящем параграфе в качестве источников МТП рассматриваются международные договоры, международные обычаи и императивные нормы общего международного права (jus cogens). Отдельные виды иных правовых инструментов обеспечения эффективности норм МТП (рекомендательные акты, международные коллективные договоры, договоры о создании ЕПС, социальная маркировка, корпоративные кодексы поведения, генеральные системы торговых преференций и др.) рассматриваются постольку, поскольку они влияют на применение и толкование норм МТП. Вместе с нормами МТП они включаются в более общее понятие — МТС. § 2.2. Нормы jus cogens и МТПВ ст. 38 Статута Международного суда ООН говорится об «общих принципах права, признанных цивилизованными нациями». Это понятие нетождественно понятию так называемых императивных норм общего международного права (jus cogens), но достаточно тесно с ним сливается. Когда говорится об общих принципах права, речь идет не о нормах, а об общеправовых подходах и принципах, таких как принцип добросовестности, pacta sunt servanda и др. Для целей МТП они не имеют какой-либо специфики, поэтому специального исследования этого источника международного права в данной работе проводиться не будет. Но нормы jus cogens заслуживают детального анализа в силу их значимости и спорности о возможности применения в МТП. Они представляют собой единственный источник международного права, в отношении которого неприменим общий принцип добровольности принятия на себя государствами международных обязательств. В терминологии российской Конституции они называются общепризнанными принципами и нормами международного права. Для МТП этот вид источников международного права чрезвычайно важен. В Венских конвенциях 1969 и 1986 г. указывается, что если международный договор противоречит императивной норме общего международного права (jus cogens), он ничтожен. Сама же норма jus cogens понимается как норма, «...которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер». Схожее понятие общепризнанных принципов и норм международного права дается ВС, который исходит из того, что под общепризнанными принципами международного права «...следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо», а под общепризнанной нормой международного права следует понимать «...правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного». Попытка рассматривать нормы jus cogens с сугубо формальных позиций заранее обречена на провал. Прежде всего, непонятно, что за субъект права — «международное сообщество государств в целом», о котором идет речь как о правотворце в данном случае. Как справедливо указывал Г. М. Даниленко, «...с теоретической точки зрения остается неясным, как международное сообщество, у которого нет никакой законодательной власти, может определять принципы, налагающие обязательства на всех его членов». Кроме того, не существует ни одной международной правовой нормы, которая была бы принята в качестве обязательной всеми без исключения государствами мира. Единогласное принятие нормы jus cogens не имелось в виду при формулировании текста Венской конвенции 1969 г. Как указывал председатель редакционного комитета, действовавшего при подготовке Конвенции, слова «в целом» были добавлены как раз для избежания ситуации, когда одно государство смогло бы налагать вето на установление нормы jus cogens. Но и говорить о каком-либо кворуме, необходимом для принятия нормы «международным сообществом» также не приходится. Н. В. Витрук считает, что даже универсальное признание какой-либо нормы (т.е. подавляющим большинством государств) не порождает обязанности государства соблюдать ее, если эта норма не нашла отражения во внутреннем праве, в акте ратификации или государственном договоре. Это мнение разделяет и М. В. Баглай. М. В. Лушникова выделяет три признака, которым должны соответствовать нормы МТП для признания их в качестве норм jus cogens: а) легальное закрепление в международно-правовых источниках; б) признание международным сообществом в целом; в) императивность (обязательность) и обеспеченность международно-правовыми гарантиями. Первый из этих признаков бесспорным назвать трудно, хотя он разделяется и некоторыми другими специалистами по трудовому праву. Поскольку нормы jus cogens по своей природе не могут быть сведены к позитивному праву (см. об этом выше) и имеют преимущество перед основными источниками международного права, включая и общие принципы права, и международные договоры, и обычаи, вряд ли можно говорить о необходимости легитимации вышестоящего источника права в нижестоящем. А. Л. Козик, К. Л. Томашевский и Е. А. Волк расширяют перечень признаков, которым должны отвечать нормы jus cogens в МТП, а требование, касающееся закрепления в международных правовых актах, уточняют, говоря о том, что речь должна идти об уставных документах и декларациях универсальных международных организаций. Поскольку уставы международных организаций все равно представляют собой один из видов международных договоров, думается, что к этому требованию применимы те же самые возражения. Внимание! Авторские права на книгу "Эффективность норм международного трудового права. Монография" ( Лютов Н.Л. ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
