|
|
ОглавлениеГлава 3. Текстообразование уголовно-правовых предписаний и проблема качества уголовного закона Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 4. ПРИМЕНЕНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ТЕКСТОЛОГИИ В ОБЩЕЙ ЧАСТИ УГОЛОВНОГО ЗАКОНАВ данной главе представлена попытка рассмотреть тексты уголовно-правовых предписаний, их конструктивные особенности и концептуальные положения, лежащие в основе конструирования и последующей интерпретации нормативных текстов УК РФ с позиций законодательной текстологии, и тем самым проиллюстрировать возможности применения законодательной текстологии в уголовном праве на материале теоретических моделей главы 6 «Неоконченное преступление», главы 7 «Соучастие в преступлении» и главы 8 «Причинение вреда в исключительных ситуациях». Выбор указанных уголовно-правовых институтов обусловлен тем, что предписания о неоконченном преступлении, соучастии и причинении вреда в исключительных ситуациях предусматривают различные уголовно-правовые последствия: 1) смягчение уголовной ответственности (гл. 6 УК); 2) усиление уголовной ответственности (гл. 7 УК); 3) исключение ответственности (гл. 8 УК), и тем самым являются наиболее иллюстративными в законодательно-текстологическом отношении. Содержание данной главы имеет концептуальный характер, так как базируется на концепции о наличии поверхностного и глубинного уровней в уголовно-правовом тексте. Поверхностный уровень характерен для нормативных предписаний и выявляется путем деконструкции уголовно-правовых предписаний, в результате которой можно выделить конструктивные элементы нормативного текста. Глубинный уровень нормативного текста постигается путем доктринальной интерпретации уголовно-правовых предписаний. Уголовно-правовые предписания в процессе их производства по существу подвергаются двойному кодированию: с одной стороны, производимые предписания образованы из словесных знаков (кодов), обладающих определенными значениями. С другой стороны, выбор и набор этих знаков обусловлен использованием уголовно-правовых концепций, то есть концептуальных кодов, определяющих уголовно-правовое значение вербальных знаков. Дж. Флетчер в предисловии к монографии по существу пишет о том же самом, когда отмечает зависимость кодифицированного уголовного права от национальных концепций наказуемого поведения, его дефиниций и трактовок уголовно-правовых институтов в рамках существующих концепций. Структурной особенностью данной главы является наличие материалов, в которых рассмотрены так называемые поверхностные уровни нормативных текстов (конструкции уголовно-правовых предписаний в действующем Уголовном кодексе Российской Федерации) и глубинные уровни (в плане их воздействия на структурную организацию уголовно-правовых предписаний), а затем сформулированы Теоретические модели трех институтов Общей части Кодекса, в основу которых положены принципы законодательно-текстологического конструирования уголовно-правовых институтов и предписаний. Сведения, предваряющие основной материал главы, имеют две цели: во-первых, дать пояснения, из которых вытекает, что предлагаемая глава имеет теоретико-прикладной характер: в ней наглядно показано, как можно применить законодательно-текстологические наработки на примере институтов Общей части, во-вторых, в определенной степени повысить доступность восприятия уголовно-правового материала за счет дозированного использования законодательно-текстологических положений в последующих параграфах. Комментарий Теоретической модели представляет собой интерпретацию уголовно-правовых предписаний авторских проектов институтов неоконченного преступления, соучастия в преступлении и правомерных и неправомерных действий, совершенных в исключительных ситуациях, с позиций законодательной текстологии. Обычно интерпретация уголовно-правовых предписаний понимается как процедура постижения их исходного смысла, результатом которой является текст комментария. Законодательно-текстологическая интерпретация не ограничивается традиционными приемами уяснения содержания уголовно-правовых предписаний, так как предполагает постижение исходного смысла нормативного текста путем уяснения и разъяснения того, почему содержание конкретного нормативного предписания требует для своего выражения специфической структуры, то есть определенной формы текста и определенного содержания. Законодательно-текстологическая интерпретация сопровождается преобразованием первичной (внешней) формы нормативного текста. В результате такого преобразования анализ содержания уголовно-правовых предписаний осуществляется не на уровне слов и словосочетаний, а на уровне сегментов нормативного текста, которые соответствуют целостным единицам, отражающим знание о фрагментах действительности, имеющих уголовно-правовое значение. При этом содержание уголовно-правовых предписаний включает в себя наряду с явлениями, которые непосредственно выражены в нормативном тексте, уголовно-правовые концепции, которые заданы ситуацией, получившей закрепление в конкретном уголовно-правовом предписании. Комментарий как результат интерпретации уголовно-правовых предписаний создает некоторую видимость выхода за пределы комментируемого нормативного текста, так как объем комментария зачастую превышает объем комментируемых предписаний. При этом законодательно-текстологическая интерпретация уголовно-правовых предписаний обеспечивает воспроизводство их смысла в исходных границах, определяемых не только уголовно-правовыми концепциями, но и методологическими подходами, которые используются в процессе такой интерпретации. § 1. Теоретическая модель главы 6 «Неоконченное преступление» и ее законодательно-текстологическое обоснованиеВ данном параграфе рассматривается авторский проект главы 6 «Неоконченное преступление», в котором показаны возможности применения законодательной текстологии при конструировании и сопутствующей интерпре-тации нормативных текстов, имеющих такую особенность как наличие в уголовно-правовых предписаниях двух уровней: поверхностного (конструктивного) и глубинного (концептуального). Эта особенность обусловливает необходимость обращения к имеющимся концепциям неоконченного преступления, а также к авторской концепции, которая объективирована в соответствующей Теоретической модели. Поверхностный и концептуальный уровни нормативного текста тесно взаимосвязаны между собой, причем концептуальная основа нормативного текста является определяющей при конструировании правовых предписаний института неоконченного преступления, а конструктивные элементы нормативного текста в свою очередь создают возможность глубинной (концептуальной) интерпретации уголовно-правовых предписаний. Следует отметить, что поверхностный уровень нормативного текста содержит концепты, представляющие собой единицы уголовно-правовых знаний, которые в совокупности составляют понятийный аппарат данного уголовно-правового института. Законодательными концептами являются «неоконченное преступление», «приготовление к преступлению», «покушение на преступление», «приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий совершения преступления», «приискание соучастников преступления», «сговор на совершение преступления», «умышленное создание условий для совершения преступления», «недоведение преступления до конца по не зависящим от лица обстоятельствам», «добровольный отказ от преступления» и другие уголовно-правовые единицы, образующие терминосистему института неоконченного преступления. Доктринальные концепты, составляющие понятийный аппарат уголовно-правовой науки, наряду с указанными законодательными единицами включают в себя такие ментальные единицы как «объективная формула покушения», «покушение на пособничество», «стадии преступления», «предварительная преступная деятельность», «завершенное и незавершенное приготовление к преступлению», «оконченное (завершенное) и неоконченное (незавершенное) покушение», «прерванное преступление», «готовящееся преступление», «планируемое преступление», «преступление, прекращенное в силу добровольного отказа» и другие. При этом доктринальные концепты в одних случаях выступают как средство интерпретации уголовно-правовых предписаний, например, приготовление и покушение трактуются в качестве стадий преступления в соответствии с традиционной концепцией, которая связывает законодательные и доктринальные концепты в систему научных взглядов. В других случаях доктринальные концепты используются как средство формулирования новых концепций, которые являются основой теоретического моделирования института неоконченного преступления. При этом новые концепты и соответствующие им уголовно-правовые понятия (неоконченное преступление и его виды; преступление, прекращенное в силу добровольного отказа, и другие) образуют поверхностный уровень предлагаемых уголовно-правовых предписаний, а новая концепция (например, концепция внестадийных неоконченных деликтов) отражает глубинный уровень нормативного текста, наличие которого влияет на конструирование текстов уголовно-правовых новелл. Доктрина уголовного права выработала две концепции неоконченного преступления: концепцию стадий совершения преступлений и концепцию видов неоконченного преступления. В уголовном праве советского периода давались различные определения стадий преступления. По Н. Ф. Кузнецовой, «стадией развития преступления может быть названо то, что является ступенькой к достижению преступного результата». Н. В. Лясс стадиями считала «определенные этапы в развитии умышленного преступления, заключающиеся в приготовлении к преступлению, в покушении на преступление и в осуществлении оконченного преступления». Другие авторы (Б. В. Здравомыслов, П. И. Гришаев, Л. М. Блинова, Г. Г. Кривопалов) признавали стадиями совершения преступлений движимые прямым умыслом и различающиеся между собой этапы осуществления преступления. Соответственно, к стадиям совершения преступления указанные авторы относили приготовление к преступлению, покушение и оконченное преступление. Некоторые ученые (А. А. Пионтковский, В. В. Домаков) в качестве самостоятельной стадии преступной деятельности выделяли обнаружение умысла, так как считали, что сформировавшийся умысел способствует совершению посягательства на охраняемые уголовным законом интересы. В рамках данной концепции дискутировались вопросы наказуемости приготовительных действий, возможность совершения покушения с косвенным умыслом, деление покушения на виды (оконченное, неоконченное, годное и негодное), признаки добровольного отказа и основания освобождения от уголовной ответственности при добровольном отказе. Опираясь на концепцию стадий совершения преступления, некоторые авторы считают, что не только теория, но и судебная практика различает три стадии совершения преступления, которые отличаются друг от друга по содержанию совершаемых действий и степени реализации преступного намерения. Однако материалы опубликованной судебной практики со всей очевидностью свидетельствуют, что Верховный Суд РФ, как и уголовный закон, относит приготовление к преступлению и покушение на преступление к видам неоконченного преступления, а не к стадиям преступления. Отдельные авторы пытаются модернизировать концепцию стадийности путем введения в научный оборот обновленного концепта «стадии осуществления преступного намерения». К числу концептуальных положений автор указанного концепта, М. П. Редин, относит: 1) выведение приготовительных действий за рамки неоконченного преступления, 2) отнесение к приготовительным действиям нападения на объект преступления, 3) включение в понятие покушения предложенной им стадии умышленного создания условий для совершения преступления. В связи с этим ряд авторов справедливо признает концепцию стадий осуществления преступного намерения неприемлемой, так как предложенная схема создает неразрешимые противоречия во взглядах на приготовление и покушение и непригодна на практике. Современные авторы высказывают отрицательное отношение к концепции стадийности. Противники указанной концепции справедливо утверждают, что законодатель не использует концепцию стадий совершения преступления, далеко не все реальные преступления развиваются по схеме: приготовление — покушение — оконченное преступление. Н. Ф. Кузнецова четко разграничивает понятия «стадии совершения преступления», «неоконченное преступление» и настаивает на недопустимости отождествления понятия «стадии преступления» и самостоятельных уголовно наказуемых деяний — приготовления и покушения, так как смешение указанных понятий «ничем не оправдано и способно лишь внести путаницу». Теоретическая модель Уголовного кодекса, разработанная сотрудниками ИГП РАН во главе с академиком В. Н. Кудрявцевым, содержит главу 9 «Неоконченное преступление», которая базируется на новой научной концепции, согласно которой «уголовное законодательство регламентирует не стадии совершения преступления, а ответственность за прерванное по не зависящим от лица обстоятельствам преступление либо условия освобождения от уголовной ответственности при наличии добровольного отказа». Концепция неоконченного преступления (по другой терминологии — внестадийных неоконченных деликтов) базируется на положении, согласно которому приготовление и покушение на преступление являются видами неоконченного преступления, которые целесообразно отличать от стадий, представляющих собой этапы развития оконченной преступной деятельности. В этой связи Н. Ф. Кузнецова пишет: «… прерванные этапы совершения преступления (приготовление и покушение — А. С.) не могут по своей сути вести к оконченному преступлению. Стадии же как этапы совершения преступления исключают их прерванность». Необходимо признать, что концепция стадийности, созданная учеными советской школы уголовного права, недостатки которой подверглись критике, тем не менее привела к возникновению, формированию и развитию концепции неоконченного преступления и его видов. В ходе полемики и дискуссий был выработан понятийный аппарат, раскрыта сущность и содержание приготовления, покушения и добровольного отказа, уточнены признаки неоконченных преступлений, установлены критерии отграничения приготовления от покушения, покушения от оконченного преступления, рассмотрены основания освобождения от уголовной ответственности при добровольном отказе, разработаны принципы наказуемости за совершение приготовления и покушения. Несмотря на то, что концепция стадий совершения преступления дала существенный импульс развитию отечественного уголовного законодательства, представление о приготовлении и покушении как о стадиях преступной деятельности не соответствует уголовно-правовой природе указанных видов неоконченного преступления. В отличие от оконченного преступления, развитие которого может проходить определенные стадии (этапы, фазы, ступени), приготовление и покушение уголовный закон признает неоконченными преступлениями, имеющими характерные особенности: 1. Приготовление к преступлению создает предпосылки, способствующие совершению готовящегося преступления, предшествует ему, всегда отделено от готовящегося преступления во времени, может быть отделено в пространстве и по определению прерывается по не зависящим от лица обстоятельствам до начала исполнения объективной стороны преступления, которое является целью приготовления и как таковое не входит в состав основного (готовящегося) преступления, хотя и совершается для его реализации в соответствии с содержанием и общей направленностью умысла. 2. Покушение на преступление — это неудавшееся преступление, которое отличают два вида обстоятельств, влияющих на недоведение преступления до конца: объективные и субъективные. Объективными обстоятельствами являются непреодолимые внешние факторы, которые препятствуют недоведению начатого преступления до конца (пресечение преступления, задержание с поличным, активное сопротивление потерпевшего и др.). В качестве субъективных обстоятельств выступают факторы, обусловливающие неспособность лица довести начатое преступление до конца (фактическая ошибка субъекта, физическое бессилие, тяжелое опьянение и др.). Характерными признаками покушения по объективной стороне являются невыполнение до конца действий (бездействия), предусмотренных диспозицией статьи, либо недостижение преступного результата по обстоятельствам, не зависящим от виновного лица; по субъективной стороне характерным признаком покушения является частичная реализация умысла. Многие положения, касающиеся неоконченного преступления, до настоящего времени остаются дискуссионными, в том числе положения, имеющие концептуальное значение. В юридической литературе высказываются неоднородные взгляды на понятие добровольного отказа и его признаки. Одни авторы под добровольным отказом от преступления понимают отказ от намерения продолжить преступную деятельность в рамках состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ, другие — как отказ от совершения лицом действий по своей воле при осознании возможности доведения преступления до конца, третьи считают, что «добровольный отказ от преступления состоит в прекращении выполнения действий (бездействия), посредством которых осуществляется приготовление или покушение на него». На наш взгляд, третья точка зрения, согласно которой существуют добровольно прекращенное приготовление к преступлению и добровольно прекращенное покушение наиболее уязвима, поскольку приготовление и покушение имеют место только при наличии обстоятельств, которые вынуждают лицо прекратить преступление. В случае добровольного отказа обстоятельства, препятствующие доведению преступления до конца, отсутствуют. При добровольном отказе от преступления преступные действия (бездействие) прекращаются по воле лица, что исключает возможность их отождествления с приготовлением либо покушением, несмотря на использованные законодателем концепты приготовления и покушения в ст. 31 УК РФ. В юридической литературе справедливо утверждается, что «добровольный отказ исключает ответственность только за неоконченное преступление». Т. Г. Понятовская, автор этого утверждения, обоснованно относит преступление, прекращенное в силу добровольного отказа, к неоконченному преступлению. Ранее указанная точка зрения высказывалась представителями классической школы уголовного права, которые называли преступление, неоконченное в силу добровольного отказа, добровольно оставленным покушением, противопоставляя его покушению воспрепятствованному. В современных учебниках по уголовному праву отмечается, что «законодатель выделяет три вида неоконченного преступления: приготовление к преступлению, покушение на преступление и добровольный отказ от преступления». Данное утверждение содержит неточность, так как добровольный отказ отождествляется с преступлением, прекращенным в силу добровольного отказа. Добровольный отказ от преступления заключается в прекращении преступного деяния по собственной воле и как таковой является общественно полезным актом, в силу которого лицо, совершившее неоконченное преступление, не подлежит уголовной ответственности, если в его действиях (бездействии) отсутствует состав иного оконченного преступления. Сторонники концепции неоконченного преступления наряду с приготовлением и покушением относят к неоконченным преступлениям добровольно прекращенные преступления. В свое время Н. Ф. Кузнецова к неоконченной преступной деятельности относила не только деяния, прерванные по не зависящим от лица обстоятельствам, но и добровольно прекращенные. По смыслу закона, существует три вида неоконченных преступлений: приготовление к преступлению, покушение на преступление и преступление, прекращенное в силу добровольного отказа (на этапе подготовки к преступлению или на этапе его исполнения). Причем указанные этапы (подготовительный и исполнительный) отличаются от приготовления и покушения тем, что характерным признаком преступлений, прекращенных в силу добровольного отказа, является концепт добровольности, реализованный лицом, отказавшимся от доведения преступления до конца. При этом недоведение преступления до конца характерно для всех видов неоконченного преступления: вынужденно неоконченных (приготовление, покушение), добровольно неоконченных (прекращенных в силу отказа от доведения преступления до конца). В юридической литературе высказывается мнение, что «основанием освобождения от уголовной ответственности при добровольном отказе является отсутствие в действиях лица, добровольно отказавшегося от преступления, состава преступления». По мнению Д. Е. Дядько, «… отсутствие состава преступления — это правовое последствие, имевшего место добровольного отказа». В действительности, правовым последствием добровольного отказа является освобождение от уголовной ответственности, а не отсутствие состава преступления. Добровольный отказ от доведения преступления до конца не меняет правовой природы содеянного. Преступление, прекращенное в силу добровольного отказа, не перестает быть преступлением. С момента добровольного отказа меняется только характер преступного деяния: преступление приобретает статус неоконченного, так как согласно ч. 3 ст. 31 УК РФ лицо добровольно отказывается от доведения преступления до конца. При этом лицо, добровольно прекратившее преступление, не подлежит уголовной ответственности, если неоконченное им преступление не содержит состава иного оконченного преступления. В тексте действующего Уголовного кодекса РФ содержится прямое указание на то, что при добровольном отказе имеет место не доведенное до конца преступление, то есть преступление, прекращенное в силу добровольного отказа (ч. 1–5 ст. 31 УК). Это объясняет, почему преступление, не доведенное до конца в силу добровольного отказа, законодатель включает в институт неоконченного преступления. Ряд авторов (В. П. Ревин, Н. И. Пикуров) справедливо считают, что при добровольном отказе от преступления в содеянном заложена общественная опасность. С точки зрения законодателя «лицо не подлежит уголовной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца» (ч. 2 ст. 31 УК). В связи с этим в литературе утверждается, что лицо не нуждается в уголовной ответственности, так как само прекратило преступное деяние и утратило общественную опасность. На наш взгляд, при добровольном отказе отпадает только общественная опасность лица, которое по своей воле не реализует преступный умысел до конца. Обращает на себя внимание, что теоретическая модель Уголовного кодекса 1987 г. не содержит дефиниции оконченного преступления, поскольку ее авторы формулируют уголовно-правовые предписания в соответствии с концепцией неоконченного преступления, согласно которой существуют различающиеся между собой виды неоконченного преступления, а не стадии совершения преступления. Наличие дефиниции оконченного преступления в институте неоконченного преступления в действующем УК РФ является избыточным, так как выходит за рамки концепции неоконченного преступления, отрицающей наряду с другими стадиями стадию оконченного преступления. Кроме того, заголовок главы 6 «Неоконченное преступление» является более узким, чем наименование ст. 29 УК РФ «Оконченное и неоконченное преступление». Вторично, причем без особой необходимости, термин «оконченное преступление» используется в ч. 3 ст. 30 УК РФ, где речь идет о квалификации неоконченного преступления «по статье настоящего Кодекса, предусматривающей ответственность за оконченное преступление, со ссылкой на статью 30 настоящего Кодекса». (выделено — А. С.). В институте соучастия в преступлении законодатель использует более рациональную формулировку, так как предусматривает в ч. 2 ст. 34 УК РФ квалификацию содеянного соисполнителями по статье Особенной части настоящего Кодекса без ссылки на статью Общей части, а в ч. 3 ст. 34 УК РФ формулирует правило квалификации действий других соучастников по статье, предусматривающей наказание за совершенное преступление, со ссылкой на статью Общей части. На наш взгляд, структура института неоконченного преступления недостаточно соответствует системной логике конструирования этого института, так как вначале законодатель определяет понятие оконченного преступления (ч. 1 ст. 29 УК), затем указывает, какие деяния признаются неоконченным преступлением (ч. 2 ст. 30 УК) и устанавливает правило квалификации неоконченного преступления путем указания на статью, предусматривающую ответственность за оконченное преступление, и необходимость ссылки на ст. 30 УК РФ, регламентирующую ответственность за неоконченное преступление. Далее следует дефиниция добровольного отказа, в которой фигурируют концепт приготовления к преступлению и концепт покушения (в описательной форме), хотя речь в ч. 1 ст. 31 УК РФ идет о добровольно, а не вынужденно прекращенном преступлении. В последующих уголовно-правовых предписаниях указаны условия, с которыми закон связывает освобождение от уголовной ответственности исполнителя (ч. 3 ст. 31 УК) и других соучастников (ч. 4, 5 ст. 31 УК), признаки которых изложены в следующей главе «Соучастие в преступлении». Соответственно, адресат уголовного закона узнает о добровольном отказе организатора, подстрекателя и пособника раньше, чем о соучастии в преступлении и видах соучастников. К числу концептуальных положений института неоконченного преступления с полным основанием можно отнести теоретические взгляды, которые положены в основу дефиниции приготовления к преступлению (ч. 1 ст. 30 УК), дифференциации приготовления на наказуемое и ненаказуемое (ч. 2 ст. 30 УК) и дефинитивных признаков покушения на преступление (ч. 3 ст. 30 УК). Приготовление к преступлению уголовный закон традиционно определяет как умышленное создание условий для совершения преступления. К числу указанных условий отнесены действия, касающиеся орудий и средств совершения преступления (использован традиционный перечень), а также впервые указаны действия, касающиеся соучастников (приискание, сговор). Кроме того, дефиниция дополнена новым признаком — недоведение до конца преступления по не зависящим от лица обстоятельствам. Законодатель расширил перечень приготовительных деяний за счет включения в них действий исполнителя по вербовке соучастников и сговору на совершение преступления, но так и не сформулировал полного перечня приготовительных актов, поскольку многообразие приготовительной деятельности исключает возможность создания исчерпывающего перечня. В связи с этим законодатель завершает оба перечня (орудийный и субъектный) указанием на «иное умышленное создание условий для совершения преступления». В результате перечни частных случаев приготовительных действий оказываются иллюстративными придатками обобщающей формулировки. Сама формулировка приготовления к преступлению не отличается точностью, скорее следует традиции: реальное приготовление представляет собой создание предпосылок для совершения готовящегося преступления, а не создание условий, так как предпосылки предшествуют преступлению, а условия представляют собой обстоятельства, в которых совершается преступление. Предпосылки и условия различаются между собой как предшествующие и сопутствующие факторы. Наиболее неточным в концептуальном отношении звеном является такой признак приготовления как прерванность. Указанный признак по смыслу закона (ст. 30 УК) относится не к приготовлению, а к реализации преступного умысла, поскольку субъекту не удается приступить к исполнению готовящегося преступления. Тем не менее ряд авторов полагает, что прерывается «приготовление к конкретному преступлению, признаки которого содержатся в соответствующей статье Особенной части УК, предусматривающей ответственность за готовящееся преступление». Однако приготовление к преступлению в отличие от покушения, которое в действительности имеет редуцированный характер, в большинстве случаев доводится до конца: субъект создает необходимые предпосылки для совершения готовящегося преступления. При этом ему не удается реализовать до конца умысел в силу пресечения преступных действий и других обстоятельств, не зависящих от виновного. В 93% случаев приготовительные действия, по нашим данным, имели оконченный характер. По сведениям В. Д. Иванова, в 89,7% случаев привлечения к уголовной ответственности за приготовление к различным преступлениям подготовительная деятельность имела завершенный характер. Указанный автор отмечает, что начатая преступная деятельность при приготовлении к совершению преступления всегда не доводится до непосредственного посягательства в силу обстоятельств, не зависящих от лица. В этой связи возникает вопрос, почему в законодательной формуле приготовления к преступлению содержится указание на недоведение преступления до конца, которое дает основание интерпретировать подготовительные акты как вынужденно недоведенные до конца, то есть редуцированные по не зависящим от лица обстоятельствам. Определенный ответ на этот вопрос дает теоретическая модель УК РФ 1987 г. Часть 1 ст. 32 УК гласит: «Приготовлением к преступлению является действие или бездействие, создающее условия для совершения умышленного преступления, прерванного по не зависящим от лица обстоятельствам до начала его совершения». Приведенная формула содержит определенную неувязку: с одной стороны, новелла позиционирует приготовление к преступлению как актуально совершаемое «действие или бездействие, создающее условия для совершения умышленного преступления», с другой стороны, характеризует готовящееся преступление, то есть потенциально возможное деяние как «прерванное по не зависящим от лица обстоятельствам до начала его совершения». С такой формулировкой трудно согласиться, так как в реальности готовящееся преступление не совершается и не прерывается до начала его исполнения, поскольку субъект не приступает к его исполнению. До тех пор, пока умысел на совершение готовящегося преступления не реализован, преступление, которое можно прервать, не существует, тем более «до начала его совершения». Реально до начала совершения готовящегося преступления прерывается преступная деятельность, целью которой является планируемое преступление, охватываемое умыслом субъекта. В представленных формулах (ч. 1 ст. 32 ТМ УК и ч. 1 ст. 30 УК РФ) по существу нашли свое отражение две концепции: концепция стадий совершения преступления и концепция неоконченного преступления. С концепцией неоконченного преступления в данных формулах связано указание на неоконченный характер преступления, а с концепцией стадий — указание на связь приготовления с преступлением, для совершения которого умышленно создаются условия, указанные в законе (ч. 1 ст. 30 УК) и в теоретической модели (ч. 1 ст. 32 ТМ УК). Отсюда следует вывод, что глубинный уровень уголовно-правовых дефиниций, определяющих понятие приготовления к преступлению, включает в себя взаимоисключающие концепции. Соответственно, поверхностный (конструктивный) уровень законодательной и модельной формул имеет недостатки, обусловленные использованием двух неоднородных концепций в одном уголовно-правовом предписании. Исключительно важным в прикладном аспекте является концептуальное положение о дифференциации приготовления к преступлению на наказуемое и ненаказуемое в зависимости от категории готовящегося преступления. В теоретической модели УК 1987 г. (ч. 2 ст. 32 ТМ) сформулирована новелла, согласно которой «преступлением признается приготовление к особо тяжкому, тяжкому и менее тяжкому преступлению». В результате приготовительные действия к преступлениям небольшой тяжести при таком подходе декриминализуются. В УК РФ 1996 г. сформулировано уголовно-правовое предписание, в соответствии с которым «уголовная ответственность наступает только за приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению» (ч. 2 ст. 30 УК). Ограничение наказуемости приготовления мотивируется тем, что на практике давно и стабильно наказываются приготовления к наиболее тяжким преступлениям. На наш взгляд, данный аргумент не выдерживает критики, так как практика применения уголовно-правовых предписаний зачастую демонстрирует не достижения, а недостатки. Если следовать практике, то необходимо декриминализовать все преступления, которые не попадают в поле зрения сотрудников правоохранительной системы, слабо выявляются, недостаточно предупреждаются и крайне редко пресекаются. В данном случае правоохранительная практика — не критерий истины, а ее антипод, так как отражает узковедомственные интересы, недостаточный уровень профессиональной подготовки, коррумпированность. Такая практика тесно связана с фальсификацией отказных материалов, укрытием от учета преступлений и высокой латентностью преступности. Указанные особенности правоохранительной практики подтверждают судьи, работники прокуратуры, следственного комитета и аппарата МВД пяти регионов. Дифференциация приготовительных действий на наказуемые и ненаказуемые противоречит принципу неотвратимости ответственности и предоставляет лицам, склонным к совершению преступлений, возможность безнаказанно осуществлять приготовление к наиболее распространенным преступлениям небольшой и средней тяжести. Опрос сотрудников уголовного розыска в ряде областей (Орловская, Курская, Тульская, Белгородская, Ленинградская) показал, что оперативная работа по выявлению лиц, готовящихся к преступлениям небольшой и средней тяжести, не осуществляется. При этом ряд опрошенных сотрудников высказали мысль, что приготовление к преступлениям, не представляющим высокой общественной опасности, зачастую ведет к совершению тяжких и особо тяжких преступлений, поскольку умысел во время исполнения преступления может трансформироваться в зависимости от обстоятельств, например, приготовительные действия к краже из охраняемого помещения могут перерасти в разбой, в том числе сопряженный с убийством. Несмотря на высокую вероятность таких трансформаций и криминальных эксцессов, особенно при совершении групповых преступлений, сотрудники оперативных аппаратов полагают, что выявление и предупреждение приготовительных действий к преступлениям небольшой и средней тяжести не входит в их компетенцию. В результате из поля зрения сотрудников уголовного розыска выпадает около трех сотен составов преступлений, приготовление к которым ненаказуемо. Настораживающие сведения получены нами с 2000 по 2010 гг. в процессе ежегодного тестирования студентов семи орловских вузов и юридических факультетов. Около 40% тестируемых лиц на «провокационный» вопрос, какие покушения по действующему УК РФ ненаказуемы, предпочли ответ: покушения на преступления небольшой или средней тяжести, а большая часть слушателей Орловского юридического института МВД России (86,3%) указали, что приготовление к любым преступлениям ненаказуемо. Отмеченные факты показывают, что ч. 2 ст. 30 УК РФ не способствует реализации принципа неотвратимости уголовной ответственности, так как создает «расщепление» приготовления к преступлению на преступное и непреступное, вносит путаницу в представления о наказуемости приготовительных действий и покушений, способствует пассивности и безинициативности лиц, призванных выявлять, предупреждать и пресекать предварительную преступную деятельность. Довольно характерно, что судебные органы квалифицируют приготовление и покушение со ссылкой на ст. 30 УК РФ без указания частей данной статьи, иногда с указанием соответствующей части. В юридической литературе одни авторы предлагают квалифицировать приготовление к преступлению и покушение по ст. 30 УК РФ, другие — по ч. 1 ст. 30 УК квалифицируют приготовление, третьи предлагают квалифицировать приготовление по ч. 2 ст. 30 УК, а покушение — по ст. 30 УК и по ч. 3 ст. 30 УК РФ. Этот разнобой свидетельствует о том, что ст. 30 УК РФ далека от совершенства и не дает однозначного ответа, какой должна быть практика применения указанной статьи. Формула покушения (ч. 3 ст. 30 УК РФ) текстуально совпадает с ранее действовавшим предписанием (ч. 1 ст. 15 УК РСФСР 1960), за исключением последнего фрагмента, где вместо «по причинам, не зависшим от воли виновного» указаны «обстоятельства, не зависящие от этого лица». Покушение характеризуется как «умышленное действие (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам». В концептуальном отношении формула покушения не является нейтральной, так как характеризует покушение как вид неоконченного преступления, а не стадию преступления. Кроме того, используемый законодателем концепт «действие (бездействие), непосредственно направленное на совершение преступления» в большей степени характеризует приготовление к преступлению, чем покушение. Последнее в большинстве случаев направлено на достижение преступного результата, а в случае совершения преступлений с формальным составом покушение представляет собой начало исполнения действий (бездействия). Для характеристики покушения на преступление требуется более точный концепт, отражающий специфику покушений с материальным и формальным составами. В соответствии с законодательно-текстологическими требованиями, предъявляемыми к нормативному тексту, его конструктивному и концептуальным уровням, проектируемая глава о неоконченном преступлении может иметь следующий вид: Глава 6. Неоконченное преступление Статья 29. Неоконченное преступление и его виды 1. Неоконченным преступлением являются приготовление к преступлению и покушение на преступление, а также преступление, прекращенное в силу добровольного отказа от его завершения. 2. Квалификация приготовления к преступлению и покушения на преступление осуществляется с учетом содержания и направленности умысла по статье Особенной части настоящего Кодекса, со ссылкой на часть 1 или 2 статьи 30 настоящего Кодекса. Статья 30. Приготовление к преступлению и покушение на преступление 1. Приготовлением к преступлению признается умышленное создание предпосылок для совершения преступления, если при этом готовящееся преступление не было совершено по обстоятельствам, не зависящим от лица. 2. Покушением на преступление признается начало исполнения умышленных действий (бездействия), не доведенных до конца либо не достигших преступного результата по обстоятельствам, не зависящим от этого лица. 3. Уголовная ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление наступает независимо от категории преступления. Статья 31. Добровольный отказ от преступления 1. Добровольным отказом от преступления признается своевременное, полное и окончательное прекращение неоконченных преступных действий (бездействия), если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца. 2. Лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, не подлежит уголовной ответственности, за исключением случаев, когда фактически совершенное им деяние содержит состав иного оконченного преступления. Примечание. Правовые последствия добровольного отказа от преступления организатора, подстрекателя и пособника предусмотрены в главе 7 «Соучастие в преступлении». Институт неоконченного преступления, его правовые предписания сконструированы в законодательно-текстологической парадигме, которая нашла свое практическое воплощение в соблюдении ряда требований: 1. К числу признаков нормативного текста законодательная текстология относит его структурную организацию. В соответствии с законодательно-текстологическим подходом текст закона (главы) должен иметь внутреннюю организацию, то есть соответствовать принципу структурно-содержательного единства. Соблюдение данного положения законодательной текстологии позволяет структурно согласовать уголовно-правовые предписания в рамках нормативного текста главы 6 ТМ УК: – в ст. 29 ТМ УК: в ч. 1 — дана дефиниция неоконченного преступления; в ч. 2 — представлено правило квалификации различных видов неоконченного преступления; – в ст. 30 ТМ УК: в ч. 1 — изложена дефиниция приготовления к преступлению; в ч. 2 — дана дефиниция покушения на преступление; в ч. 3 — сформулировано положение об уголовной ответственности за совершение неоконченного преступления независимо от категории преступления; – в ст. 31 ТМ УК: в ч. 1 — дано определение понятия добровольного отказа от преступления; в ч. 2 — закреплено основание ненаказуемости лица при наличии в его действиях добровольного отказа. Из данной статьи исключены предписания о последствиях добровольного отказа соучастников преступления, поскольку указанные предписания (согласно требованиям структурно-смысловой организации нормативного текста) включают в себя уголовно-правовые концепты института соучастия в преступлении. 2. Важнейшим текстуальным признаком законодательного текста является его заголовок. Положения законодательной текстологии обязывают учитывать, что наименование структурных блоков нормативного текста является актуализатором уголовно-правовых предписаний. Заголовок каждой статьи, входящей в уголовно-правовой институт, должен выражать законодательную интенцию и соответствовать содержанию нормативного комплекса. Однако заголовок ст. 29 УК РФ «Оконченное и неоконченное преступление» в смысловом отношении не в полной мере соответствует названию главы 6 УК РФ «Неоконченное преступление». Название статьи является более широким, чем название главы. В рамках требований законодательной текстологии предлагается озаглавить ст. 29 ТМ УК «Виды неоконченного преступления». Новый заголовок статьи генерализует содержание соответствующих предписаний, отражает их целостность и выступает в качестве доминантной темы уголовно-правовых предписаний, устанавливает структурно-смысловые связи с правовыми предписаниями других статей института неоконченного преступления. |
||||||||||||||||||||||
