|
|
ОглавлениеГлава 3. Текстообразование уголовно-правовых предписаний и проблема качества уголовного закона Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 1. ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ТЕКСТОЛОГИЯ УГОЛОВНОГО ПРАВА… : ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ, МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ И ПРИКЛАДНОЙ АСПЕКТЫ§ 1. Законодательная текстология как направление уголовно-правовых исследованийВ общей теории права сформировался устойчивый подход к естественному языку как средству письменной объективации права. Несколько поколений отечественных юристов традиционно считают, что «именно язык служит средством передачи информации о содержании правовых предписаний», язык закона — единственно возможный способ существования права, право не может жить без языка, «без языка не может быть права». Достаточно наглядно «языковой» подход к закону отражен в названиях современных публикаций: «Язык закона» (1990), «Язык права» (1997), «Язык и стиль законодательных актов» (2003), «Язык и право» (2004, 2005), «Язык уголовного закона и его понимание» (2009). Специалисты по уголовному праву, как и представители других отраслевых наук, безоговорочно поддерживают традиционный языковой подход, согласно которому языковая детерминированность уголовного закона является неоспоримым фактом, так как «законодатель не имеет (и никогда не имел!) другой формы воплощения своего волеизъявления, нежели через естественный (для УК РФ — русский) язык». При этом «усовершенствование языка уголовного закона» рассматривается как средство оптимизации уголовного законодательства. В соответствии с традиционным подходом ученые-криминалисты ставят в один ряд уголовно-правовые заголовки (предтекстовые образования), уголовно-правовые дефиниции (внутритекстовые образования), термины (языковые единицы) и оценочные понятия (элементы законодательного текста) и тем самым отождествляет разные понятия — языковые единицы и уголовно-правовой текст. Юристы-практики фактически имеют дело с текстами уголовно-правовых предписаний, которые построены на языковой основе, а не с языком как таковым. В тех случаях, когда используются словосочетания «язык закона», «язык права», «законодательный язык», имеется в виду разновидность письменной речи, которую характеризуют стилистические особенности, свойственные уголовно-правовым текстам, а не законодательному языку, языку уголовного закона или языку уголовного права, поскольку реально существует естественный, а не законодательный язык. В юрислингвистике, в которой главенствует понятие «язык закона», вопрос о продуктивности языкового подхода к уголовному закону не ставится, хотя такой подход имеет известные ограничения. К числу особенностей языка закона специалисты по правотворчеству относят точность (по другой терминологии — максимальную точность), ясность (предельную ясность), ясность и простоту, понятность, экономичность (лаконичность), краткость, экспрессивную нейтральность, разумный формализм (унифицированность) языка. Специалисты по законодательной технике относят ясность, точность, доступность, краткость, нейтральность законодательного языка к языковым правилам, к требованиям к языку закона, либо к правилам (требованиям) юридической техники. В действительности в юридической литературе рассматриваются не языковые, а текстовые феномены, так как авторы всех без исключения публикаций анализируют особенности нормативных текстов. Об этом свидетельствуют постоянные оговорки о ясности и простоте изложения нормативного текста, а не языка закона, о точности юридического текста, о речевой избыточности и речевой недостаточности законодательных текстов, о требованиях, предъявляемых законодателем к тексту закона, о сочетании в тексте закона точности, ясности и полноты предписаний. В уголовно-правовой литературе характеристика языка уголовного закона неизбежно «сочетается» с характеристикой свойств законодательного текста. К числу общих и специальных признаков нормативно-правового текста (не языка — отмечено А.С.) А. И. Бойко относит точность, безличность, простоту и доступность. Примечательно, что в других работах о языке уголовного закона авторы рассматривают не столько язык закона, сколько полноту, четкость, ясность и простоту нормативных формулировок. При этом отмечается «недостаточно ясное, расплывчатое, двусмысленное или крючкотворное описание… признаков состава преступления». Б. В. Волженкин пишет, что «реализация принципа законности требует в первую очередь максимально четкого, не допускающего различных толкований описания непосредственно в законе объективных и субъективных криминообразующих признаков деяний, признаваемых преступлениями. Пусть даже текст закона (выделено — А. С.) будет громоздким, не столь стилистически изящным, как хотелось бы, но зато абсолютно понятным и потенциальному правонарушителю, и должностному лицу, применяющему уголовный закон». Характерно, что сторонниками повышения понятности действующего Уголовного кодекса считают себя именно те криминалисты, которые занимаются исследованием свойств, особенностей и качеств законодательного языка, хотя речь ведут о тексте уголовного закона. В юридической литературе 1990-х годов отмечается, что проблеме языка закона явно «не повезло» и она изучена в юридической науке слабо. При этом авторы коллективного труда «Язык закона» (1990) во введении заявляют о своем стремлении подойти с научно-теоретических позиций к исследованию проблем языка закона и дать основные положения о законодательном стиле как самостоятельном стиле литературной речи. Однако в рассмотрение признаков, присущих законодательным текстам, авторы не вдаются, так как предпочтение отдается языку, а не тексту закона: семь глав из девяти посвящены юридической терминологии, которая рассматривается в качестве совокупности единиц законодательного языка, имеющих точное лексическое значение. Во многом направленность таких исследований в течение нескольких десятилетий предопределялась зарубежными и отечественными работами, посвященными вопросам унификации терминологии нормативно-правовых актов и теоретическим проблемам создания юридического тезауруса. Не являются исключением и те публикации, в названиях которых фигурирует словосочетание «текст закона», «юридический текст», «текст права». Авторы работ, формально посвященных исследованию законодательного текста, далеки от законодательно-текстологического подхода, так как предметом их интереса выступает юридическая терминология, которая включена в нормативный материал, но не исчерпывает его, поскольку является одним из лексических пластов законодательного текста. Языковой подход к праву (точнее к юридическим предписаниям) имеет много сторонников, его поддерживают такие авторитетные фигуры как А. С. Пиголкин, Д. А. Керимов, Т. В. Губаева, Т. В. Губарева, В. И. Каминская, Т. В. Кашанина, А. Ф. Черданцев и другие. Вместе с тем в современных работах по законодательной технике при описании логики, стиля и языка закона авторы вынуждены обращаться к таким понятиям как «текст закона», «текстовая форма», «текстуальные формы», «нормативно-правовой текст», «текст документа». При этом Н. А. Власенко справедливо отмечает, что в юридической литературе пока в большей мере исследовано понятие документа, несмотря на практическую важность теоретических знаний о тексте. В последние годы нормативные тексты стали объектом внимания представителей общей теории права, специалистов по юридической технике, законодательной технике и нормографии. Учеными филологами Алтайского государственного университета совместно с юристами разрабатывается новое научное направление — юрислингвистика (лингвоюристика). Объектом юрислингвистики и лингвоюристики являются взаимоотношения языка и закона: отношения языка к закону изучает юрислингвистика, а закона к языку — лингвоюристика; юридический аспект языка является предметом юрислингвистики, языковые аспекты права интересуют лингвоюристов. Наиболее известный юрислингвист современности, Н. А. Власенко в монографии «Язык права» (1997) утверждает, что о «правовом языке можно говорить лишь условно, выделяя (обособляя) часть общей системы русского языка, посредством которой институционально оформляется и функционирует правовая система», он охватывает весь словарный запас юриспруденции, а «язык права» — это лишь лексикон нормативно-правовых актов и актов толкования. В выводах, завершающих первую главу «Взаимосвязи языка и права», Н. А. Власенко пишет, что «язык права (…) неразрывно связан с текстом права, вне его не существует. Текст права есть объединение правового лексикона и его стилевых закономерностей. Это одно из важнейших выражений права, форма его существования». Однако текст закона в данном случае не является объектом исследования, так как автора интересуют языковые единицы, которые дают возможность указать дефекты их использования и сформулировать правила употребления таких единиц в нормативных предписаниях. Языковой подход к тексту закона подтверждают и другие публикации юристов, поскольку речь в них идет о так называемых «нормативных грамматических предложениях». Следует отметить, что выделение юристами т. н. «нормативных предложений» является неудачным, даже если это понятие соотнести с понятием «нормативное предписание», так как характеристика предложения и особенности его функционирования определяются синтаксическими свойствами текста, а не его нормативным содержанием. В современной юридической литературе делаются попытки переориентировать внимание исследователей с «языка закона» на «текст». Специалисты по юридической технике справедливо полагают, что юристам «следует обратить внимание на практическую важность теоретических знаний о тексте» (о законодательном тексте — А. С.), так как «правовое регулирование, правовые институты в обществе не существуют … вне текста». При этом член-корреспондент Т. Я. Хабриева и ее коллеги отмечают, что нормативные тексты исследованы в меньшей степени, чем объективированные в них нормативно-правовые акты. Действительно, диспропорция между теоретическими исследованиями законодательных текстов и нормативными актами настолько велика, что ее точное обозначение невозможно. Исследования, формально посвященные текстам нормативно-правовых актов, содержат отдельные высказывания о социально-правовой значимости законодательных текстов, а вместо текста рассматриваются языковые особенности нормативно-правовых актов и юридических документов, в том числе их «грамматические основы». Уголовно-правовые исследования по законодательной технике в методологическом отношении следуют общетеоретическим разработкам: вместо текста уголовного закона основное внимание традиционно уделяется языковым средствам, то есть словам, словосочетаниям, устойчивым грамматическим оборотам и правилам их использования в уголовном законе. При этом методика языкового оформления уголовно-правовых предписаний сторонниками такого подхода рассматривается в рамках внешней законодательной техники. Однако использование языка в сфере уголовно-правового функционирования — это предмет юрислингвистики, а не внешней законодательной техники. Последняя имеет дело с текстами уголовно-правовых предписаний, поэтому любой автор, обратившийся к анализу компонентов законодательной техники или к методике языкового оформления уголовно-правовых предписаний, вынужден оперировать нормативными текстами либо их элементами, а не единицами языковой системы. Формой объективации уголовно-правовых предписаний является не предложение, как это утверждает Н. Л. Радаева, а нормативные тексты. Тем не менее языковая ориентация диссертационных исследований по уголовному праву в настоящее время приобрела гипертрофированно-гротескный характер. Авторы диссертационных работ по уголовно-правовой тематике сочетают несочетаемое: лингвистику и квалификацию преступлений, лингвистические основы и уголовно-правовые нормы. При этом авторы не дифференцируют язык и текст уголовного закона, отождествляют языковые и текстовые феномены, имеющие место в действующем Уголовном кодексе Российской Федерации. В результате в работах, посвященных языку уголовного закона, как правило, рассматривается законодательно-текстологическая проблематика (особенности заголовков, требования, предъявляемые к тексту закона, его стиль, конструирование нормативных текстов, их интерпретация), а не языковая проблематика (термины, терминосистема, синтаксические конструкции уголовно-правовых предписаний). В работах, формально посвященных лингвистическим особенностям уголовно-правовых норм (что следует из названий и содержания этих работ), рассматривается не столько язык уголовного закона, сколько дефекты нормативных текстов либо текстуальные особенности формулировок уголовно-правовых предписаний, примечаний и заголовков. Отдельные авторы полностью отождествляют законодательную технику с «лингвистическими средствами», а к приемам юридической техники относят исключительно «лингвистические приемы». И. В. Табарин категорически утверждает, что «все юридико-лингвистические приемы банально представляют собой правила по подбору и расстановке слов в текстах нормативно-правовых актов и других разновидностей формы правовых норм». А. Э. Жалинский и его соавторы справедливо отмечают, что «если следовать логике И. В. Табарина, то для осуществления правотворческой деятельности не нужно никаких специальных юридических знаний, а достаточно знания одного лишь русского языка». Этот «лингвистический крен», на который обращает внимание А. Э. Жалинский, дает основание оценить «табаринские тезисы» как примитивное упрощение технико-юридических понятий, в том числе касающихся уголовного законодательства, а объемный опус «ценителя филологии и лингвистики» причислить к жанру публицистики, отражающей недостатки юридической науки в искаженном виде. Существенным недостатком, порождающим представление о гипертрофированной роли языка в праве, является редукционизм, то есть стремление описать юридические явления поверх их сложности и тем самым упростить в научном отношении. Наиболее заметно редукция проявляется в тех случаях, когда юристы рассматривают язык как средство законодательной техники. Отсюда появляется упрощенное представление о том, что язык — источник возникновения, развития и функционирования права. С таким же успехом можно утверждать, что язык является источником возникновения, развития и функционирования любого социального явления, поскольку «весь наш опыт … о бытии лингвистичен». Правовой опыт действительно лингвистичен, но не настолько, чтобы полностью связывать существование права и законодательной техники только с функционированием языка. Поскольку генезис права вообще и уголовного права в частности не входит в тему данного исследования, мы оставим его в стороне и приступим к рассмотрению генезиса законодательной текстологии, ее объекта, предметной области, цели, задач и других ее аспектов, требующих описания для формирования первичных представлений о законодательной текстологии. Законодательно-текстологический подход, недостаточно отрефлектированный представителями правовой науки, заключается в рассмотрении в качестве объекта исследований нормативных текстов. Зачатки такого подхода к нормативно-правовым актам прослеживаются в девятитомном издании Российского законодательства Х–ХХ веков. Есть основания полагать, что авторы-составители многотомного издания Российского законодательства придерживались методологических установок, составляющих основу законодательно-текстологического подхода к нормативно-правовым актам, имеющим уголовно-правовой характер. В предисловии к указанному труду подчеркивается, что «тексты законов даются по первоисточнику… и без перевода, так как перевод навязывает читателю одну какую-то трактовку текста, между тем как при чтении текстов древних законов часто возникают споры при их толковании». Особенно отметим завершающий фрагмент предисловия, в котором О. И. Чистяков без каких-либо оговорок подтверждает, что в данной работе «дается текстологический и тесно связанный с ним историко-правовой комментарий к каждой статье или группе статей закона». В классическом варианте текстология — область науки, которая занимается изучением и комментированием текстов, восстановлением первоначальных рукописей, определением их авторства, даты написания, а также научным изданием (публикацией текстов). Однако научный потенциал текстологических исследований намного шире, чем принято считать, и не ограничивается историей создания текстов. Соотношение исторического и теоретического в текстологических исследованиях может быть разным, особенно в случае привлечения специальных методов в сочетании с концептуальными подходами. В тех случаях, когда объектом исследования выступают тексты правовых памятников, текстология приобретает историко-правовой характер. Новое текстологическое направление — законодательная текстология — фактически зарождается в недрах общей текстологии. Первыми текстологическими опытами в России становятся работы по систематизации, редактированию и описанию рукописных книг в XVI–XVII вв. Составляются описи монастырских книг и проводится описание монастырских рукописей конца XV в. Несколько позже в корпус историко-правовых исследований, имеющих текстологическую направленность, вошли Краткая редакция Русской Правды (Авг. Л. Шлецер, 1767), Пространная редакция (В. В. Кристинин, 1788). В 1846 г. Н. В. Колачев издал тексты Правды, в том числе Сокращенную редакцию, которая была осмыслена как особая обработка законодательного текста. При этом тексты были систематизированы в особом порядке и получили деление на статьи. Одновременно Н. В. Колачев составил программу дальнейших действий, которая включала издание всех списков Правды, их реконструкцию и текстологическое исследование. Полное издание известных списков Правды осуществил С. В. Юшков (1935). Академическое издание Русской Правды (1963), включившее 88 списков, фактически реализовало программу, намеченную Н. В. Колачевым. По словам О. И. Чистякова, издание Правды было осуществлено на основе «текстологической классификации», построенной с учетом взаимоотношения текстов Правды, их взаимовлияния и развития. Такого рода классификация позволила объединить все списки по группам и расположить их в текстологическом порядке без учета этапов развития государственного строя и права. Обращает на себя внимание, что историки права используют термин «текстология» в соответствии с представлениями о текстологии как единой науке, в рамках которой в зависимости от объекта исследования различаются различные отрасли текстологии: литературная, историко-правовая, лингвистическая т. д. Историки права, причастные к текстологическому изданию девятитомного труда по Российскому законодательству Х–ХХ вв., по существу действовали в рамках сложившейся традиции. Историко-правовые исследования правовых памятников проводились с позиций общей текстологии в соответствии с ее принципами, методами и подходами. Понятие «законодательная текстология» историками права не использовалось, так как наработки общей текстологии позволяли достаточно успешно заниматься восстановлением текстов правовых памятников, определять время их написания, изучать имеющиеся списки и опубликованные рукописи и создавать их научно-исследовательское описание. Обращение историков права к текстологии можно объяснить тем, что ключевыми понятиями этой науки являются «текст», «документально фиксированный текст» («источник»), «история текста», «редакция источника», «список», «критерии подлинности текста» и «принцип историзма» как абсолютно универсальный принцип текстологического исследования. Однако в первую очередь текстологическая ориентация историков права связана с тем, что многовековая деятельность переписчиков нормативно-правовых актов неизбежно вела к тому, что нормативные тексты лишались устойчивости, теряли первоначальный вид и обрастали новыми редакциями. При этом чем дольше правовой памятник находился в юридическом и деловом обороте, тем больше появлялось редакций и списков, в которых отражались социальные потребности законоустановителей и правоприменителей, интересы работодателей, законописцев и мастерство переписчиков. Практическое применение текстологии позволило авторам-составителям Российского законодательства Х–ХХ веков осуществить научное издание правовых памятников, основанное на всестороннем изучении нормативных текстов, их редакций и многочисленных списков, а также ранее опубликованных историко-правовых и текстологических трудов. Вместе с тем ярко выраженный историзм текстологии, ее обращенность к генезису текста и генезису правовых идей, сыграли негативную роль в использовании текстологического подхода в отношении современного (действующего) законодательства. Применение текстологии в уголовном праве традиционно ограничивается историко-правовыми и словарными комментариями, содержащими пояснения слов и оборотов, которые перешли в разряд архаизмов, диалектизмов и малопонятных современному адресату иноязычных заимствований. Между тем потребность в текстологических исследованиях уголовно-правовых нормативных текстов осознается юристами достаточно остро, но рефлексируется неоднозначно: либо как «язык закона», либо как «законодательный текст». Законодательную текстологию по-прежнему заслоняет историко-правовой текстологический подход. Соответственно, в уголовном праве сложилась прочная традиция уделять внимание языку, а не тексту уголовного закона, хотя последний является не только объектом комментирования, но и законодательного конструирования, то есть объектом производства нормативных текстов, которые выступают в юридическом обороте в качестве уголовно-правовых предписаний. Законодательно-текстологический подход к нормативно-правовым актам в отличие от традиционного языкового подхода держится на понимании того, что конечным продуктом законотворческой деятельности выступает текст закона, то есть прежде всего нормативный текст, а не его языковые единицы. Законодательная текстология является новым направлением исследований в праве вообще и в уголовном праве в частности. В отличие от текстологии, имеющей историко-правовую направленность, законодательная текстология обладает дискурсивным (социально-ориентированным) потенциалом, так как объектом исследования законодательной текстологии является текстовое поле действующего законодательства, в нашем случае — текст уголовного закона. Предметную область уголовно-правовой текстологии составляют её исходные теоретические положения, методологические основы и прикладные аспекты (глава 1), текстуальные признаки уголовного закона (заголовки структурных единиц УК РФ, объективированность законодательной воли, завершенность нормативных текстов, связность, целенаправленность и прагматичность), законодательная техника и законодательная текстология как взаимосвязанные и взаимодополняющие теоретические построения (глава 2), уголовно-правовые предписания как нормативные тексты, их структурная организация и композиционно-графические особенности; требования, предъявляемые к тексту уголовного закона, проблемы качества уголовного законодательства, связанные с компетентностью адресатов и наличием в нормативном тексте концептуального уровня (глава 3), практическое применение концептуальных положений законодательной текстологии в уголовном законодательстве и в уголовном праве (главы 4, 5). Целью законодательной текстологии является реализация возможностей, которые дает текстологический подход к конструированию уголовного закона и его интерпретации для нужд законодателя и правоприменителя. В качестве задач законодательной текстологии уголовного права выступают проблемные ситуации, требующие разрешения, в том числе: ● создание полезных когнитивных моделей, которые являются теоретическим прообразом текста уголовного закона и структурной организации его текстуальных компонентов;воплощение теоретических моделей уголовно-правовых предписаний в конкретных образцах, сконструированных в соответствии с законодательно-текстологическими требованиями; ● применение законодательно-текстологических моделей в процессе создания нормативных текстов, отвечающих требованиям нормотворческой деятельности в сфере уголовного законодательства; ● интерпретация уголовно-правовых предписаний, обеспечивающая выявление и осмысление двух уровней нормативного текста: поверхностного (конструктивного) и глубинного (концептуального); ● образование законодательно-текстологического алгоритма действий интерпретатора, обеспечивающего толкование уголовного закона, опирающееся на структурное членение уголовно-правовых предписаний; ● совершенствование текстуальной организации уголовного закона с учетом категорий актуального членения, в качестве которых выступают тематические и дескриптивные (описательные) признаки текста уголовно-правовых предписаний; ● создание приемлемых вариантов модификации нормативных текстов уголовно-правовых предписаний, которые в настоящее время не соответствуют структурно-композиционным критериям организации текста уголовного закона; ● выявление и законодательно-текстологическое описание составов преступлений, не подпадающих под признаки имеющихся классификаций, для надлежащей квалификации преступлений, которые не вписываются в рамки известных составов; ● законодательно-текстологическое описание конструктивных особенностей наименований разделов, глав и статей, различных видов примечаний и других текстуальных компонентов уголовного закона для удовлетворения потребностей теории и практики; ● внедрение теоретических положений законодательной текстологии, имеющих прикладное значение, в правовую культуру нормотворцев уголовного закона, ученых и юристов-практиков. § 2. Методологические основы законодательной текстологии уголовного праваВ юридической литературе широко используются такие термины, как «методология правопознания», «методология правовой науки», «методика научного исследования» и др. При этом смысл методологических понятий и соответственно соотношение указанных понятий трактуются неоднозначно. В одних случаях под методологией фактически понимаются любые научные методы, принципы и средства познания, в других — частно-научные методы и методики (процедуры) их использования выводятся за рамки методологии. Кроме того, само понятие «методология» трактуется по-разному, так как отражает мировоззрение авторов, которые стоят на несовпадающих, нередко противоположных и конкурирующих позициях. Одни авторы понимают под методологией методы познания и преобразования действительности, другие — учение об этих методах в совокупности с приемами и средствами познания. Некоторые считают, что методология — это самостоятельная наука, не совпадающая с философией. Сторонники философского подхода к методологии отождествляют методологию с философией, диалектикой и с историческим материализмом. |
||||||||||||||||||||||
