Теория познания. Эвристика. Креатология. Монография

Ильин В.В.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Философия Издательство: Проспект Дата размещения: 24.01.2018 ISBN: 9785392275328 Язык: Объем текста: 198 стр. Формат: epub

Оглавление

От автора

Глава 1. Проблема нового и теория творчества

Глава 2. Логика инновационности

Глава 3. Продуктивный синтез

Глава 4. Homo creatus — imaginus

Глава 5. Когнитивная репрезентация

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 4.
Homo creatus — imaginus

Творчество фундируется свободой, но не авантюрой. Творческая свобода есть интеллектуальный произвол, но не безнарядье. Лишь в сюрреалистической ситуации всё со всем может произойти, всё всем может стать. Но отсюда и квалификация: сюр суть «параноитически-критическая теория», «стихийный метод сознательной иррациональности, базирующейся на систематизированной... объективации проявлений безумия» (Дали).

Творчество в противоположность ментальной клинике лишено сомнительных черт параноидальности и иррациональности. Одновременно лишено оно и сомнительных черт продуцирующей ширпотреб машинерии. Рациональное стремление концептуально тематизировать творческие созидательно-инновационные акты канализирует поиск в фарватер, обозначаемый бакенами: безрассудство — фабрика. Творчество не есть ни одно, ни другое; ни утрата разумности в действиях, ни механизация. Творчеству как непростому несумасбродному немассовому свободному производству присущи некие специфические атрибуты производительной деятельности.

Еще раз: творчество — не цеховая, не мануфактурная организация, но организация производительная, и, как таковая, обладает признаками, выражающими коренную природу производительной организации. Производительная организация реализует прямое назначение при наличии: двигателя; передаточного механизма; рабочей машины.

Стандартная трехзвенка в случае творческой производительной организации выглядит так:

• двигатель: воображение;

• передаточный механизм: тропное, коннотативное свидетельствование;

• рабочая машина: отображение, преобразование образно-эйдетических символических групп.

§ 9. Механизм воображения

Тарт говорит о чувстве конгруэнтности между двумя разными сортами переживания: один набор может рассматриваться как восприятие внешнего мира, других, самого себя; другой — как теория, схема, система понимания. Предмет нашего внимания — существо второго набора.

Воображение как техника ассоциативного сочетания, комбинирования элементов не созерцания (визуальный коллаж), но схем представления (концепционный коллаж) без непосредственного обращения к предметности, — достаточно свободное, раскрепощенное, но все-таки регуляризованное мероприятие. Образование вполне произвольных композиций подчиняется нестрогим, но предписаниям, отражающим закономерности, постоянное соотношение приводимых в связь явлений. Указанные предписания суть правила порождения идеальных образов (возникающих без видимых внешних причин) по смежности, сходству, контрасту, сопутствованию, уподоблению и т.п., — любой непредставленной в поле перцепции атрибуции, инкорпорирующей расцениваемые сущности в смысловые системы.

Расставим акценты.

(1) Следует различать сознание и содержание сознания. Вопреки Джемсу (не проводившему соответствующую дистинкцию) сознание и мысль не соположны. Поток сознания не приравнивается к мысленному потоку. В тематизации воображения упор делается на мысле-значимые разряды состояний сознания. Воображение есть напряжение потока мыслей.

(2) Воображение опирается на пред-данные знания об упорядочении, порядке: Платон, Аристотель в данной связи упоминали соразмерность, симметрию, красоту, определенность. С гносеологической точки зрения предпосылочные опосредствования подобного рода содержательно не оформлены; формально не кодифицированы.

(3) Фигуры смыслового упорядочения по вообразительным техникам не только не предмет логификации, но и идеации, — не выступают объектом «всеобщего созерцания».

(4) Вообразительные созерцания не идеационны, они эйдетичны: концентрируются на обозрении-схватывании умо-постигаемого.

(5) Воображение захватывает; оно есть состояние наваждения, «высшая степень подверженности наитию» (Цветаева), но и «управа» с наитием. Управа через созидание новой сути в новой форме. В качестве инновационного ресурса воображение противопоставляется как неоригинальности, так и формальности. Воображение тематизируется в языке концептов «взрыв» (ср.: «культура и взрыв»), «взлом», нетерпимых к «общим», «типовым», «расхожим» местам.

Дабы сложиться и состояться, воображение как способность души должно:

• отвечать требованиям предметно-признаковой ситуации, относительно которой и демонстрировать импровизационные возможности;

• отвечать законам отображения — сопоставлениям элементам х множества Х элементов y множества Y, по которым вводятся образы области значений. Используя платоновско-аристотелевские идеи порядка для вообразительной процедуры, законы упорядочивающих отображений в частном случае уместно связывать с законами симметрических отображений, снабженных фиксированными отношениями эквивалентности, определяемыми группами преобразований. (Мы говорим «в частности», поскольку законы уподобления менее строги, нежели законы преобразований симметрии; последние эксплуатируют соображение признаковых форм, сохраняющих инвариантность при преобразованиях.)

Предметность конституирует субстанциальные предпосылочные рамочные кондиции вообразительных актов, что через сцепку с какой-то онтологией позволяет им проецироваться на фрагменты сущего, тем самым не покидать почвы реальности (воображение — не вздорные отвязные бредни). Отобразительная преобразовательность конституирует людические кондиции вообразительных актов, что, ослабляя сцепку с исходной онтологией, позволяет им превосходить (в творчестве) почву реальности.

Мотор воображения — людические эвристические упражнения. Констатация этого вполне достаточна для экспликации механизма, т.е. системы, устройства, определяющих порядок такого вида продуктивной деятельности, как воображение.

Людическое начало — свобода, произвол, импровизация, раскрепощение — привносит элемент креативности, позволяет созидать. Созидать в исполнении, произведении, сочинении, измышлении. Продукты воображения по этой причине, — продукты fiction — намеренные, нарочитые создания, не соответствующие действительности и используемые с какими-то наперед заданными целями.

В гносеологической редакции они (продукты):

• генеалогически — имитации: вариации выдумывания, придумывания, изобретения, подделки под что-то;

• функционально — иллюзии: вариации небывальщины, нелепицы, кажимости, несбыточности, мечтательности, видимости;

• статусно — презентации: вариации представительных техник (сбивка-перебивка, лицовка — перелицовка), нацеленных на получение в качестве готовой продукции аранжировки, транскрипции, фантазии, парафразы.

В онтологической редакции они (продукты):

• диахронически — диверсификации: активации модификации, мультипликации, трансформации сущего, метаболического метаморфоза, волюнтарной фабрикации обстояний;

• синхронически — дереализации: активации посессива, ирреалиса, модусов условности als ob, de dicto;

• субстанциально — деэссенциализации: активации полифундаментальности, окказиональности, квазиатрибутивности с привкусом эксцентрики — моделирование реалий через заостренно-умышленное нарушение логики, последовательности, взаимозависимости явлений.

Необходимость ломает, но не творит закон. Воображение катализирует законотворение. Катализирует созданием, освоением возможного; стихия воображения — стихия возможного.

Перевод рассмотрения в плоскость «что будет, если...» (детское «понарошку»), феноменологически содержит все признаки волюнтарного подхода; сущностно же введением допустимого аналитически расширяет трактовку существования, обслуживанием потенции увеличивает сектор обзора, позволяет рассуждать о том, что может проявиться при известных условиях. «Волюнтарность», «произвольность» в контексте сюжетики «воображение» характеризуют не «тривиальную бесшабашность», «порочную склонность к противоестественной, насильственной деформации modus percipiendi», но «модельность», «панорамность», — предпосылки последовательного выполнения ищущей мыслью своего призвания: всестороннего исследования.

И если гиперболизация признакового состава бытия поддерживает благородный прорыв (вспомним — «взрыв», «взлом»), — как говорил Менандр: aliquando et insanire jucundum est.

Присмотримся к культовым легендам в эссеистике и эссенциалистике. По заветной вообразительной формуле «что будет, если...» («будем считать, что...») оживают тени слова, тени мысли — мнимые лица, мнимые истины; производится соединение гротеска и трагедии, смешного и печального (беллетристика), необходимого и случайного, вероятного и невероятного (теория).

Возможное как (как бы) действительное; потенциальное (als ob) реальное; — сближение желаемого с действительным, несбыточного с возможным — нерв мечтающего воображения.

В романе А. Белого «Серебряный голубь» многие приняли секту голубей за хлыстов. Автор проясняет: «Согласен, что есть в этой секте признаки, роднящие ее с хлыстовством, но хлыстовство, как один из ферментов религиозного брожения, не адекватно существующим кристаллизованным формам у хлыстов; оно — в процессе развития, и в этом смысле голубей, изображенных мной, как секты, не существует; но они — возможны (! — В.И.) со всеми своими безумными уклонами, в этом смысле голуби мои вполне реальны (! — В.И.)».

Sic: многозначительный модальный перебой: возможное под фирмой реального. Подобное нарушение ритма стандартного мыслетока культивирует площадку модельного испытания идеи (мятежного замысла). И в эстеме, и в ноэме; и в художественном, и в научном опыте. Рассмотрим лишь два сопряженных эпизода в фикспунктах «романистика» и «наука».

Эпизод 1: анекдотический персонаж павловской эпохи — подпоручик Киже, в личине удобного модельного образа — двойника — растиражированный в литературе (Гоголь, По, Шамиссо, Андерсен, Достоевский, Стивенсон, Евг. Шварц и др.), — нереальное лицо, стечением обстоятельств наделенное реальностью. Из ошибки писаря возникло имя, из имени — человек, «существование которого обусловлено всеобщим страхом, не позволяющим исправить ошибку». Плевое дело, принявшее очертания масштабной драмы: «приказ адъютанта «считать подпоручика Киже в живых» не пустая, бессмысленная фраза. В машине павловского государства достаточно описки, чтобы из нее вышла тень, которая занимает все большее место в сознании, распоряжаясь судьбами беспрекословно послушных мертвому ритуалу людей».

Отвалилось колесо — пошла плясать губерния. Плясать нездоровой, ненормальной, злокозненной виттовой пляской...

Дело не в иллюзии мысли. Дело в правде жизни. Перевод развития интриги из реалиса в ирреалис, из позитива в посессив оттеняет генеральное понятие «мнимой истины», объемлющей государство. Из незаметного происшествия вырастает жизненная, историческая катастрофа. Отсутствующий характер героя высвечивает присутствующий характер социума.

Эпизод 2: обобщение понятия «действительное число» (любое положительное, отрицательное, «0») с получением понятия «комплексное число» — вида z = x + iy, где x, y — действительные числа; i = — мнимая единица. Действительные числа — частный случай комплексных чисел при y = 0; комплексные числа не действительные при y ≠ 0. Расширение концепта «число» легализацией мнимого числа x + iy, где i — мнимая единица, — плод синтетического продуктивного приема, развертывающегося как модельное рассмотрение в кондициалисе «что, если...».

Ильин В.В. Теория познания. Эвристика. Креатология. Монография

Ильин В.В. Теория познания. Эвристика. Креатология. Монография

Монография посвящена исследованию продуктивных (порождающих) процессов мыследеятельности. Работа представляет седьмую книгу издания, задуманного как систематическое положительное изложение философской доктрины познания.<br /> Для специалистов в области философии, психологии, методологии, педагогики, культурологии.

Внимание! Авторские права на книгу "Теория познания. Эвристика. Креатология. Монография" (Ильин В.В.) охраняются законодательством!