|
|
ОглавлениеГлава I. Формирование и развитие идей сравнительного правоведения Глава II. Сравнительное правоведение как наука и учебная дисциплина Глава III. Роль сравнительного правоведения в жизни общества Глава IV. Сравнительное исследование международного и национального (внутригосударственного) права Глава V. Проблемы классификации национальных правовых систем Глава VI. Романо-германская правовая семья Глава VII. Англосаксонская правовая семья. Система общего права Глава VIII. Конвергенция романо-германского и англосаксонского права Глава IX. Правовые системы социалистических и постсоциалистических стран Глава XI. Мусульманское право как разновидность религиозного права Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава II. СРАВНИТЕЛЬНОЕ ПРАВОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА И УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА§ 1. Понятие сравнительного правоведения. Терминологический и содержательный аспектыНесмотря на то что сравнительное правоведение имеет довольно длительную историю своего развития, в нем по-прежнему, как и на ранних этапах эволюции, значительное место занимают традиционные, до конца не решенные вопросы, такие, как понятие, содержание, внутреннее строение, формы проявления, методология, терминология и др. Даже само название «сравнительное право», укоренившееся в западной юриспруденции, в отечественной и зарубежной литературе воспринимается далеко не однозначно. Одни из авторов считают его вполне приемлемым и адекватно отражающим охватываемую им сравнительно-правовую реальность. Другие — наоборот, стараются избегать его употребления, считая его неточным. Среди сторонников использования термина «сравнительное право» следует назвать известного западного компаративиста П. Круза, который хотя и выделяет его в системе других юридических терминов в качестве «уникального по сценарию правовых исследований и учебных программ», тем не менее считает его вполне приемлемым для обозначения сравнительно-правовой материи. Данный термин приемлем, по мнению автора, во всех смыслах, в том числе «содержательном» и «описательном». Если рассматривать термин «сравнительное право» как неотъемлемую часть действующего права, пишет П. Круз, то он окажется пригодным прежде всего в содержательном смысле, «в смысле охвата и отражения всех правовых систем», а также — в «описательном» смысле, как «описание метода проведения научных исследований и реализации учебных программ». При этом в процессе использования термина «сравнительное право» П. Круза, в отличие от других авторов, вовсе не смущает то обстоятельство, что по природе это право не является обычным правом — системой правил поведения или системой норм, составляющих институт или отрасль права, наподобие семейного, гражданского права или права собственности. Аналогичного мнения относительно «сравнительного права» придерживаются и другие авторы. М. Богдан, например, считает, что хотя термин «сравнительное право» является в некоторой степени двусмысленным и вводящим в заблуждение, поскольку не отражает собой «никакой самостоятельной части правовой системы», тем не менее имеет полное право на существование уже в силу неких исторических причин, а именно в силу того, что был воспринят юристами разных стран и широко использовался в течение очень длительного времени. Термином «сравнительное право» для обозначения сравнительно-правовой материи широко пользуются также К. Цвайгерт, X. Кётц, Ф. Лаусон, О. Кан-Фрейнд и другие западные компаративисты. Характерно, что для многих из них он считается как нечто само собой разумеющееся. Основное внимание при этом фокусируется не на самом термине или названии, а на его содержании. В качестве примера можно сослаться на рассуждение К. Цвайгерта и X. Кётца о том, что прежде чем попытаться раскрыть суть, функции и цели сравнительного права, следует прежде всего уяснить значение самого словосочетания «сравнительное право». Под этим термином, по мнению авторов, понимается «применение сравнительного метода при изучении права как объекта интеллектуальной деятельности». Среди ученых-компаративистов, сомневающихся в целесообразности и обоснованности использования термина «сравнительное право» или выступающих против него, следует назвать американского юриста, бывшего президента Международной академии сравнительного права Р. Паунда. Во вступительной речи на открытии IV Конгресса Международной академии сравнительного права (Париж, 1954 г.) он говорил: «Когда я размышляю о сравнительном праве, то всегда думаю о чем-то более широком и емком, чем это обозначается соответствующим английским словосочетанием comparative law. Я думаю не только и даже не столько о сравнительном праве как таковом, сколько о науке "сравнительного права"». В таком же ключе рассуждают и некоторые другие западные и отечественные авторы. Они вообще предпочитают говорить не о «сравнительном праве» как таковом, а о «сравнительном правоведении» как о науке или о соответствующей отрасли знаний. Сравнительное правоведение, пишет в связи с этим Ю. А. Тихомиров, является теорией или научной дисциплиной в ряде отраслей юридической науки. Ее цель — изучать и сопоставлять различные правовые массивы и системы между собой и с нормами международного права, выявлять сходство и различия, определять тенденции общепринятого развития. По мнению данного автора, термин и понятие «сравнительное правоведение» более предпочтительны, чем термин «сравнительное право». К тому же их нельзя отождествлять. Первое гораздо богаче и объемнее по содержанию и обладает комплексным характером. Второе же понятие «вообще вызывает сомнения, поскольку трудно представить подобную новую разновидность права». Исходя из триединого представления о праве национальном, международном и надгосударственном нелегко находить место «сравнительному праву». Сравнительное правоведение в нашем понимании и предназначено для сопоставления вышеуказанных разновидностей права, не претендуя на новый вид права. Ю. А. Тихомиров считает, что «в научном отношении» к термину и понятию «сравнительное правоведение» ближе других стоит «компаративистика». С последним трудно спорить, поскольку данным термином, происходящим от английского слова «compare» — сравнение, обозначается слишком широкий круг вопросов, в том числе не относящихся к юриспруденции. Однако в отечественном научном обиходе термин «компаративистика» довольно регулярно и активно используется для обозначения сравнительно-правовой материи и несомненно имеет все основания для своего существования. Аналогично дело обстоит и с укоренившимся в сознании правоведов термином «компаративист», применяющимся к лицам, занимающимся сравнительным правоведением. Наряду с названными терминами и понятиями для обозначения сравнительно-правовой материи используются и другие термины и понятия, такие, как «сравнительная юриспруденция», «сравнительное изучение права», «сравнительный анализ правовых актов и систем», «сравнительное исследование законодательства» и др. Каждый из них, несомненно, отражает определенные стороны сравнительно-правовой материи и происходящих в ней процессов, и в этом смысле без претензий не всеобъемлемость имеет право на существование. Что же касается общего названия сравнительно-правовой материи и процессов, то наиболее подходящими с точки зрения адекватного отражения действительности представляются термины «сравнительное право» и «сравнительное правоведение». Первый из них исторически сложился и закрепился в основном в западной юридической литературе. Еще Х. Гуттеридж в книге «Сравнительное право», вышедшей в 1946 г., писал, что термин «сравнительное право» широко признан на Западе, хотя в нем и содержится элемент двусмысленности. Относительно термина «сравнительное правоведение» следует заметить, что хотя он периодически использовался в «западной» литературе, но наибольшее распространение и закрепление получил все же в «восточной», социалистической и постсоциалистической литературе. В силу исторически сложившихся обстоятельств представляется, что в настоящее время нет никакой необходимости заменять одни термины и названия на другие, спорить об адекватности или неадекватности того или иного термина. Целесообразно использовать как равнозначные оба термина и понятия: «сравнительное право» и «сравнительное правоведение». К тому же, и это самое главное, дело не в самом термине или понятии, а в опосредуемом им содержании. А именно — в том, какой смысл вкладывается в тот или иной термин, каково его непосредственное содержание и назначение, наконец, каков статус обозначаемой им дисциплины. В отношении статуса и содержания сравнительного правоведения так же, как и в отношении его названия, в отечественной и зарубежной литературе нет единого мнения. Среди множества высказываемых мнений наиболее четко выделяются следующие три точки зрения. Суть первой из них, появившейся на свет почти одновременно с процессом развития сравнительного правоведения, заключается в том, что сравнительное правоведение отождествляется со сравнительным методом и полностью сводится к сравнительному методу. Подобный, традиционный для ранней отечественной и зарубежной компаративистики, подход разделялся и отчасти разделяется в настоящее время целым рядом известных в данной области исследователей, таких, как Э. Паттерсон, рассматривавший сравнительное правоведение скорее как «метод исследования», чем как юридический институт, А. Поллок, Р. Давид, Х. Гуттеридж и др. При этом сравнительный метод, нередко отождествляясь с теорией сравнительного метода, анализируется под разными углами зрения. Он рассматривается, например, как «универсальный способ интерпретации юридических актов», принадлежащих к различным правовым системам; как один из методов адаптации одних правовых и социальных систем к другим; как одно из наиболее важных средств конструктивного решения теоретически и практически важных для развития сравнительного правоведения проблем. Споры о том, отождествляется ли сравнительное правоведение со сравнительным методом или не отождествляется, сводится ли оно к нему и к теории сравнительного метода или не сводится, нашли довольно широкое отражение не только в западной, но и в отечественной литературе. Обращая внимание на этот факт, А. А. Тилле и Г. В. Швеков писали в 1970-е гг., что «основной спор в вопросе о природе сравнительного правоведения в настоящее время ведется вокруг того, есть ли сравнительное правоведение наука или это — специфический метод, присущий всем юридическим наукам». «Подавляющее большинство в Советском Союзе и за рубежом отрицают наличие науки сравнительного правоведения». Некоторые же юристы считают сравнительное правоведение особой юридической наукой, но ведут спор по поводу того, что же составляет ее предмет. Суть второй точки зрения заключается в том, что авторы-компаративисты отрицают правомерность сведения сравнительного правоведения к сравнительному методу. Сравнительное правоведение рассматривается при этом как относительно самостоятельная отрасль знаний, как самостоятельная научная и учебная дисциплина. Данная точка зрения, разделявшаяся раньше лишь немногими авторами, в настоящее время доминирует в научной литературе. Рассмотрение сравнительного правоведения в качестве отдельной социальной науки, инициированное такими известными компаративистами, как Салей, Рабэль, Райнштайн и Холл, привело к определенному оживлению сравнительно-правовых исследований, к формированию взгляда на сравнительное правоведение не как на метод или составную часть сравнительного метода, а как на отдельную отрасль научных знаний. Однако в данном подходе к определению статуса сравнительного правоведения есть довольно значительные нюансы. Дело в том, что не все авторы, разделяющие взгляд на сравнительное правоведение как на отдельную отрасль знаний, придают ему статус самостоятельной дисциплины. Сравнительное правоведение при этом нередко рассматривается лишь как «самостоятельное направление правовых исследований», как «формирование новых направлений научного поиска» и др. Что же касается полной самостоятельности сравнительного правоведения как научной и учебной дисциплины, то в отношении ее в отечественной и зарубежной литературе проявляется скептицизм. По мнению М. Богдана, не подлежит никакому сомнению, что исследовательская работа, проводимая в области сравнительного правоведения, имеет в высшей степени квалифицированный, научный характер. Однако вопрос заключается в том, может ли сравнительное правоведение только исходя из этого рассматриваться как самостоятельная дисциплина, «формирующая собой независимую отрасль знаний». Ведь до сих пор не выработано достаточно четких и общепризнанных критериев определения того, что составляет «независимую сферу научных исследований». До сих пор нет четкого представления о том, чем определяются «границы между сложившимися, традиционными правовыми дисциплинами». Нет достаточно ясного понимания того, что должно лежать в основе разграничения различных правовых дисциплин — практические потребности, академические («педагогические») или какие-то иные соображения. В результате своих научных поисков и рассуждений автор приходит к выводу о том, что сравнительное правоведение с «общетеоретической и методологической точек зрения» следует рассматривать как самостоятельную дисциплину под более точным названием «сравнительная юриспруденция». Однако, тем не менее, некоторые сомнения, судя по высказываниям автора, все же сохраняются. Остаются они и у некоторых отечественных авторов, занимающихся проблемами сравнительного правоведения. Это следует из их общих выводов и отдельных рассуждений. В качестве примера можно сослаться на суждение А. X. Саидова о том, что при определении статуса сравнительного правоведения речь, по-видимому, должна идти не об «институционном признании некой новой научной дисциплины, а об осознании ряда относительно новых проблем, которые возникли перед правовой наукой». Такого же мнения придерживаются и другие авторы, рассматривающие сравнительное правоведение как «особое направление научных исследований». Суть третьего подхода к определению статуса сравнительного правоведения — своеобразного компромиссного варианта — заключается в том, что оно рассматривается и «как научная дисциплина со своими собственными правами, и как метод». В том случае, рассуждают авторы — сторонники данного подхода, когда в пределах сравнительного правоведения решаются вопросы, «лежащие на высоком уровне абстракции», например такие, которые касаются сравнительно-правового анализа, иерархии источников права, выявления общей основы различных правовых систем, попыток группирования различных правовых систем в единые правовые семьи и т. д., — можно говорить о сравнительном правоведении как о «независимой отрасли научных знаний», самостоятельной юридической дисциплине. Во всех же остальных случаях сравнительное правоведение следует рассматривать лишь как «особую область научных исследований в рамках общей теории права, предполагающую широкое применение сравнительного метода». Наряду с названными существуют и другие представления о природе и статусе сравнительного правоведения, которые, однако, при всей своей важности и значимости имеют, по мнению ряда авторов, вовлеченных в дискуссию по данному вопросу, «скорее теоретический, нежели практический характер». Это вовсе не означает, что проблема определения природы и статуса сравнительного правоведения вообще не играет никакой практической роли. Практическая значимость ее предопределяется перспективами развития и применения сравнительного правоведения для решения не только общетеоретических задач, касающихся всех сравнительно-правовых исследований, но и сугубо практических, имеющих отношение лишь к отдельным правовым нормам, актам и институтам или отраслям права, вопросов. Решая проблему определения природы и статуса сравнительного правоведения на современном этапе, можно с полной уверенностью сказать, что в структурном и функциональном плане она выступает как вполне сложившаяся, относительно самостоятельная и обособленная от всех других гуманитарных наук юридическая научная и учебная дисциплина, имеющая свой собственный предмет, метод, сферу применения, выполняющая свою собственную роль в системе юридических знаний и юридического образования и имеющая свое особое социальное назначение. Независимо от того, как понимается и как воспринимается сравнительное правоведение применительно к его природе, статусу, происхождению, выполняемым им функциям и пр., во всех вариантах его понимания и толкования у него есть общеродовые признаки и черты. Среди них следует указать прежде всего на те, которые связаны методологически и этимологически с понятием и термином «сравнение». «Сравнение» является той исходной основой, базой, на которой и строится весь сравнительно-правовой анализ. Раскрывая содержание и назначение данного термина и понятия, философ А. В. Савинов писал: «В своем общем значении сравнение есть действие, которым мы устанавливаем тождество (сходство) и различие в предметах и явлениях действительности, в их (этих предметов и явлений) отражении в нашем уме. Сравнить — значит отличить нечто как равное себе от другого, а также, с другой стороны, — найти в другом то же самое, что нам известно, или сходное с ним». Другой отечественный ученый Н. И. Кондаков, рассуждая на данную тему, отмечал, что в широком смысле слова «сравнение» есть прежде всего один из основных логических приемов познания внешнего мира. Познание любого предмета и явления, подчеркивал автор, начинается с того, что мы отличаем его от других предметов и устанавливаем сходство его с родственными предметами. «Познание есть процесс, в котором различение и сходство находятся в неразрывном единстве». Следует напомнить, что понятие и термин «сравнение» имеет не локальный, а глобальный, универсальный характер. Он распространяется на все без исключения сферы деятельности человека, области научного познания и обучения. Однако применительно к государственно-правовой, так же как и к любой иной сфере исследования, он имеет специфический характер. Специфичность эта обусловлена как самой природой, так и другими особенностями исследуемой государственно-правовой материи. Об этом будет отдельно сказано далее. Среди других общеродовых признаков и черт сравнительного правоведения следует указать на его комплексный характер. Суть комплексности заключается в том, что сравнительное правоведение, по общему признанию, не сводится только к сравнению «чисто» правовых норм, отраслей и институтов, принадлежащих к разным правовым системам, а охватывает собой и окружающую их историческую, национальную, культурную и иную среду. Сравнительное правоведение, рассуждает в связи с этим П. Круз, имеет своеобразный «эклектический характер» в том смысле, что черпает свои основные черты и особенности в целом ряде юридических и неюридических дисциплин. Оно признает важность взаимоотношений между правом и составляющими его нормами, с одной стороны, и историей, философией и культурой — с другой. Исследователи сравнительного правоведения исходят из того, что каждая сопоставляемая правовая система представляет собой «особое выражение (отражение) породившего ее духа народа и вместе с тем результат влияния на него многочисленных исторических событий, формирующих национальный характер, амбиции и менталитет». В связи с комплексным характером сравнительного правоведения в научной литературе вполне резонно отмечается, что теоретически и практически невозможно глубоко и всесторонне познать сравниваемые правовые нормы, отрасли или институты, возникшие и развившиеся в различных исторических, национальных, культурных, политических и идеологических условиях, без глубокого понимания и учета особенностей данной окружающей их среды. Это положение стало общепризнанным лишь в последние годы. Что же касается прежних лет, то в тот период доминировал, как правило, или «чисто» юридический подход, ориентированный на изучение сравниваемых правовых норм и институтов самих по себе, в «чистом» виде, или же историко-юридический подход. Последний был свойствен в особенности XIX столетию. По утверждению Р. Паунда, XIX век стал «веком доминирования исторического подхода» к ведению сравнительно-правовых исследований. Суть его заключалась в том, что в процессе проведения сравнительных исследований в области государства и права основное внимание акцентировалось прежде всего на рассмотрении доисторической природы и особенностей процесса развития правовых систем и институтов, характера их теорий, правил и доктрин, на попытках «выявления основных принципов права с помощью глубокого и всестороннего анализа права прошлого». В более поздний период (в конце XIX — первой половине XX в.) исторический подход к проведению сравнительно-правовых исследований был расширен и дополнен социологическим, культурологическим и другими подходами. Важной особенностью сравнительного правоведения является то, что оно носит не внутринациональный, а межнациональный характер, оно сориентировано на изучение не только и даже не столько внутрисистемных (внутри каждой национальной системы права) проблем, сколько на анализ межнациональных проблем, лежащих в плоскости сравнительного анализа различных систем права. Разумеется, существование сравнительного правоведения невозможно без опоры на национальное право. Глубокое и разностороннее знание сравниваемых систем права является основой, первым и весьма важным шагом на пути развития сравнительного правоведения. Без этого нет и не может быть речи о проведении сравнительно-правовых исследований и соответственно о применении сравнительного метода. Однако это не означает, что сравнительное правоведение имеет преимущественно национальный или внутрисистемный характер. Оно сориентировано на получение и применение правовых знаний, имеющих преимущественно межсистемный (между различными системами права) и межнациональный характер. Кроме названных существуют и другие, свойственные лишь сравнительному правоведению признаки и черты. Они характеризуют его с самых различных сторон — с точки зрения статики и динамики, соотношения с национальным и международным правом, под углом зрения его теоретической и практической значимости. Выявлению и раскрытию их будут посвящены последующие главы, а сейчас представляется важным обратить внимание на особенности взаимоотношения «сравнительного права» с «правом», на то, что понимание и толкование «сравнительного права» находится в прямой зависимости от того, как понимается и каким представляется само понятие «право». § 2. Сравнительное правоведение и национальное правоВ юридической литературе, посвященной сравнительно-правовым исследованиям, вопросам взаимозависимости «сравнительного правоведения» от понятия и термина самого «права» уделяется значительное внимание. Для того чтобы ответить на вопрос о том, что собой представляет сравнительное право, по мнению немецкого ученого Б. Гроссфельда, необходимо прежде всего четко определить, что собой представляет его исходное право. Помимо тех проблем, которые возникают перед исследователем сравнительного права в силу того, что не полностью определены и не всеми компаративистами признаны общие «теоретические рамки его исследования», его концепция, цели, предмет, объект и метод, весьма важная проблема возникает в связи с соотношением сравнительного правоведения с национальным, существующим в пределах одной страны, правом, а также общим понятием права. Как отмечают английские юристы Р. Сим и П. Пэйс, эта проблема усложняется тем, что неоднозначность понимания и толкования «права» порождает неопределенность и неоднозначность представления о «сравнительном праве». Ведь не секрет, что «право» как таковое используется в мире в самых различных смыслах, каждый из которых содержит в себе, однако, «общий компонент того, что называется правом, а именно — общее правило поведения». О праве говорят, например, в отношении науки — «право науки», морали — «моральное право», наконец, в отношении Бога — «Божественное право». Это — широкое понимание права. Для юристов же право (в узком, сугубо юридическом смысле) означает не что иное, как «совокупность принципов, признаваемых и применяемых государством с помощью административной юстиции». Это, иными словами, есть «система правил поведения, признаваемых и применяемых судами». Аналогичного мнения о понятии и определении права придерживаются и многие другие авторы. Однако наряду с ними существуют и иные подходы. Определиться в них весьма важно, поскольку от этого зависит возникающее на их основе представление о сравнительном правоведении. Взяв, например, за исходное широкое понимание права, мы неизбежно придем к выводу, что сравнительное право охватывает собой не только юридические принципы и нормы (правила поведения), но и «моральное», «Божественное» и другие разновидности того, что некоторые западные и отечественные авторы называют правом. Ограничившись же только узким представлением о праве, мы с необходимостью ограничим область распространения сравнительного права лишь сферой применения принципов и норм национального права. В отечественной и зарубежной научной литературе в попытках преодоления такого расхождения довольно четко прослеживается стремление к выработке общего понятия права и на этой основе — общего определения сравнительного правоведения. Однако на этом пути встречаются труднопреодолимые препятствия. Главные из них заключаются в сложностях, порождаемых различными, порой взаимоисключающими друг друга подходами, отсутствием единого, концентрированного, целенаправленного процесса познания права и его практического использования. Диалектика данного процесса состоит в том, что множественность определений понятия права как в целом положительное явление выступает в то же время и как явление отрицательное. Возможно ли успешное преодоление негативных сторон множественности, а точнее — известной разрозненности или даже противоречивости определений понятия права? В значительной мере — да. Возможно использование нескольких путей данной проблемы. Один из таких путей заключается в том, чтобы на основе сформулированных в разное время частных определений понятия права выработать пригодное «на все времена» и «на все случаи жизни» общее определение понятия права. В отечественной и зарубежной юридической литературе такие попытки предпринимались, и неоднократно. Отмечалось, в частности, что «общее определение права, если оно правильно сформулировано, имеет ту несомненную теоретическую и практическую ценность, что оно ориентирует на главные и решающие признаки, характерные для права вообще и отличающие право от других, смежных, неправовых общественных явлений». Однако тут же и не без оснований оговаривалось, что в процессе исследования права и его применения нельзя ограничиться «одним лишь общим определением понятия права», поскольку в нем не могут получить «свое непосредственное отражение» весьма важные для глубокого понимания права и практики его применения «специфические моменты, свойственные тому или иному историческому типу права». Специфические особенности, например, рабовладельческого или феодального типов права вряд ли можно отразить в общем понятии, которое вбирало бы в себя также хотя бы некоторые специфические особенности современных правовых систем или типов права. Специфические особенности и черты характеризуют лишь частные определения понятия права, отражающие, соответственно, специфические признаки и черты рабовладельческого, феодального или любого иного типа права. Что же касается общего определения понятия права, то оно может складываться лишь из самых общих черт и особенностей, свойственных всем без исключения типам права. В силу этого оно неизбежно будет носить слишком общий характер, чрезмерно абстрактный, малопригодный для определения сферы применения сравнительного правоведения и других теоретических задач, а также достижения практических целей. Разработкой такого рода определений, когда право рассматривается в весьма абстрактном или одностороннем виде лишь как «институт принуждения поведения человека власти правил» или как «правила поведения, устанавливаемые и охраняемые государством», нередко увлекаются западные юристы. Отечественные же авторы, предпринимавшие попытки выработки общего понятия права, в силу объективных и субъективных причин чаще всего сбивались на отдельные специфические черты, касающиеся воли того или иного господствующего класса, рассмотрения права исключительно как классового регулятора общественных отношений и т. п. Иллюстрацией сказанному может служить дефиниция права, в соответствии с которой оно представляется как «государственная воля господствующего класса, выраженная в совокупности норм, которые охраняются государством как классовый регулятор общественных отношений». Анализ данных, равно как и других, ранее приведенных в качестве примера общих понятий права, показывает, что они пока довольно далеки от совершенства. Следовательно, они, окончательно не сформировавшись в единое, полностью удовлетворяющее потребностям государственно-правовой теории и практики общее понятие, не могут служить эффективным средством или путем преодоления негативных последствий множественности, разрозненности и противоречивости понятий о праве, а равно как и основой для определения сравнительного правоведения. Не могут способствовать достижению этой цели и так называемые «ходячие», по выражению известного немецкого теоретика права Р. Иеринга, или «наиболее распространенные» (Л. Петражицкий) воззрения на право как на «принудительные нормы, пользующиеся признанием и защитой со стороны государства», как на «совокупность действующих в государстве принудительных норм». Ибо при всей своей общепризнанности и широкой распространенности они отражают лишь отдельные взгляды и подходы к анализу права и его определению, а не являются универсальными. В сложившихся обстоятельствах наиболее эффективными, а следовательно, и наиболее оптимальным являются выделение и рассмотрение наиболее важных признаков и черт, свойственных различным типам права. В первую очередь речь идет о тех признаках и чертах, которые позволяют выделить право как регулятор общественных отношений среди других неправовых регулятивных средств. Анализируя многочисленные сложившиеся в различное время представления и суждения о праве, можно указать на следующие его важнейшие особенности и черты. 1. Право — это прежде всего совокупность, а точнее — система норм или правил поведения. Это не случайный набор случайных норм, а строго выверенная, упорядоченная совокупность вполне определенных правил поведения. Как и любая иная система, она складывается из однопорядковых, взаимосвязанных между собой и взаимодействующих друг с другом элементов. Таковы нормы права, или правила поведения. Система должна быть внутренне единой и непротиворечивой. Возникающие между ее отдельными структурными элементами — нормами — связи, как и сами нормы, должны быть направлены на выполнение строго определенных — регулятивных и иных — функций, на достижение единых целей. Для того чтобы стать действенной и эффективной, любая правовая система должна сложиться как целостная, органическая система. Это одно из непременных требований и одновременно один из признаков реальной, действующей, а не формальной правовой системы. В основе любой системы норм или правил поведения лежат как объективные, так и субъективные факторы. В числе объективных факторов выделяются однотипные экономические, политические, социальные, идеологические и иные условия, способствующие созданию и функционированию системы правовых норм в той или иной стране. Как отдельные нормы, так и их система в целом не создаются стихийно, произвольно, по желанию и усмотрению отдельных лиц. Они отражают объективные потребности общества и государства и «проецируются» на реально существующие экономические, политические и иные отношения. В этом плане, несомненно, прав был К. Маркс, когда, подчеркивая объективно обусловленный процесс нормотворчества, писал, что «законодательная власть не создает закона — она лишь открывает и формулирует его». Попытки произвольного, умозрительного «конструирования» отдельных правовых актов или системы норм неизбежно ведут к негативным или же к непредсказуемым последствиям. Такого рода оторванные от реальной действительности системы, а точнее, псевдосистемы можно охарактеризовать известным изречением И. В. Гёте из «Фауста»: «Словами диспуты ведутся, из слов системы создаются». Разумеется, процесс создания и функционирования системы норм не только не отрицает, а наоборот, всячески предполагает существование наряду с объективными и субъективных факторов. Речь при этом идет о разработке и осуществлении в той или иной стране научно обоснованной правовой политики, о подготовке и реализации планов законодательных работ, об активном участии специалистов-юристов в процессе правотворчества, правоприменения, в правоохранительной деятельности государственных органов. Говоря о системе норм, нормативности права как об одной из важнейших его особенностей, следует отметить, что нормативность вовсе не означает ограниченности или «замкнутости» права одними только нормами — правилами поведения. Помимо норм право должно включать в себя также и другие структурные элементы в виде правоотношений, правовых взглядов и идей, правосознания, субъективных прав граждан. Спор между сторонниками строго нормативного понимания права, когда оно рассматривается лишь как система норм, или правил поведения, и расширительного его толкования имеет длительную историю в отечественном и зарубежном правоведении. Однако при всей длительности и периодической обостренности споров каждая из сторон не только не отрицает, а наоборот, заведомо предполагает существование системы норм как основного звена «узко» или «широко» понимаемого права. Более того, в некоторых случаях «нормативистское» понимание права чуть ли не возводится в абсолют. Г. Кельзен — основоположник нормативистской теории права — склонен рассматривать сквозь призму норм не только само право, но и правовой порядок («правовой порядок представляет собой систему норм»), государство как «установившийся порядок», другие государственно-правовые явления. Внимание! Авторские права на книгу "Сравнительное правоведение. Учебник. 2-е издание" (Марченко М.Н.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
