Наука, паранаука и псевдонаука. От алхимии к химии, от астрологии к астрономии

Ивин А.А.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Наука Издательство: Проспект Дата размещения: 03.08.2015 ISBN: 9785392189755 Язык: Объем текста: 273 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава 1. Что такое наука

Глава 2. Паранаука и псевдонаука

Глава 3. Возникновение и развитие науки

Глава 4. Основные требования научного метода

Глава 5. Идеалы и нормы науки

Глава 6. Научное обоснование и научная критика

Глава 7. Социальные и гуманитарные науки

Глава 8. Наука и природа человека

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 5.
ИДЕАЛЫ И НОРМЫ НАУКИ

1. РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ИДЕАЛАМИ И НОРМАМИ НАУКИ

Научное познание мира является разновидностью человеческой деятельности. Как всякая деятельность, оно руководствуется и направляется системой определенных ценностей. Обычно они называются «научными идеалами» или «нормами науки». Их задача — направлять усилия ученого, являться высшим или даже конечным устремлением научного исследования.

Принято, например, считать, что ученый призван стремиться к объективному знанию, что это знание должно представлять собой не совокупность разрозненных заметок об изучаемых объектах, а научную теорию, что такая теория обязана быть логически последовательной и т. д.

Между идеалами науки и ее нормами можно провести различие, хотя это и непросто сделать. Идеалы располагаются в будущем, они притягивают к себе, но не всегда оказываются достижимыми. Нормы располагаются в прошлом, они не влекут к себе из будущего, а толкают в него из прошлого. Если идеалы остаются нереализованными, об этом можно сожалеть. Нормы же всегда предполагают угрозу наказания, в силу чего они непременно должны быть выполнены. И, наконец, идеалы, как правило, более расплывчаты, чем нормы. Идеалы — по преимуществу пожелания, в то время как нормы являются директивными распоряжениями.

Идеал — это, прежде всего, ценностное представление, так как им утверждается определенное, положительное содержание научной деятельности, норма является императивным, повелевающим представлением.

В структуре научного сознания научные идеалы занимают одно из ключевых мест: ими задается значение хорошего и плохого в научной деятельности, должного и предосудительного, правильного и неправильного и т. д. Идеалы науки систематизируют наиболее отвлеченное и общее представление о деятельности ученого, ее промежуточных и конечных целях. Ценностная сила научных идеалов несомненна, вместе с тем они обладают также известным императивным содержанием.

Идеалы науки всегда стояли в центре внимания философии науки. В ней многое было сказано о структуре научных теорий, об объективности утверждений науки, о границах аксиоматизации и формализации и т. д.

Вместе с тем никакой систематизации идеалов науки пока не существует, большинство этих идеалов рассматривается, как правило, неконкретно. Многое, например, говорилось о требовании истинности научных утверждений. Но истина как соответствие утверждения описываемому им фрагменту реальности не отделялась ясным образом от истины как согласия системы научных утверждений друг с другом. Не рассматривался вопрос о том, является ли истина целью всякой науки, включая не только естественные науки, но и социальные и гуманитарные науки, а также науки, подобные математике. И если положения математики должны быть истинными, т. е. обязаны соответствовать реальному положению вещей, то с каким фрагментом действительности следует сопоставлять весьма абстрактные математические утверждения, всегда говорящие об идеализированных, т. е. вымышленных объектах, и т. п.

2. НАУЧНАЯ ТЕОРИЯ

Естественнее всего начать обсуждение идеалов науки с требования системности, или теоретичности, научного знания.

Научное знание всегда стремится приобрести форму научной теории — системы научных утверждений, дающей целостное представление о закономерностях или существенных связях изучаемой области действительности.

Примерами научных теорий являются классическая механика Ньютона, корпускулярная и волновая теории света, специальная и общая теория относительности, хромосомная теория наследственности и т. п.

В чисто логическом смысле теория — это совокупность высказываний, замкнутых относительно логического следования. С логической точки зрения теорией может быть даже отдельное высказывание, взятое вместе с его логическими следствиями.

Единство науки

Иногда теоретичность, или системность, научного знания переоценивается. Ни физика или математика, ни химия или биология, ни тем более социальные дисциплины, подобные социологии и политологии, не представляют собой некой единой теории.

Внутреннее единство научной дисциплины является результатом ее развития и носит динамический характер. Оно всегда должно быть выявлено и установлено, и оно меняется от одного периода этого развития к другому. Процесс объединения разрозненных сведений, относящихся к какой-то конкретной области, является, как и процесс развития науки в целом, бесконечным. Единство знания, касающегося этой области объектов, всегда является временным и относительным.

«Сегодня наши законы, законы физики, — пишет лауреат Нобелевской премии по физике Р. Фейнман, — множество разрозненных частей и обрывков, плохо сочетающихся друг с другом. Физика еще не превратилась в единую конструкцию, где каждая часть — на своем месте. Пока что мы имеем множество деталей, которые трудно подогнать друг к другу. Вот почему в этих лекциях я вынужден говорить не о том, что такое закон физики, а о том, что роднит различные законы; мы плохо понимаем их связь. Но интересно, что у них все же есть некоторые общие черты».

Если это верно в отношении современной физики, то тем более это справедливо в отношении других наук, менее точных, чем физика, и добившихся в своей систематизации не столь заметных успехов, как она.

3. ИСТИНА

Понятие истины является одним из наиболее важных в теории познания и в философии науки. Одновременно оно относится к понятиям, вызывающим наибольшие споры.

Принято считать, что истина является свойством высказываний. Например, высказывание «Снег бел» является истинным, в то время как высказывание «Снег черный» ложно. Точнее говоря, истина обычно рассматривается как свойство тех мыслей, или суждений, которые выражаются высказываниями. Истина неприложима к понятиям, представлениям, образам и т. п.

Сопоставление понятия истины с понятием (позитивной) ценности показывает, однако, что истина представляет собой не свойство высказывания, а отношение между высказыванием и сопоставляемым с ним фрагментом действительности. Отношением, а не свойством, является и ценность. В обычном употреблении истина и (позитивная) ценность асимметричны. Если высказывание, сопоставляемое с действительностью, соответствует ей, то свойство быть истинным приписывается высказыванию. Когда реальность соответствует высказыванию (тому стандарту, который выражается им), (позитивная) ценность приписывается самому фрагменту реальности, а не высказыванию.

Чтобы не усложнять язык, будем, как обычно, говорить, что высказывания являются теми объектами, которые способны быть истинными.

Классическая и неклассические концепции истины

Хорошо известны три традиционные концепции, раскрывающие природу истины: истина как соответствие (корреспонденция), истина как согласие (когеренция) и истина как полезность. У каждой из этих концепций есть разнообразные модификации.

Согласно теории корреспонденции высказывание является истинным, если оно соответствует описываемой ситуации, т. е. представляет ее такой, какой она является на самом деле.

Например, высказывание «Сажа черная» истинно, поскольку сажа на самом деле черная; высказывание же «Металлы не пластичны» ложно, так как в действительности металлы пластичны.

Истолкование истинности как соответствия мысли действительности восходит еще к античности и обычно называется классической концепцией истины. Все иные понимания истины именуются неклассическими.

Тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, писал Платон, говорит истину, тот же, кто говорит о них иначе — лжет. Так же истолковывал истину Аристотель: «... Истину говорит тот, кто считает разъединенное разъединенным, а связанное — связанным, а ложное — тот, кто думает обратно тому, как дело обстоит с вещами». Иногда классическое истолкование истины называется «аристотелевским», что не вполне точно.

Истина как корреспонденция объективна и существует вне и независимо от человека и его намерений, от того, признается она в определенный период времени или нет.

С классическим пониманием истины связаны две сложные проблемы.

Прежде всего, оборот «соответствие мысли действительности» является очевидной метафорой. Мысль ничем не напоминает то реальное положение вещей, которого она касается. Это — два совершенно разных вида бытия. О каком сходстве между смыслом высказывания «Вода кипит» и кипящей водой может идти речь? Скорее всего, здесь можно усматривать только некоторое структурное сходство. Б. Рассел полагал, в частности, что согласие мысли и действительности заключается в соответствии тех элементов, из которых состоит высказывание, тем элементам, которые образуют факт.

Далее, на смену одним представлениям о мире приходят новые представления, в свете которых старые оказываются ложными. Теория Дарвина показала, что более ранние теории эволюции Э. Кювье и Ж. Б. Ламарка ошибочны; общая теория относительности Эйнштейна уточнила представления Ньютона о природе пространства и времени; современная экономическая наука выявила ограниченность и, в конечном счете, ошибочность рецептов Д. М. Кейнса по предотвращению экономических кризисов. В свете современных концепций старые идеи оказываются сплошной цепью заблуждений. Как на смену алхимии, относящейся к псевдонаукам, могла прийти несовместимая с нею химия? Каким образом ошибочная геоцентрическая астрономия Птолемея могла дать начало гелиоцентрической астрономии Коперника?

Ответы на подобного рода вопросы требуют конкретизации классического понимания истины.

Абсолютная и относительная истина

Один из возможных путей такой конкретизации был намечен в Средние века. Суть его — в проведении различия между абсолютной истиной и относительной истиной. Абсолютная истина — это истина в уме всезнающего и всемогущего бога. Она является вечной и неизменной. Относительная истина — это истина в уме человека, обладающего ограниченными возможностями, но пытающегося уловить божественную истину, отобразить ее хотя бы в неполной и несовершенной форме. Человек никогда не обретет абсолютно истинного знания, но он будет постепенно, хотя и неограниченно долго («до конца веков», т. е. до прекращения хода времени) приближаться к такому знанию.

Если истина, доступная человеку, относительна, то относительным является и ее противоположность — заблуждение. Оно почти всегда содержит в себе зерно истины. Однако человек способен отделить верное от неверного только в процессе дальнейшего познания. И даже расставаясь со старыми, ошибочными представлениями, он приходит не к абсолютной, а только к новой относительной истине, отягощенной собственным ошибочным содержанием.

Различение абсолютной и относительной истины позволило отказаться от представления процесса познания как серии неожиданных и необъяснимых переходов от заблуждения к истине. Познание мира является цепью последовательных переходов от одних относительных, или частичных, истин к другим относительным истинам. Последние стоят все ближе и ближе к абсолютной истине, но никогда не смогут совпасть с нею.

С разграничением абсолютной и относительной истины связана получившая широкое распространение в позднее средневековье теория двойственной истины. Эта теория начала складываться, когда обнаружилось, что некоторые положения философии Аристотеля противоречат догматам христианства и ислама. Это затруднение попытались преодолеть с помощью учения о разделении философских и богословских истин: истинное в философии может быть ложным в теологии, и наоборот. Теории двойственной истины придерживались Аверроэс, Иоанн Дунс Скот, У. Оккам и др. Широкое распространение учение об истинности некоторых описательных высказываний в теологии и ложности их в философии или в других областях знания получило в эпоху Возрождения. Стремясь отграничить научное исследование от теологических рассуждений, этого учения придерживался позднее Галилей. Теологические утверждения представлялись абсолютными истинами; положения философии и других областей знания мыслились как относительные истины, содержащие элемент заблуждения и требующие в силу этого дальнейшего исследования и уточнения.

В средние века теория двойственной истины истолковывалась узко, как касающаяся, прежде всего, взаимных отношений истин философии и теологии. При широком истолковании эта теория относится ко всем описаниям, независимо от области знания, в которой они получены, и говорит о том, что описательное высказывание может быть истинным при одном основании (т. е. той точке зрения, исходя из которой что-то описывается) и ложным при другом основании.

Научные истины, как и все иные, носят относительный характер. Они справедливы только для своего времени и для того круга эмпирических данных, на основе которого они установлены. В процессе углубления знаний об изучаемых объектах одни из этих истин уточняются, другие превращаются в аналитические истины и теряют способность сопоставления с опытом, третьи оказываются ложными утверждениями.

«В науке понятие истины совершенно относительно, — пишет лауреат Нобелевской премии по экономике М. Алле. — Никакая теория, никакая модель не могут претендовать на обладание «абсолютной истиной», а если бы такая и существовала, то она оставалась бы для нас недоступной. Есть модели, более или менее хорошо подтвержденные данными наблюдения. А из двух моделей «лучшей» всегда будет та, которая при именно такой степени приближения представляет данные наблюдения наиболее простым образом. Каковы бы ни были ее эмпирические подтверждения, лучшее, что можно сказать о такой теории, что «все происходит так, как если бы ее гипотезы действительно соответствовали реальной природе явлений».

Истина как согласованность

Согласно идее когеренции истина представляет собой систематическую согласованность выдвинутого положения с уже принятыми утверждениями.

Такая согласованность сильнее логической непротиворечивости: не всякое высказывание, не противоречащее ранее принятым высказываниям, может быть отнесено к истинным. Истинно только положение, являющееся необходимым элементом систематической, целостной концепции. «Целостность» обычно понимается так, что из нее нельзя удалить, без ее разрушения, ни одного элемента.

Строго говоря, при таком истолковании истины, если оно проводится последовательно, истина оказывается характеристикой, прежде всего, самой «целостности», а не ее отдельных элементов. «Целостность» приобретает при этом абсолютный характер: она не оценивается с точки зрения соответствия ее чему-то иному, например внешней реальности, но придает входящим в систему высказываниям ту или иную степень истинности. При этом степень истинности высказывания зависит только от его вклада в систематическую согласованность элементов «целостности».

Концепция когеренции отправляется от важной черты всякого знания, и в первую очередь научного, — его системности. В науке систематизированное знание приобретает форму научной теории. Допустимо предположить, что новое положение, позволяющее придать теории большее внутреннее единство и обеспечить более ясные и многообразные ее связи с другими, заслуживающими доверия теориями, может оказаться истинным также в классическом смысле.

Истина как полезность

Согласно прагматической теории, высказывание истинно, если оно работает, является полезным, приносит успех. Эта теория истины, предложенная Ч. Пирсом в конце ХIХ в., позднее разрабатывалась У. Джеймсом, Дж. Дьюи и др. «Работоспособность идеи», или ее полезность, истолковывалась по-разному.

Выражение «истина как полезность» несколько огрубляет истолкование истины самим Пирсом. Можно, однако, отметить, что позднее Дьюи, развивавший идеи Пирса, прямо заявлял: «... истина определяется как полезность.».

Прагматическое определение истины обычно подвергается критике на том основании, что человеческая практика непрерывно меняется, и то, что было, несомненно, полезным в один ее период, нередко оказывается бесполезным или даже вредным в более позднее время.

Традиционный пример с религиозными верованиями является хорошей иллюстрацией этой мысли. Начиная с истоков человеческой истории, религия являлась одним из наиболее эффективных средств социализации индивида. Всякая религия включает определенную систему утверждений (кредо), составляющую в религиозные эпохи ядро господствующего мировоззрения; регламентацию способов поведения, и в частности группового поведения при выполнении религиозных обрядов; особый язык, проникающий и во все другие сферы повседневной коммуникации людей; определенные эмоциональные установки, способные придавать особую окраску всей эмоциональной жизни верующих. Религия предлагает также решения всех сложных проблем человеческого существования: смысл человеческой жизни, предназначение страданий, смерти, любви и т. д. Особая сила религии как средства социализации была связана с тем, что боги (или бог в монотеистических религиях) постоянно держат человека в своем поле зрения. Даже оставаясь один, он помнит, что есть инстанция, способная оценить его поведение и наказать его, если он отступает от системы норм и правил, поддерживаемой религией. Не только любые поступки, но даже все мысли и намерения человека, скрытые от окружающих его людей, не являются тайной для божества.

Однако в индустриальном обществе значение религии как одного из важных механизмов социализации стало заметно падать. Капитализм является светским обществом, придерживающимся принципа свободы совести. Две крайние формы социализма — коммунизм и национал-социализм — атеистичны по своей сути, причем воинственно атеистичны. Сами они являются, можно сказать, постиндустриальными аналогами религии, и поэтому не могут допустить, чтобы религия конкурировала с ними в сфере мировоззрения, идеологии, характерных форм групповой деятельности, в эмоциональной сфере индивидов и т. д.

«...Гипотеза о боге истинна, — говорит Джеймс, — если она служит удовлетворительно». Тысячелетия эта гипотеза действительно была полезна. Но в постиндустриальном обществе в ней нет особой необходимости. Означает ли это, что являвшаяся ранее истинной система религиозных верований в настоящее время утратила свою истинность? Нужно к тому же учитывать, что современный мир является очень пестрым и постиндустриальными являются только небольшое число стран. Подавляющее большинство людей религиозно, причем верят они в самых разных богов. Следует ли из этого заключить, что для некоторых обществ религия остается истинной, в то время как для других она уже утратила свою истинность?

Такого рода вопросы ставят под сомнение объективность истины.

Вместе с тем определение истины как полезности, несмотря на его уязвимость для критики, достаточно широко используется в науке. Оно замещает классическое истолкование истины в тех случаях, когда сопоставление новых идей с действительностью оказывается затруднительным, а то и просто невозможным.

Такие ситуации обычно в социальных и гуманитарных науках, имеющих дело с неустойчивыми, «текучими» фактами и постоянно меняющейся реальностью. Хорошо известны, например, социальные концепции либерализма, консерватизма и социализма. Во многих аспектах они несовместимы друг с другом. Можно ли, отвлекаясь от понятий полезности и успеха в практической деятельности, говорить об истинности одной из этих концепций и ложности двух других? Вряд ли. Это тем более маловероятно, что социальные концепции формулируют определенные оценки, не являющиеся истинными или ложными: «Индивидуальная свобода предпочтительнее надежной социальной защищенности», «Коллективные ценности, связанные с органическими социальными целостностями, подобными морали и государству, стоят выше индивидуальных ценностей», «Реализация глобальной социальной цели построения совершенного общества требует ограничения потребностей человека минимальными, естественными потребностями» и т. п.

Определение истины как полезности и того, что приводит к успеху, используется не только в науках о культуре, но и в формальных науках.

Истина в формальных науках

В математике и логике, не имеющих непосредственной связи с опытом, истолкование истины как согласованности нового положения с уже принятыми утверждениями оказывается важным рабочим инструментом. Большинство «логических» и «математических истин» никогда не выходит за пределы согласования их с уже принятыми логическими и математическими теориями и теми критериями, по которым оцениваются последние.

Иначе обстоит дело с теориями, лежащими за пределами формальных наук. Эти теории ценны лишь постольку, поскольку они соответствуют наблюдаемым фактам. Единственным источником истины здесь является опыт. Внутренняя согласованность высказываний таких теорий оказывается только вспомогательным средством. Его эффективность во многом зависит от степени абстрактности как самой теории, так и новых, вводимых в нее положений.

«Всеобщее согласие или же согласие большинства, — пишет М. Алле, — не может рассматриваться в качестве критерия истины. В конечном счете, существенным условием прогресса науки является полное подчинение урокам опыта, единственного реального источника нашего знания. Нет, и не может быть, другого критерия истинности теории, кроме ее более или менее полного соответствия конкретным явлениям».

В этом противопоставлении внутренней согласованности (когеренции) и соответствия опыту (корреспонденции) можно было бы подчеркнуть слова «в конечном счете». Опыт действительно является источником научного знания. Но далеко не всегда новую, и тем более абстрактную, гипотезу удается непосредственно сопоставить с эмпирическими данными. В этом случае ее согласие с другими утверждениями теории, в рамках которой она выдвинута, значение гипотезы в систематизации и прояснении связей этой теории с другими, хорошо обоснованными теориями, вполне может играть роль вспомогательного определения истины.

Между формальными науками и науками, не относящимися к формальным, нет четкой границы. Не случайно «чистую математику» обычно противопоставляют «прикладной математике». В логике ситуация еще сложнее, поскольку даже «чистая логика» слагается из множества конкурирующих между собой концепций.

Истина как когеренция — наиболее частое, а иногда и единственно возможное понимание истины в математике, логике и в абстрактных, далеких от опыта областях других наук. Но согласие вновь вводимого положения с системой утверждений, принятых в конкретной области научного знания, обычно определяется степенью полезности этого положения для данной области и смежных с нею отраслей знания. Согласие и полезность оказываются, таким образом, тесно связанными друг с другом.

Взаимные отношения трех основных истолкований истины можно проиллюстрировать на примере двух абстрактных математических принципов, предлагаемых для расширения теории множеств.

Ни «наивная» теория множеств Г. Кантора, ни предложенная Э. Цермело и А. Френкелем формальная аксиоматизация этой теории не давали ответа на многие, казалось бы, простые вопросы о множествах, причем о множествах, широко использующихся в математических исследованиях. Требовались новые, дополнительные принципы, позволяющие лучше организовать мир множеств и наделить множества более определенными свойствами. В качестве таких принципов были предложены, в частности, аксиома выбора (1904 г.) и аксиома детерминированности (1964 г.).

Аксиома выбора сразу же вызвала серьезные возражения как своей формулировкой, не похожей на формулировки других теоретико-множественных аксиом, так и, прежде всего, своими следствиями, утверждающими существование множеств, лишенных какой-либо индивидуальности, но влекущих следствия, утверждающие существование множеств, свойства которых кажутся явно парадоксальными. В частности, аксиома выбора позволила доказать разбиение шара (поверхность + внутренность) на конечное число частей, из которых без наложений и пустот составляются два шара того же радиуса.

Как было показано, к теории множеств можно присоединять без противоречия как саму аксиому выбора, так и ее отрицание. Это означает, что эту аксиому нельзя ни доказать, ни опровергнуть традиционными средствами математических рассуждений. Вместе с тем, чем более абстрактными являются математические объекты, попадающие в область исследования, тем в большей степени оказывается необходимой аксиома выбора. При изучении общих топологических пространств, произвольных множеств, мощностей и порядковых чисел эта аксиома оказывается органически включенной в структуру многих построений и рассуждений.

Следствия аксиомы детерминированности, как правило, противоречат следствиям аксиомы выбора, но обычно более согласованы с естественной интуицией множеств. Аксиома детерминированности позволяет, кроме того, решить многие из тех проблем, которые не поддаются решению с помощью аксиомы выбора.

Решающим следствием в пользу принятия аксиомы детерминированности является богатство ее следствий во многих разделах теории множеств, дающих удивительно стройную и согласованную картину мира множеств. Данная аксиома пригодна не только для устранения парадоксальных множеств, даваемых аксиомой выбора, но и для построения таких примеров множеств, которые вообще нельзя получить с помощью последней.

Таким образом, аксиома выбора и аксиома детерминированности нередко порождают противоположные следствия в тех областях, где они применимы. Какую из этих двух аксиом следует принять в качестве расширения традиционной теории множеств? Развитие математических дисциплин, связанных с основаниями математики, пока не дает окончательного ответа на этот вопрос.

Аргументированный выбор между аксиомой выбора и аксиомой детерминированности возможен, вероятно, только путем сравнения красоты и богатства теорий, построенных на этих аксиомах, а также сравнения согласованности следствий аксиомы выбора и аксиомы детерминированности со складывающейся математической интуицией. Если аксиома детерминированности позволит построить, скажем, топологическую теорию, сравнимую по красоте и богатству следствий с созданной к настоящему времени топологией на основе аксиомы выбора, то будет снято едва ли не самое серьезное препятствие на пути широкого признания аксиомы детерминированности.

Ивин А.А. Наука, паранаука и псевдонаука. От алхимии к химии, от астрологии к астрономии

Ивин А.А. Наука, паранаука и псевдонаука. От алхимии к химии, от астрологии к астрономии

В книге дается ясное и доступное представление о том, что представляет собой современная наука и каким конкретным требованиям должны удовлетворять создаваемые ею теории. Это позволяет точным образом отграничить науку от ненауки, и прежде всего от паранаучных концепций, подобных парапсихологии, и псевдонаучных построений типа алхимии или астрологии.<br /> Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Внимание! Авторские права на книгу "Наука, паранаука и псевдонаука. От алхимии к химии, от астрологии к астрономии" ( Ивин А.А. ) охраняются законодательством!