Наука Тобиас М.Ч., Моррисон Д.Г. Метафизика защиты природы

Метафизика защиты природы

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Наука
Издательство: Проспект
Дата размещения: 10.08.2016
ISBN: 9785392213849
Язык:
Объем текста: 288 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Защитим природу — защитим и себя! (вступительное слово)

Предисловие к русскому изданию

От издателя английского издания

Предисловие Эрвина Ласло

Предисловие Доктора Марка Бекоффа

Слово авторов

Глава 1. Сравнительная метафизика

Глава 2. За пределами одного и многих

Глава 3. Кодекс Дулиттла

Глава 4. Тайна водопадов

Глава 5. Экзистенциальная биология



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Глава 1.
Сравнительная метафизика


«Сотворение мира: а что дальше?»


Искусствовед Кэмпбелл Доджсон (1867–1948 гг.) был хранителем рисунков и гравюр (в большей мере, великих художников периода XV–XVIII вв.) в Британском музее с 1893 до 1932 годы, специализировался на Албрехте Дюрере (1471–1528 гг.) и его эпохе по всему Бенилюксу. Он также был теологом. В 1937 году Доджсон пожертвовал часть работ, среди которых была одна, имеющая особенную ценность, — «Пятый день “Сотворения мира”» Яна Саделера, гравюра, выполненная в период между 1580 и 1590 годами как часть набора «Семи дней Сотворения». Пятый день (Британский музей #1937, 0915.35) особенно примечателен самой сложной постановкой орнитофауны и морских обитателей (так же, как и придуманных существ), когда-либо изображенных. На самом деле, возможно, на этой гравюре было нарисовано больше животных, чем на любой другой, даже чем на картине XVI века антверпенского мастера Маартена де Воза.


Картина включает всех животных, упоминаемых в гравюрах Джерарда де Жоде, выполненных для сказки Ганса Боля «Ноев ковчег» или в запоминающемся изображении биографии Д. С. Бонавертуры в Вульгате Св. Френсиса, которая была опубликована в 1593 году в Венеции Симоном Джалигнани, где Френсис видит скифа, окруженного в воде и на суше примерно 106 существами, включая попугая, петуха, отдыхающую индейку, грифона и додо.


Конечно, мы не знаем других картин Ренессанса, в которых жизнь была бы представлена так многогранно, кроме как «Битвы Александра при Иссе» Альтбрехта Альтдорфера 1529 года. Она основана на историях, повествующих о битве при Анатолии в 333 году до н. э., когда столкнулись десятки тысяч войск Александра Великого и Дария III. Современные историки насчитывают между 25 тысячами и 108 тысячами воинов соответственно с каждой стороны.


Альтдорфер пытается пролить свет на биологическую неисправность — человеческий конфликт, такой образ жизни, который обречен существовать всегда по своей природе. В то время традиция сотворения, как она воплощена в работах Маартена де Воза и Яна Саделера, показывает этическую неуступчивость. Но гарантия выживания не распространяется на людей — факт, который Альтдорфер непринужденно изобразил в своей картине.


Доджсон был двоюродным братом Льюиса Кэрролла и придерживался принципов традиционной семьи, склоняясь к утонченным запросам, трудным проблемам и неопределенностям своего времени. Гравюра Саделера дает возможность созерцания величайшей загадки, когда-либо представляемой в подобных условиях, а именно — язык животных. Стоя на пляже, Бог создал все, что вокруг нас — в воздухе, в воде, вдоль побережья. Появились как минимум пятьдесят больших созданий, от страуса, индейки, черепахи, грифона, до множества маленьких птиц и морских видов. Тысячи, десятки тысяч, известных науке. Их мимика — вербальное торжество, доказательство расширения познания, которое преодолевает все общепринятые парадигмы. Именно в них мы видим мир напрямую, без гедонизма человеческого возношения себя над другими.


Но что же станет с природной симфонией, где в роли фанфар звучит зоология, если так много особей другого вида, изображенных на полотне, заметно перенаселили его пространство? По факту, их абсолютное множество делает демографический кризис более возможным. Обречены ли они на такое быстрое распространение, что картина (в высоту 198 мм, в ширину 255 мм, или 7,79 на 8,85 дюймов) не может их вместить? В самом деле, может ли сам Бог — который чуть выше стоящего рядом с ним страуса — защитить все потомство? Собирается ли эволюция (эволюция, согласно последним опросам в США, отрицается как минимум 100 миллионами американцев) каким-либо образом позаботиться об этих потрясающих существах?


Или природе предоставлен свой выбор, каким бы он ни был? Это длительное предположение в западной науке закреплено Уильямом Пейли в «Натуральной экологии», написанной в 1802 году. Вопросы долголетия, причин и последствий, множества проницательных взглядов и представлений в каждой биографии, представленной огромным разнообразием персонажей, вовлекает читателя. Чарльз Дарвин подорвал консенсус о христианском страхе, предлагая свои факты в публикации 1859 года «О происхождении видов».


Ни беззаботность, ни ностальгия не смогут помочь в такой сложный момент времени. Это компасный пеленг, составленный из метафизики и вопросительных знаков. Из общей загадки, исторически богатой, своенравной, манящей, без каких-либо гарантий, без направляющих линий, без известной методологии. Разговор не идет о выживании или соответствии. Это также не разговор о крепких генетических связях. В самом деле, мы видим не единое население, а бесчисленные скопления одинаковых или фантастически разнящихся существ. Все они, однако, приняли приглашение природы, которая позволила их разуму эволюционировать, бесконечно размышлять. Нет другого установленного набора расчетов, которые могут предписывать наше впечатление от такой опасной сцены.


Кроме того, в случае с большинством загадок истории искусства контекст шедевра Саделера XVI века больше не имеет доказательств, кроме как сегодняшней концептуализации его гения в условиях совершенно вышедших из-под контроля экологических потрясений.


«Слово обретает плоть»


Если Евангелие от Иоанна 1:14 верно, а, по крайней мере, в христианстве — слово есть Бог, то вся летающая плоть и море, наполняющие каждый дюйм картины Саделера, являются воплощением Бога. Если Бог — Добро, то Он подобен заботе о скоплении запутавшихся существ, живущих на Земле.


Но может ли быть какой-то другой шифр в слове, заставляющий нас вернуться назад к молекулярно-биологическим, таксономическим откровениям, которые потребуют столетий, чтобы просто начать приближаться к разгадке?


Являются ли метафизические запреты подходящей школой для обучения, в сравнении с естественной историей, не перестающей поражать с каждым днем? Для Рене Декарта метафизика затрагивает все пространство, которое постоянно расширяется. Для разума же это пространство означает расширение сознания. В физике XX века единицы измерения этого пространства стали отрицательными, а именно в так называемой квантовой физике Планка, за которую он получил Нобелевскую премию в 1918 году, внеся вклад в изучение субатомных частиц, которые Эйнштейн называл пространством и временем. Планк познал, что во всех этих частицах должны быть мысль, сознание, своего рода след сознательной сущности, морального равновесия между порядком и хаосом, созданных Богом.


Одна единица измерения Планка, или 1.61619926 на 10–35 метров, является константой. Ее смысл имеет мало общего с любым живым существом или пространством, необходимым для жизни. Это чистая теория, как гравитация, которая представляет для нас живой вызов: как мы передаем равновесие и неизменность сознания к Созданию?


Это долгий путь от Яна Саделера, который умер в 1600 году, к Максу Планку и Эйнштейну. Это еще более странное путешествие пешком от Бога на этом пляже до современных стратегий сохранения и защиты животных. Мы продолжаем искать способы защиты всех этих птиц и рыб с помощью мыслимых и немыслимых технологий: от пробирок, стволовых клеток, манипуляции митохондриями ДНК, до создания национальных парков и зеленых зон. Из года в год растут призывы присоединиться к экологическим движениям. Движение за создание заповедников касается всех: и средневековых британских законов, и представителей храмов, людей веры и без веры; насекомых и коралловых рифов. Есть ли Бог или Его нет? Люди всегда верят во что-то и ждут с надеждой и оптимизмом, как Ной, получивший оливковую ветвь от голубя, чтобы тот знал, что наводнение подходит к концу. Сейчас главным местом надежды и оптимизма являются хосписы — зоны отказа от убийств, принятия смирения, которое является глубоким свидетельством веры любого человека в возможность добра. Таков конец любой истории — вера до последнего, вера в доброту и оливковую ветвь или в их полное отсутствие.


Однако Ян Саделер воплощает жизнеспособное следствие защиты в нужный момент в виде изысканного изображения животных и Бога, протягивающего руки к воде и небу, давая крышу над головой и дыхание, жизнь и смерть всем, кого он каким-то образом создал.


Выгода защиты, по крайней мере, согласно мнению Саделера, заключается в интерпретации. Это не представлено в картинах судебно-медицинской экспертизы или более поздней версии других изображений живых созданий. Нам остается только гадать: что станет со всеми этими новорожденными существами? Их сознанием, их душами, их взаимодействием?


Слово метафизика происходит от греческого Meta (вне) и Physika (физика). Творение Бога на вечном пляже — острые скалы на горизонте, выступающие из моря, а также бесчисленные физические свойства природы, которые мы еще в прошлом измерили, опираясь на любопытные критерии, и назвали их такими именами, как постоянная длина волны Кавендиша Комптона и радиус Шварцшильда.


Ускорители заряженных частиц не приблизили нас к пониманию Общей теории о природе, черных дыр или рая.


Вместо этого мы поражены естественными причинами и следствиями, перед которыми человек находится в неведении и безоружен. Тьма, надвигающийся Апокалипсис, где похожий на биомассу монстр создан в себе и для себя. Мы направились к забвению, с собой и нашими родными и близкими, отдаляющими этот момент. Мы главные пассажиры того поезда, что озарил стоящую на пути темноту неизвестности своими мечтами и воображением, но который стремится в пропасть.


С математической точки зрения природные тайны и влияние на нашу жизнь присутствуют в каждом из нас; каждая сложная экскурсия в массивы нашего прошлого — горный лабиринт, пройдя который, мы стремимся отыскать спокойствие — зеленые пастбища. Это биомы нашего освобождения. Они наслаждаются своими формами жизни и сами по себе и для себя. Они целеустремленны. Все различны. Классически их портреты могут включать в себя четыре потока, огибающих берега рек с ивами, протекающих из рая Джона Милтона, который он увидел вслепую.


Висячие сады Вавилона и гималайской Шангри-Ла покорили Марко Поло, Ибн Батута и Антонио де Гевара в XVI веке — «миролюбивое Королевство, где, как в наследии Пророка Иезекииля, мы были в Эдеме, в саду Божием…» (28: 12–14), где все — и Святые острова, и поля, — содержит милосердие, восхождение и литургию святителя Иоанна Златоуста о конечном спокойствии, так мастерски изложено в классическом исследовании Жана Делюмо «История Рая» (1995 г.). Это станет «Аластором или Духом одиночества» Шелли. На краю утеса, в Кашмире, в окружении лесов, в которых только избранный совершает самоубийство: конечная диалектика, заражающая смешанные мотивы нашего вида, и чувство сожаления за то, что он сделал для других; всех тех, чье восприятие превосходит или отличается от нашего собственного.


В многоярусном зрелище и расстоянии от того, что здесь, сегодня, сейчас, все эти воплощения Аркадии представляют собой, мы можем увидеть, как совершенства и парадоксальные намеки существования образуют наиболее соблазнительное подобие в наших коллективных и противоречивых видах. Обратите внимание на идеальное Адажио для струнных «Песни и танцы Аркадии / грусть» (1948 г.), композитора Вирджила Томсона.


Обоснование должно быть очевидным. Тем не менее, мы объединили разочарование с искренней мечтой, теряя надежду в Пари́крама , не смогли увидеть возможность, подобно Сэмюелю Беккету, который описал в повести «Пропавшие», что наши самые пьянящие мифы не что иное, как воздушные зиккураты. Они населяют наш мир, подстрекая навязчивую охоту за таким сокровищем, как генетическое происхождение человечества. Эти мифы, так или иначе, связаны с неизведанными известняковыми пещерами, в ущельях Горонгоса, с плато Черингома в современном Мозамбике или просто с видами, открывающимися с вершин горы Арарат. Но ни один из мифов не может сравниться с теми истоиями, которые связаны с такими великими сооружениями золотого века (по мнению Платона), как Александрийская библиотека, или Колосс Родосский.


Вечное возвращение, как об этом думал Мирча Элиаде, пока не уменьшило степень, в которой мы ищем решение, только лишь некоторые сбегают из математических зеркал и лабиринтов голландца Мориса Корнелиса Эшера. Наши современные геополитические фиксации, оснащенные всеми хитроумными устройствами, обиты раскаленными углями надежды на фоне ссыпающихся частичек грязи на поверхности Гренландии; одни и те же угли и обломки девятисот тысячелетних пещер и ночных размышлений. Несмотря на все наши ракеты и нанотехнологии, мы все еще не в состоянии общаться с бабочкой, акулой или даже с другим приматом.


Мы превзошли бесчисленное множество трудностей, но едва на йоту отстаем от «Никомаховой этики» Аристотеля, «Путеводителя растерянных» (, Море Невахим (Nevukhim)) Маймонида или «Бог, или природа» («Deus sive Natura») Спинозы. В глазах Рембрандта Саймон Шама видел все, но, открыв лишь часть понятого им для потомков, умер. Так же, как дикий тюльпан. Что значит это сравнение? Это ядро биологической тайны, которая предлагает обсуждение в соответствии с метафизикой, такой, какую мы при этом предлагаем.


Хотя заманчиво просто принять философию «лови возможность» здесь и сейчас в качестве безоговорочной части существования, она не удовлетворится всем этим бесконечным множеством жизней, которые мы предали. Она хочет использовать более глубокий, более многозначный выход, конечно, во имя человека разумного. По крайней мере, мы должны опираться на теорию, чтобы попытаться объяснить, что выходит за рамки щедрого инстинкта всего, что было названо Золотым веком в эпоху Возрождения.


«Общая теория природы»


Общая теория — то, что объясняет исчезновение многих видов акул, а также то, как пилигримы, которые были на пути к Санта-Катарине в Южном и Центральном Синае, были пойманы стихией. Эта теория опирается на философию и гениев: на семью Брейгель, Бетховена в семь лет, Иммануила Канта с высоты его «Вечного мира», практическое фермерство Гесиода в «Трудах и днях» и «Фрагменты» Гераклита.


Этот парадокс раздвоения личностей касается людей, которым уже за тридцать лет: Линней, Бюффон, Гумбольдт и Дарвин — мужчины в самом расцвете сил, но и в их трудах мы видим картину объединения силы естествознания и философии. Раскол в химии взрывов не мог быть более решающим: идеальные терцины по сравнению с абсолютной пустотой (наиболее ощутимы в «Божественной комедии» Данте). Общая теория, другими словами, перегруженная отношениями, вытекающими из «больших» личностей. Таков наиболее предсказуемый научный метод.


Рассмотрим роскошные хромолитографии в таких книгах, как «В течение двух лет жития среди озер» T. H. Филдинг и Дж. Уолтона, напечатанной в Лондоне для Аккермана в 1821 году; «Дикие сцены и певчие птицы» С. В. Уэббера, опубликованной в Нью-Йорке в 1854 году с несравненными цветными иллюстрациями госпожи С. В. Уэббер и Альфреда Дж. Миллера, начиная с «Пересмешника Кентукки», усевшегося в выси над божественным ландшафтом; непревзойденные «Леса в Центральной Африке», или один из многочисленных выдающихся цветных портретов по африканским экспедициям XIX века, а именно книга «Жизнь и исследования доктора Дэвида Ливингстона», опубликованная в Лондоне Адамом и Ко в 1878 году. Добавьте к этому наблюдения за стерлингом, необычные цветные брусья, определяющие четыре сезона в «Четвертой школе» Маруяма-Шийо, выпущенной в конце XIX века в Киото, школа необъективизма, «Ehon — Yofu Gajo» от Такучи Сейхо, Кикучи Хобрун и Танигучи Кокё (1895 г.). Все они имеют общее влечение, настоящий эстетический фенотип: слияние искусства и естественной истории, необратимо связанных с человеческой жизнедеятельностью. «Старец садов Рококо» Томаса Робинса, написанный в середине XVIII века в городе Бат, или работы его преемника, знаменитого Хамфри Рептона (1752–1818 гг.), многочисленные рисунки и эссе по ландшафтному озеленению не оставляют никакого сомнения в потребности человека воображать красивую картину, чтобы компенсировать огромную пустоту, потерю или отчаянную надежду преодолеть разрыв между естественным и искусственным. Тем не менее мы, по большому счету, по-прежнему являемся злейшим врагом для самих себя.


Эти запутанности, как светящиеся окна на разумной дихотомии, больше не встроены в обширные архивы — около 9000 работ от ведущего американского мецената естественной истории и просветителя Грахама Арадера. Помимо обладания наибольшей в мире коллекцией Джона Джеймса Одюбона (1785–1851 гг.), работами Арадера — подобными Марку Катсби (1683–1749 гг.), Джорджа Эдвардса (1694–1773 гг.), Франсуа Левальяна (1753–1824 гг.), Александра Уилсона (1766–1813 гг.), Джона Гулда (1804–1881 гг.), Рене Примевере Лессона (1794–1849 гг.), Жана Теодора Дескуртилза (1796–1855 гг.), Чарльза Люсьена Бонапарта (1803–1857 гг.), Джона Кассина (1813–1869 гг.) и Йоханнеса Герарда Кёлеманса (1842–1912 гг.), мы можем называть лишь несколько прекрасных художников, орнитологов Европы во время пост-Ренессанса Австралии и Северной Америки, которые в значительной степени были предоставлены в распоряжение студентов во многих университетах по всей территории Соединенных Штатов. Арадер говорит: «Моя мечта поделиться этим художественным и научным наследием с нашими молодыми и дать им повод, чтобы сделать исследование, которое было бы так бодряще для меня за последние 42 года. Нет ничего лучше, чем острые ощущения от прикосновения к оригинальной работе».


В усердном стремлении донести произведения искусства до рук студентов, Арадер был среди тех, кто обогащал немногих, кто понял первозданные уроки, передаваемые от одного лагерного костра к другому: природа — то, что мы есть; ее празднование и тщательное изучение является нашей единственной надеждой на выживание. Понятие охраны природы настолько укоренилось в этом импульсе как элемент в общей теории. Если бы только оно существовало.


«Когнитивная пустыня»


На протяжении XVI и XVII веков в Западной Европе полдюжины семей граверов, в том числе Саделер, Виркс и де Пассе, приветствовали предложения увеличить визуальный объем Библейского послания, Ноева ковчега, Адама и Евы путем добавления животных. Большая часть бизнеса рисования XVI века легла на Дюрера, автора таких знаковых сюжетов, как «Бегство в Египет», малые и большие «Страсти Господни», Святой Юстас, святой Иероним и Матвей. Они изображали последние семь выражений Христа на кресте: «Отче, прости им, ибо они не ведают, что творят», Евангелие от Луки 23:34. Это было закреплено в тональности, которую мы можем найти в квартете Йозефа Гайдна «Die Sieben letzten Worte unseres Erlösers am Kreuze», выполненном по заказу для службы в Страстную пятницу в Свято-Печерской Оратории в Кадисе (Испания) в 1787 году.




Метафизика защиты природы

Книга всемирно известных исследователей животного мира и защитников окружающей среды является ярким образцом научно-популярной литературы, написанной увлеченно и с большим знанием дела. Она содержит массу полезной информации, поучительных примеров, обоснованных выводов и содержательных заключений, а потому, несомненно, с интересом будет воспринята всеми, кому небезразличны мир живой природы, судьба нашей планеты и наше собственное будущее.

249
 Тобиас М.Ч., Моррисон Д.Г. Метафизика защиты природы

Тобиас М.Ч., Моррисон Д.Г. Метафизика защиты природы

Тобиас М.Ч., Моррисон Д.Г. Метафизика защиты природы

Книга всемирно известных исследователей животного мира и защитников окружающей среды является ярким образцом научно-популярной литературы, написанной увлеченно и с большим знанием дела. Она содержит массу полезной информации, поучительных примеров, обоснованных выводов и содержательных заключений, а потому, несомненно, с интересом будет воспринята всеми, кому небезразличны мир живой природы, судьба нашей планеты и наше собственное будущее.

Внимание! Авторские права на книгу "Метафизика защиты природы" (Тобиас М.Ч., Моррисон Д.Г.) охраняются законодательством!