Глобализация. Контуры целостного мира. 3-е издание. Монография

Чумаков А.Н.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Наука Издательство: Проспект Дата размещения: 16.09.2016 ISBN: 9785392228416 Язык: Объем текста: 525 стр. Формат: epub

Оглавление

От автора

Введение

Методологические замечания

Глава I. Глобальные трансформации современного мира

Глава II. Ступени прогресса: динамика развития техники и науки

Глава III. Глобализация как естественно-исторический процесс

Глава IV. Концептуальные модели исторического процесса

Глава V. Основные этапы осмысления глобализации

Вместо заключения

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава V.
Основные этапы осмысления глобализации

Человечество больше всего нуждается в скаме­ечке, чтобы сесть и подумать.

А. Эйнштейн

Основные понятия:

Гипотетический — основанный на гипотезе, предполагаемый, мыслимый на перспективу, исключающую однозначность суждений.

Глокализация — сложный процесс переплетения глобальных тенденций исторического процесса и локальных, местных особенностей культурного развития тех или иных народов. Локальное и глобальное с этой точки зрения не исключают, но напротив, взаимодополняют друг друга.

Космизм — мировоззренческая позиция, в соответствии с которой человек, его прошлое, настоящее и будущее рассматриваются через призму соотношения с космосом.

Осмысление — процесс и результат осознания, раскрытия смысла (значения) того или иного явления, события и т. п.

Осознание — раскрытие на уровне сознания того, что прежде не привлекало мысль, не являлось предметом внимания; впервые четко и ясно сформулированное представление о ранее неведомом, неизвестном.

Открытие — обнаружение ранее не видимых, не осознаваемых фактов, явлений, тенденций, симптомов и т. п., а также установление их сущности, генезиса и динамики развития.

Этап — временной интервал, отрезок времени на определенной дистанции.

§ 1. От реальности к ее осмыслению

От того, насколько проницательно мы оценива­ем проблемы, ожидающие нас в будущем, зави­сит подход, который мы вырабатываем, чтобы справиться с ним.

А. Кларк

В определенной степени эта глава будет подведением итогов, обобщением того, о чем говорилось в предыдущих разделах книги, но уже через призму того, как шло осмысление этих объективных процессов. Так, в гл. III мы подробно остановились на основных этапах, которые в своем развитии прошла глобализация в качестве объективного, разворачивающегося во времени процесса, а также обращали внимание на то, что осознание наступления каждого из этих этапов всегда по времени происходило гораздо позже, чем данный факт имел место на самом деле. Для человеческого восприятия, особенно если дело касается эпохальных, крупномасштабных событий, это вполне обычная, «штатная» ситуация, и история дает немало примеров того, когда в центре внимания исследователей изначально оказываются не причины, породившие те или иные следствия, а, наоборот, их следствия, побуждающие затем искать и то, что за ними реально стоит, что на самом деле стало причиной появления таких следствий. Именно это и было уже показано применительно к глобалистике, когда зародившиеся столетия тому назад процессы глобализации привели в конечном счете к глобальным проблемам, в то время как осознание этих явлений шло в обратном направлении — от глобальных проблем к глобализации. При этом процесс осмысления соответствующих событий происходил с определенным отставанием от того, как данные события реально разворачивались, что вполне объясняется «эффектом позднего восприятия», о сути которого достаточно подробно было сказано в методологических замечаниях.

Таким образом, пока проблемы, порожденные глобализацией, не заявили о себе в полной мере — наглядно, жестко и настойчиво — никто на глобализацию не обращал внимания. Более того, даже когда и проблемы «открыли», а глобализация к этому времени уже давно шла полным ходом, она все еще оставалась как бы незамеченной, хотя по существу данной проблематики, т. е. косвенно, о ней, конечно, говорили, но указать на нее, назвав своим именем, тогда никто не догадался. К тому же и глобальные проблемы изначально приняли за новое самодостаточное явление, на осмысление и понимание которого потребовалось немало сил и времени, прежде чем стало ясно — за всем этим стоит нечто большее, первопричинное — глобализация.

Однако и теперь, когда все это обнаружилось, даже в среде специалистов еще нет должного понимания того, что и сама глобализация, и ее осмысление, прошли сложный и в разные времена неодинаковый путь. В лучшем случае встречаются попытки обозначить отдельные этапы глобализации или представить несколько упрощенные схемы, мало объясняющие глубинные корни и истинную природу этого достаточно сложного явления. Как справедливо отмечает украинский автор одного из исследований по проблемам глобализации, С. Л. Удовик: «…мы не только не можем обнаружить согласованное мнение специалистов в отношении сути глобализации, но, наоборот, вынуждены признать наличие множества самых разнообразных мнений. Поэтому возникает правомерный вопрос, за что же критикуют глобализацию, если нет общего мнения, что это такое.

Этот плюрализм мнений и критики неизвестно чего, неумение согласовывать позиции является характерной чертой эпохи постмодернизма». Практически о том же говорит и В. И. Толстых, когда пишет, что «под глобализацию зачастую “подверстывается” буквально все, что попадает “под руку”».

На трудности, связанные с определением глобализации, указывают и многие западные авторы. Так, даже один из тех, кто отметился серией работ по данной проблеме, известный филантроп Дж. Сорос до последнего времени не сформулировал для себя точного определения столь важного понятия, полагая, что «глобализация — это слишком часто употребляемый термин, которому можно придавать самые разные значения». Примерно таких же взглядов придерживается и М. Веллинга из Утрехтского университета, который отмечает, что «глобализацию оказалось трудно определить концептуально и показать эмпирически».

Годом позже, после того как появились «Тезисы о глобализации», Дж. Сорос написал книгу, посвященную анализу механизма функционирования системы глобального капитализма, где он высказался уже более определенно о том, что понимает глобализацию узко, связывая ее только с экономической деятельностью людей, а то и вовсе с финансовыми институтами. «Я принял довольно узкое определение глобализации: я буду понимать под ней свободное перемещение капитала и растущее подчинение национальных экономик глобальным финансовым рынкам и транснациональным корпорациям… Я утверждаю, что глобализация протекает однобоко», — прямо заявил он, подчеркнув к тому же, что она представляет собой весьма недавнее явление.

Мы уже достаточно подробно проанализировали глобальные процессы с разных сторон, чтобы сделать иной вывод — не глобализация протекает однобоко, а узкое ее понимание не позволяет рассмотреть весь этот сложный и многоплановый процесс комплексно, в развитии, во взаимосвязи различных ее сторон, и тогда она действительно воспринимается только с одной стороны, в данном случае с финансово-экономической, да к тому же лишь как недавно возникшее явление.

Употребляя термин «глобализация» лишь для обозначения процесса развития глобальных финансовых рынков, роста количества и влияния транснациональных корпораций и достижения ими доминирующего положения по отношению к национальным экономикам, Дж. Сорос убежден, что если обсуждать глобализацию также и в других сферах, например в области информации и культуры, возросшей мобильности, охвата все большего числа людей телевидением, Интернетом и т. п., то это уведет слишком далеко от сути дела. По существу же он предлагает не только действовать, но и мыслить локально, узко, ограниченно. Но в этом случае игнорируется весьма важный принцип, который в глобалистике был сформулирован еще в 1980-е гг.: «действовать локально, мыслить глобально». Без действительно глобального, масштабного видения ситуации в целом глобальные проблемы, как и сама глобализация, оказываются вне поля зрения, во всяком случае, не воспринимаются целостно, а предстают как хаотически, бессвязно возникающие фрагменты все усложняющейся реальности, за которой рассмотреть суть дела, конечно же, не представляется возможным.

Более основательно исследовал данную проблему У. Бек, который справедливо писал, что «глобализация имеет в виду процессы (здесь и далее в цитатах выделено мною. — А. Ч.) в которых национальные государства и их суверенитет вплетаются в паутину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориентации и идентичности». А председатель клуба ученых «Глобальный мир» Э. А. Азроянц в своей обширной монографии «Глобализация: катастрофа или путь к развитию? Современные тенденции мирового развития и политические амбиции» упоминает глобализацию и как проблему, и как реальность, и как процесс, выделяя циклы всеобщей истории мегасоциума, и даже указывает на исторические формы глобализации, но представляет их не в динамике, а статически, в виде перечисления специфических особенностей различных форм такой глобализации1. И лишь в одном месте он высказывается по существу обсуждаемого нами вопроса, когда полагает, что «история глобальных отношений начинается с первых контактов соседей (родов, племен, этносов) в форме войны и мира, обмена, переселения народов и т. п.», а затем добавляет: «В интервале исторического времени представление о глобальности, о целостности и пределах Мира менялись вместе с “линией горизонта” человеческого знания о них. Поэтому Ойкумена в древнем, средневековом и современном мире имела различающиеся масштабы. На свои предельные границы, т. е. на саму себя, глобальность стала “натыкаться” только после великих географических открытий, когда Земля в человеческом сознании и деятельности стала замкнутой (круглой)». На этом выявление этапов и анализ динамики собственно глобализации и заканчиваются.

Еще один известный специалист в области глобалистики М. А. Чешков и вовсе говорит даже не о глобализации, а о глобальности, которая в своем историческом движении «поочередно меняя свои формы, последовательно выступает как феномен предысторический, исторический и постисторический», где первый феномен охватывает период от неолитической революции до «осевого времени», второй — от «осевого времени» и до конца ХХ в., а третий «начинается на рубеже XX–XXI веков и выливается в глубокий, поистине антропологический кризис». Представляя смену исторических типов глобальности в виде трехэтапного процесса, М. А. Чешков выделяет в нем три стадии: а) стадию локально-региональной глобальности (эпоха «осевого времени»); б) стадию мировой глобальности, которая зарождается в XVI в., становится необратимой к концу XIX в. и достигает своего пика к концу XX в.; в) стадию планетарной (или общечеловеческой) глобальности, которая формируется в ходе информационной революции, обретая всеобщность и по глубине, и по масштабу, порождая в конечном счете свой «дубль», который М. А. Чешков называет «виртуальной глобализацией», не уделяя большого внимания тому, чтобы наполнить необходимым содержанием этот весьма неопределенный неологизм.

Еще один взгляд на глобализацию как на процесс представлен в книге известного историка А. И. Уткина «Глобализация: процесс и осмысление», где он говорит о двух глобализациях — «первой» (100-летней давности) и «второй», между которыми был 70-летний период от начала Первой мировой войны до окончания холодной вой­ны. При этом сами отмеченные этапы не являются предметом специального анализа, а тем более всестороннего рассмотрения, и лишь подчеркивается, что если на первом этапе глобализации «опорой ее служила Британская империя (ее промышленная база, финансы и военно-морской флот), то ныне за процессом резко ускорившейся глобализации стоят Соединенные Штаты».

По существу то же самое говорится и в аналитическом обзоре Международного валютного фонда, опубликованном весной 1997 г., где отмечалось, что «феномен глобализации, возникший после Второй мировой войны, т. е. все более тесная международная интеграция рынков товаров, услуг, а также капитала с многих точек зрения может рассматриваться как возобновление тенденций развития мировой экономики, проявивших себя еще сто лет тому назад. По многим параметрам степень международной интеграции резко возросла за последние 50 лет до Первой мировой войны и достигла уровней, вполне сопоставимых с нынешними. Тогда, так же как и сейчас, основными движущими силами интеграции были стремительное умножение числа рынков и ускорение научно-технического прогресса. Этот процесс был приостановлен в 1914 г. и даже обращен вспять вплоть до окончания Второй мировой войны… Мировые рынки капиталов распались с началом Первой мировой войны и находились в состоянии дезинтеграции вплоть до середины 1960-х годов».

Еще одним подтверждением того, что данная точка зрения имеет широкое распространение и на Западе, являются идеи, высказанные в работах К. О’Роурк, Дж. Вильямсона, Дж. Дженсона, Б. С. Сантоса, Т. Фридмана, Р. Стаббса, Дж. Андерхилла, Р. Гермайна, А. Ругмана, Дж. Миттельмана, С. Хантингтона, П. Бергера, Дж. Стиглица и др. Например, К. О’Роурк и Дж. Вильямсон в работе «Глобализация и история» говорят о протоглобализации, называя ее «глобализация1». По их мнению, она началась в середине XIX в. и длилась до начала Первой мировой войны, захватив атлантический мир, Европу и Северную Америку. Затем, полагают авторы, «глобализация-1» захлебнулась под тяжестью собственных противоречий и даже «пошла вспять», так как интересы промышленно развитых стран вошли в острое противоречие и серия шагов со стороны этих государств, дополненных Первой мировой войной и Великим кризисом 1929–33 гг., окончательно завершили поворот к политике автаркии и самоизоляции основных участников первой глобализации.

Конечно, если глобализацию ассоциировать только с экономикой и финансами, то именно так все и было. Такая хозяйственная глобализация действительно шла как бы волнами — то поднималась, то затухала, то снова возникала…

Но в целом как явление, рассматриваемое во всей его полноте, эти процессы вовсе не «пульсируют», не прерываются и не развиваются волнообразно, а, охватывая различные сферы общественной жизни: экономику, политику, культуру, идеологию, науку, технику и т. п., в тот или иной период времени в большей или меньшей степени проявляются то в одной, то в другой сфере. Так, еще до начала первой волны международной экономической интеграции глобализация вполне проявила себя в территориальной экспансии, а с началом Первой мировой войны она не только не приостановилась, но и стала разворачиваться с еще большей силой, только теперь уже в первую очередь в сфере политики, науки, техники. Все это мы уже показали в предыдущих главах, как и то, что постепенно нарастая и усиливаясь, глобализация со временем стала фундаментальной, а с 1970-х гг. и вовсе приняла взрывной характер, став теперь уже многоаспектной.

Итак, на фоне возрастающего интереса к процессам глобализации все больше исследователей обращают внимание на масштабные тенденции исторического развития, в которых не без основания пытаются увидеть истоки грандиозных трансформаций современного мира. При этом, как уже отмечалось, используя широко распространенный термин «глобализация», нередко впадают в крайности в понимании как самого феномена глобализации, так и истории возникновения этого явления.

Первая из них связана с неправомерным расширением понятия «глобализация», когда его применяют для описания процессов, которые с реальной глобализацией мало связаны или вовсе не имеют к ней отношения. Так понимает глобализацию, например, В. И. Пантин, который, анализируя циклы и «волны» глобальной истории, в частности, пишет: «Глобальным процессом была… неолитическая революция, территориальные границы которой невозможно точно определить». В другом месте его книги читаем также: «Глобальность — это важная неотъемлемая сторона исторического развития, которая наиболее очевидна в современную эпоху, но которая в иных формах существовала и прежде, вплоть до самих истоков человеческой истории» (выделено мной. — А. Ч.).

Такую же позицию расширительного понимания процессов глобализации мы находим и у Э. А. Азроянца, утверждающего, что «история глобальных отношений начинается с первых контактов соседей (родов, племен, этносов), протекающих в разнообразных формах войны и мира, обмена, переселения народов и т. п.».

К числу сторонников указанного подхода можно отнести и И. В. Василенко, которая, рассуждая о том, что «античная идея циклического глобального развития во многом носила трагический характер», говорит, что «идея единства человеческой судьбы и истории со всей определенностью прозвучала уже в античной философии» (курсив мной. — А. Ч.). Тем самым она неправомерно широко употребляет термины «глобальное развитие» и «единство человеческой судьбы» к событиям античного мира, который хотя и был самодостаточным и даже претендовал на универсальность определенных теоретических рассуждений, но эта универсальность античным же миром и ограничивалась, в лучшем случае, тем миром, который древним грекам был доступен. В категориях же всего земного шара, т. е. в буквальном смысле этого слова — глобально, древние греки, конечно же, мыслить не могли, ибо землю представляли плоской и истинных границ ее не знали. Полагая также, что «известный древнегреческий историк Полибий оставил нам весьма развернутое представление о глобальности исторического процесса» (курсив мной. — А. Ч.), в чем она по той же, указанной выше причине, также ошибается, И. В. Василенко пишет: «Обращаясь к истории возникновения глобалистики как науки, нам не миновать парадокса: сама идея глобального развития человечества — древняя как мир (в известном смысле мир всегда был глобальным, а человеческая история — всемирной), но институционализация глобалистики в качестве самостоятельного научного направления произошла совсем недавно». Это большое заблуждение — полагать, что «мир всегда был глобальным, а человеческая история — всемирной, так как глобальным он стал не потому, что Земля, как бы ее ни воспринимал человек — плоской ли, островом ли, плавающим в океане, и т. п., — действительно объективно всегда была шаром, а потому, что, понимая мир как человечество в целом, как все население Земли, включенное в биосферу в качестве его составной части, и только в этом смысле употребляя в данном контексте этот термин, мы должны признать, что таковым человечество не могло стать тогда никаким образом, уже хотя бы потому, что вплоть до Великих географических открытий для этого просто не существовало объективных оснований. Также для специалиста в области глобалистики некорректным является и определение глобалистики как науки, о чем уже говорилось в § 8 гл. I и что лишь подчеркивает необходимость более строгого отношения к определению фундаментальных понятий во имя того, чтобы профессиональный разговор был более содержательным и велся по существу на понятном, общепринятом языке.

Чтобы показать, сколь распространенным даже в среде специалистов является неоправданно широкое, а по сути вольное толкование терминов «глобалистика», «глобализация», «глобальные проблемы», рассмотрим также точку зрения А. П. Назаретяна, который, анализируя цивилизационные кризисы в контексте универсальной истории, пишет: «В первой половине II тысячелетия глобальное значение имели производственные, военные и интеллектуальные технологии арабов», или, проникая в еще более глубинные пласты истории, где в лучшем случае можно говорить разве что о локальных социальных связях, утверждает: «…для гоминид все эти пути были закрыты, поскольку образованная ими ниша была, вопервых, уникальна и, вовторых, глобальна» (курсив мной. — А. Ч.). К такому пониманию глобализации А. П. Назаретян приходит, сформулировав гипотезу техногуманитарного баланса и развивая ее применительно к осмыслению исторического процесса. Эта идея, основанная на том, что «чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные механизмы сдерживания агрессии необходимы для сохранения общества», позволяет объяснить некоторые процессы и явления, суть которых не лежит на поверхности. В частности, отмечая, что «связи причин со следствиями сложны, запутаны и растянуты на века, а в ранней истории и на тысячелетия», автор, опираясь на свою гипотезу, дает объяснение и серьезное обоснование тому факту, что между «технологией» и «психологией» наблюдается глубокий разрыв. С позиции своей гипотезы он также пытается ответить на весьма актуальные вопросы. В частности, есть ли сходство между кризисами, которые имели место на различных стадиях исторического развития, и что лежит в основе их периодического появления? Существуют ли единые механизмы обострения антропогенных кризисов и по каким симптомам можно прогнозировать их приближение? Наконец, есть ли у человечества шанс преодолеть угрожающий ему системный кризис и какую цену за это придется заплатить?

В этой связи А. П. Назаретян обращается к анализу исторического процесса, используя богатый этнографический, археологический, естественно-научный материал, и делает серьезные, порой далеко идущие обобщения и выводы, с которыми трудно согласиться. Например, он говорит о существовании глобальных кризисов уже на ранних этапах человеческой истории, т. е. задолго до появления не только глобальных проблем, но и человечества как планетарного явления. «Тысячелетия верхнего палеолита ознаменованы беспрецедентным развитием “охотничьей автоматики”, — говорит он. — Люди научились рыть хитроумные ловчие ямы, изобрели копья, дротики, копьеметалки, лук со стрелами… Это создало весьма благоприятные условия для демографического роста и распространения человечества по территории Земли. Население достигло 4–5 млн человек, не знавших иных способов хозяйствования кроме охоты и собирательства. Поскольку же для стабильного прокорма одного охотника требуется территория в среднем около 20 кв. км, то ресурсы планеты приближались к исчерпанию… Активность человека стала решающим фактором исчезновения с лица Земли мамонтов и целого ряда других животных. Могучие охотники верхнего палеолита впервые проникли на территорию Америки, быстро распространились от Аляски до Огненной Земли, полностью истребив всех крупных животных, в том числе слонов и верблюдов — стада, никогда прежде не встречавшиеся с гоминидами и не выработавшие навыки избегания этих опаснейших хищников. Истребление мегафауны сопровождалось и появлением людей в Океании и Австралии» (курсив мой. — А. Ч.). Если согласиться с таким подходом, то, выражаясь языком В. И. Вернадского, человек стал «мощной геологической силой» еще тогда, когда вместо одежды носил шкуры диких зверей и при помощи лука, копий и дротиков истребил крупных животных (как минимум, на целом континенте), приблизив «ресурсы планеты к исчерпанию». Но в реальности, если не слишком увлекаться домыслами и не отрываться от фактического материала, накопленного в глобалистике, такое положение на планете наступило лишь тогда, когда население Земли увеличилось более чем в 1000 раз и достигло 5–6 млрд человек. При этом вооружены они уже были не копьями и луками, а мощнейшей техникой, ядерными бомбами и космическими аппаратами.

Даже с учетом тех необходимых поправок на исторические эпохи, о которых упоминает А. П. Назаретян, с ним трудно согласиться в том, что «ряд антропогенных кризисов прошлого приобретали, несомненно, глобальный масштаб — глобальный прежде всего по их эволюционному значению и по характеру общеисторических последствий».

Фактически такие же «смелые» взгляды на прошлое, формулируемые с убежденностью очевидца тех событий, мы находим и у Н. Н. Моисеева, который пишет: «В эпоху неолита люди в полной мере использовали свои новые возможности и мастерство. Появление копий и лука, дальнейшее развитие технологии обработки камня, создавшее возможности для производства каменного оружия, а также совершенствование методов коллективной охоты привели к тому, что австралопитеки стали гораздо быстрее, чем в предшествующие времена, уничтожать стада мамонтов и других крупных животных. Тем самым они существенно расширили свои резервы продуктов питания, но естественным последствием этого стало резкое увеличение количество населения степной и лесостепной части планеты.

И тогда впервые возникла “проблема Мальтуса”… Возник первый глобальный экологический кризис. Именно глобальный, поскольку он с весьма небольшим сдвигом во времени охватил практически все континенты, исключая, может быть, зоны тропического леса». Столь однозначные суждения, практически лишенные сомнения, можно было бы всерьез рассматривать, если бы их авторы потрудились привести необходимые аргументы и достаточные основания, на которые они опираются. Но, к сожалению, какие бы то ни было цифры, касающиеся численности населения или, например, истребления мамонтов и других крупных животных, полностью отсутствуют (кто и как теперь это посчитает?), как нет и никаких данных, свидетельствующих о протекании упомянутых процессов действительно в глобальном масштабе — на всех континентах. Разве можно однозначно и всерьез утверждать, что при помощи «копий, лука и каменного оружия» человек уже в эпоху неолита породил глобальный экологический кризис, т. е. не только в Европе и Азии, но и в Африке, Северной и Южной Америке, Австралии. Но кто и когда на этот счет проводил там исследования? А если и есть какие-то отдельные археологические данные, то насколько они точны и бесспорны, а главное, насколько достаточны для подобных утверждений и тем более для столь широких обобщений, вплоть до планетарного масштаба?

Упомянутые авторы такими вопросами не задаются. Но одних лишь домыслов и предположений для подобных утверждений явно недостаточно, здесь нужны веские, подтвержденные соответствующими фактами аргументы. В противном случае конечные формулировки должны носить гипотетический характер, ибо в таком истолковании прошлого, по поводу которого у нас также не слишком много информации, как и о будущем, излишняя категоричность вряд ли уместна. Мы уже видели, говоря о предсказаниях будущего, сколь нелепо по прошествии времени выглядят слишком прямолинейные утверждения. Так почему же о весьма далеком прошлом при отсутствии необходимой доказательной базы позволительно говорить, отметая сомнения? Все это чем-то напоминает известную шутку, когда на вопрос «сколько звезд на небе?» вы можете уверенно называть любое абсолютно точное астрономическое число, выраженное, например, 20 знаками, а на сомнение вопрошающего «так ли это?», можете смело отвечать: — «Полезь и посчитай». Именно на этой невозможности проверить достоверность тех или иных утверждений и строятся всевозможные гадания и астрологические прогнозы. Но для науки такой способ исследования вряд ли подходит.

Говорить о процессах глобального масштаба до эпохи Великих географических открытий — значит сильно преувеличивать только лишь первые признаки и симптомы глобализации, действительно зарождавшиеся еще на ранних этапах исторического развития, о чем уже немало говорилось в предыдущих разделах книги. Но признаки и симптомы — это еще далеко не сам процесс, а в нашем контексте такое различие имеет принципиальное значение.

Другая крайность в истолковании глобализации заключается в том, что ее понимают слишком узко, когда в расчет берутся только современные процессы общественного развития, а то и вовсе лишь отдельные их аспекты, например экономические, рассматриваемые к тому же без учета истории и динамики становления глобальной проблематики, международных структур и транснациональных связей, т. е. всего того, что объективно лежит в основе современной глобализации. Так, известный специалист по проблемам цивилизационного развития И. Валлерстайн справедливо относит начало реальной глобализации к появлению колониализма, т. е. к началу XVI в., но связывает ее только со становлением и развитием мировой капиталистической системы, что хотя и соответствует действительности, но в целом не охватывает весь этот сложный и многоаспектный процесс. Другие западные специалисты называют слишком поздние сроки начала глобализации, в частности, А. Гидденс — XVIII в., Р. Робертсон — конец XIX — начало XX в., а Г. Перлмуттер — и вовсе время краха восточного блока.

Такое же узкое понимание глобализации характерно и для ряда отечественных ученых: А. С. Панарина, А. А. Зиновьева, В. И. Самохваловой, В. С. Васильева, а также просматривается в работах уже упоминавшегося А. И. Уткина, который, в частности, пишет: «Термин “глобализация” является метафорой, придуманной для выяснения смысла и понимания природы современного капитализма… глобализация — это в возрастающей степени интенсивная интеграция как рынков товаров и услуг, так и капиталов». При таком подходе к пониманию глобализации, когда она рассматривается применительно лишь к периоду развития капитализма и связывается только с рынком и капиталистическими отношениями, без внимания остаются многие аспекты современных процессов глобализации: географический, политический, информационный, экологический и др., о чем уже немало было сказано в предыдущих главах. На это справедливо указывают как отечественные, так и западные специалисты (В. И. Толстых, В. Б. Кувалдин, В. И. Данилов-Данильян, К. С. Лосев, Э. В. Гирусов, А. В. Кацура, Д. Хелд, А. Макгроу, Д. Голдблат, Дж. Перратон и др.).

Например, В. И. Толстых говорит, что даже при рассмотрении собственно экономических и технологических новаций, тенденций и проблем, которые, безусловно, требуют особого внимания и анализа, необходимо постоянно держать в уме базисное значение социокультурных факторов развития современного общества, используя их методологическую и эвристическую силу. В противном случае невозможно понимание и объяснение ни уже свершившихся фундаментальных трансформаций общества, ни будущего глобального мира. «Недостаточно сказать, что глобализация есть “сугубо цивилизационный процесс”, — подчеркивает он, — надо видеть и объяснить, какие подспудные, тектонические сдвиги и изменения в самой человеческой культуре его вызвали, обусловили и направляют. Зная и понимая это, ни один серьезный исследователь не будет настаивать на том, что сущность глобализации как феномена или процесса является сугубо экономической или технологической».

Однако, как видим, немало и таких, кто на этом настаивает.

Но если не учитывать данного обстоятельства, то Советский Союз, да и всю социалистическую систему, включая Китай и значительную часть развивающихся стран, которые не были частью капиталистического мира и не имели рыночных отношений, следовало бы исключить из процесса глобализации и нужно было бы сказать, что они в ней вовсе не участвовали и, более того, вообще не имели к ней отношения. Также, следуя этой логике, нужно было бы утверждать, что и теперь некапиталистические Северная Корея или Куба, самоизолировавшиеся от внешнего мира, или, например, Иран, выстраивающий свою особую политику, слабо согласующуюся с позицией Запада, к глобализации никакого отношения не имеют. Но это совершенно не так, ибо и Советский Союз, да и весь остальной некапиталистический мир всегда были активными участниками глобальной экономики, не говоря уже о том, что в политической глобализации они порой играли, быть может, главную роль.

Достаточно вспомнить в этой связи так называемый Карибский, кризис, разразившийся в 1962 г. после того, как на Кубе, разорвавшей дипломатические отношения с США, были установлены советские ракеты, а затем последовала блокада острова, и весь мир оказался на грани начала глобальной ядерной войны, или ввод войск коалиции Варшавского договора в Чехословакию в 1968 г., существенно изменивший на многие годы геополитическую ситуацию в мире. Не вычеркнуть названные страны и из географической, экологической, информационной и тому подобных типов глобализации.

Наука Чумаков А.Н. Глобализация. Контуры целостного мира. 3-е издание. Монография

Наука Чумаков А.Н. Глобализация. Контуры целостного мира. 3-е издание. Монография

Третье, дополненное и переработанное издание монографии представляет собой основополагающий фрагмент разрабатываемой автором общей теории глобализации, в которой он воссоздает холистическую (целостную) картину мира и рассматривает глобализацию, с одной стороны, как естественно-исторический процесс, а с другой – как сферу взаимоотношений и противоборства различных сил и интересов. История предстает как единый, разворачивающийся во времени процесс, проходящий определенные этапы, смену которых знаменуют основные поворотные пункты общественного развития, в результате чего происходят эпохальные метаморфозы. В конечном счете логика развития объективных событий порождает глобализацию, охватывающую всю Землю на уровне трех ее основных сфер: геологической, биологической и социальной, которым дается объединенное название – триосфера.<br /> В книге показано, как проходило зарождение и становление глобалистики в качестве междисциплинарной области научного знания, образуемого на стыке философии, естественных, технических и гуманитарных наук.<br /> Книга носит междисциплинарный характер и адресована как научным работникам, преподавателям, студентам, аспирантам, так и широкому кругу читателей. Всех их, несомненно, заинтересуют обширный фактический материал, оригинальные обобщения и увлекательный, доступный стиль изложения проблем, от решения которых зависит будущее человечества.